Страница 141 из 159
Я не хочу рассчитывать на победу до того, как это прозвенит финальный свисток, но трудно поверить, что мы не выиграем, когда играем на своей собственной арене. То, как мы общались, забивали голы, как отбивал шайбы наш вратарь. Преимущество домашнего льда. Нутром чую, что победа будет с размахом. Я знаю это.
Всего несколько месяц назад я не радовался домашним играм так, как сейчас, поскольку находясь здесь, я знал, что никто не пришел сюда ради меня. На выездных играх, по крайней мере, я знал, что ни у кого больше не было стольких фанатов, которые подбадривали бы их или ждали, когда они выйдут из раздевалки. Но здесь мне все постоянное напоминало о том, что я одинок.
Так было до тех пор, пока Стиви не начала приходить посмотреть, как я играю в начале этого сезона. Знание того, что она была в толпе или пряталась, ожидая, когда я выйду после игры, придало мне уверенности. Мне было за кого играть, и это был не только я. Чувство любви, которое я испытывал на домашних играх от близкого мне человека, не сравнится с возгласами фанатов из-за моей игры в плейбоя.
Но теперь я снова один. Билет, который я оставил Стиви, так и не забрали, и единственная семья, которая пришла ради меня, совсем не моя. Это Мэддисоны.
Я закрываю за собой дверь кабинета тренера, прежде чем вернуться в раздевалку.
— Все хорошо? — спрашивает Мэддисон из-за шкафчика рядом с моим.
— Да, но меня завтра не будет на тренировке. Мне разрешили пропустить.
— Зи, мы в одной игре от потенциальной победы в чемпионате. Что, черт возьми, ты творишь, пропуская завтрашнюю тренировку?
Я выбрасываю свою потную майку в корзину, стоящую в центре раздевалки, прежде чем оставить коньки в кабинке для заточки.
— У меня есть кое-что более важное, что мне нужно сделать, — наконец, я встречаюсь взглядом со своим лучшим другом, когда он ошарашенно смотрит на меня. — Поверь мне. Это подготовит меня к этой игре больше, чем когда-либо могла бы подготовить любая тренировка.
* * *
Поездка обратно в мой родной город из Чикаго занимает чуть больше двух часов. Последние шесть лет я жил всего в двух часах езды отсюда, но за все это время ездил туда всего дважды. Один раз на день рождения Линдси, а другой — когда мой отец повредил спину на работе и попал в больницу.
Два часа езды с таким же успехом могли быть сотней. Не имело значения, был ли я просто на улице или на другом конце страны. Я был слишком зол, чтобы вернуться сюда. Я был слишком зол, чтобы видеть его.
Этот неуместный гнев удерживал меня от отношений с отцом в течение двенадцати лет, но, позволив Стиви войти в мою жизнь, я открыл ту часть себя, которую слишком долго закрывал. Я снова жажду любви в своей жизни. Как бы страшно ни было осознавать, но именно ее она и предлагала мне. В глубине души я знаю, что это так. Стиви любит меня — любила меня — а я так боялся позволить кому-либо любить меня, что оттолкнул ее. Как и своего отца.
Сначала я подъехал к дому, но его грузовика на подъездной дорожке не было. Мне не потребовалось много времени, чтобы объехать свой крошечный родной городок, пока я не нашел его автомобиль припаркованным на стоянке единственного спорт-бара в городе. Мой папа не пьет, но он большой любитель поиграть в бильярд, так что я не слишком удивлен, обнаружив его здесь после работы.
В последний раз, когда я разговаривал со своим отцом, Стиви была со мной, и я хотел бы, чтобы она снова была здесь. Недели без нее показали, насколько глубоко она внедрилась в каждую часть моей жизни. С ней все было лучше, проще, наполненнее, но в то время я этого не замечал, потому что она так безупречно вошла в мою жизнь. Наверное, я всегда нуждался в ней, чтобы заполнить пробелы, но не осознавал этого, пока она не ушла.
Запирая свою машину, я направляюсь внутрь. Я даже не пытаюсь спрятаться или низко опустить голову, когда вхожу. Этот город маленький. Я добился успеха в НХЛ. Все знают, кто я такой, но это не похоже на фанфары, которые я получаю в Чикаго. Здесь люди просто гордятся мной.
Маленький захудалый бар затихает, когда я вхожу, не то чтобы там было так уж шумно с самого начала. Внутри меньше двадцати посетителей, и почти все они смотрят на меня. Я выделяюсь повсюду, куда бы ни пошел, но здесь, в моем родном городе, мои брюки от Том Форда, свитер Баленсиага и Лабутены с таким же успехом могут быть мигающей неоновой вывеской.
— Черт, смотрите, кто заглянул к нам, — объявляет бармен притихшему бару. — Сам Мистер-Звезда-НХЛ удостаивает нас своим присутствием, — он театрально кланяется. — Чему мы обязаны такой честью?
— Рад тебя видеть, Джейсон, — смеюсь я, стуча кулаками со своим старым школьным товарищем по команде, когда он стоит за стойкой. — Мой отец здесь?
— Бильярдный стол, — он кивает в его сторону.
Я направляюсь к нему, прежде чем слышу, как у меня за спиной кричат:
— Ты выигрываешь нам Кубок завтра или как?
Оборачиваясь, смотрю на него с понимающей улыбкой на лице.
— Планирую.
Единственный бильярдный стол в заведении спрятан в задней комнате. Мы с отцом обычно приезжали сюда по выходным, когда у меня не было хоккея. Мы тусовались и выпивали по паре газированных напитков, пока он учил меня стрелять из бильярдного кия, так что я точно знаю, где его найти.
— Не возражаешь, если я присоединюсь?
Мой папа отрывает взгляд от своего идеально выстроенного удара.
— Эван? — он выпрямился, ставя кий рядом с собой. — Что ты здесь делаешь?
Его джинсы протерты на коленях, а рабочие ботинки полностью облезли на носках, что говорит мне о том, что он пришел сюда прямо со стройки. Мой отец — разнорабочий, который работает на непосильной работе, чтобы обеспечить свою семью. Его дети оба чрезвычайно успешны в своих уважаемых областях, но он продолжает вкалывать часами, отдавая свои кровь и пот, независимо от того, сколько раз Линдси добровольно предлагала ему уйти на пенсию.
— Я хотел тебя увидеть.
Мой папа застыл в шоке.
— Я надеялся, что мы могли бы поговорить.
Наконец он кивает головой.
— Мы можем поговорить.
Я обхожу стол, вставая напротив него, мы оба смотрим на бильярдные шары, разбросанные по столу, а не друг на друга.
— Разложи их заново, — предлагает папа.
Я делаю, как он говорит, раскладываю шары для новой игры. Я все время чувствую на себе его растерянный взгляд, и он следует за мной, пока я снимаю кий со стены.
Когда я снова поворачиваюсь к нему лицом, он быстро отводит от меня глаза.
— Давай, первый удар за тобой.
Легкая улыбка скользит по моим губам.
— Ты не можешь просто так дать мне право первого удара, — я вытаскиваю монету из кармана, поднимаю ее и напоминаю ему, что именно так мы всегда это делали.
Его грудь вибрирует от тихого смеха.
— Решка.
Подбрасывая монету, я хватаю ее в воздухе и шлепаю по тыльной стороне ладони.
— Это решка.
Мы молчим, когда мой отец делает удар, напряжение витает в воздухе между нами. Но это не признак чего-то нехорошего. Просто мы оба знаем, что нам еще многое предстоит сказать.
Один из полосатых мячей попадает в дальний левый угол, давая ему еще один шанс.
Мы сохраняем молчание, пока он снова выстраивается для удара.
Мы оба делаем еще по четыре удара, прежде чем я останавливаюсь и смотрю на него.
— Я видел маму.
Его глаза устремляются на меня.
— Что?
Я прислоняю свой кий к столу и выпрямляюсь.
— Я пригласил ее на прошлой неделе.
Его лицо вытягивается от сочувствия.
— О, Эван. Ты в порядке?
Я киваю, не в силах говорить.