Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 107



— Нет! Я хочу на том, что мне нравится, — заявил белокурый ангелок и встряхнул пластиковый пакет с трофеями.

— Ла-а-а-а-дно, — протянул я, брезгливо протягивая руку к «счётным палочкам». Я уже упоминал, что ненавижу детей, пока я сам ребёнок?

Так начались долгие дни, пока до меня не дошло, что я учил детей арифметике, а не простому численному счёту.

Целых десять дней я потратил на неверный путь.

Куриные мозги в детском теле.

Вот почему у меня нет памяти о прошлой жизни, но есть осознание того, что она была?

Точно, не я тупой, это перерождение виновато… хотя нет, однозначно я сглупил.

Урок арифметики и мне лишним не будет.

Спустя месяц.

— Один, два… пятьсот! — досчитали близнецы почти синхронно.

— А теперь на раз, делайте вдох, на два — выдох, — начал я, но в этот момент к нам подошло трое взрослых. — Шухер! Директриса!

— Пошли искать жуков! — не растерялась девочка.

— Так похолодало, они спрятались, — поддержал разговор Стас.

— Сорвалось… — пробормотал я, хотя ожидал первого успешного погружения в медитацию в дневное время, а не перед сном. Хотя по факту «медитацией» я называл успешное засыпание.

К нам подошла молодая немного полноватая дама по имени Алла Игнатьевна Павлова, что принимала меня в это заведение. А следом за ней шли мужчина и женщина со светлыми волосами, которые откровенно заинтересованно смотрели на нашу троицу.

— Ася, Стас, пройдите с нашими гостями. Просто поговорите, — произнесла главная дама детского дома.

— Алла Игнатьевна, нас интересует и вот этот мальчик. Он их брат? — спросила женщина.

— Нет, они с Киром не родственники, даже, если будут утверждать обратное, — начала директриса.

— Да, я круглый сирота, — поддакнул я.

— Грязев, помолчи.

— То учат говорить, то рот затыкают, — проворчал я и решил посмотреть на развитие ситуации.

— Какой смышлёный и ершистый. Я бы хотела забрать всех троих. Кирюша? — повернулась она к мужчине.

Тот явно был не готов к такому развитию, но тут вклинилась Игнатьева:

— Кир Грязев не может быть усыновлён. Его родители не признаны погибшими, а пока только пропали без вести.

— Тогда, под опеку? — с некой надеждой спросила женщина, а за её спиной мужчина, кажется, начал посылать некие сигналы, что он против.

— Нет, под опеку так же, к сожалению, нельзя. Вы проживаете на территории другой земли, а по законам Воронежской Губернии вывозить уроженцев нельзя.

— Жаль, но с близнецами подобной проблемы нет?

— Нет.

Вот так я потерял своих первых учеников, но получил свободу.

Но ненадолго.

По какой-то причине обо мне пополз слух, что общение со мной помогает обрести семью. Сто процентов постарались близнецы, но доказательств у меня не было.

А вот навязчивые «друзья» появились в избытке. И ладно бы мелочь дошкольного возраста, но временами вокруг меня бывали даже выпускники. Благо от всех удалось отбиться тем, что со Стасом и Асей мы учили счёт, вот их и забрали, как умненьких.

Буду честным, чисто логически их взяли, как похожих внешне на приёмных родителей. Не больше, не меньше.

Но это не объясняло того, что детей из «Воронежской Обители имени Игната Павлова» начали разбирать по пять-шесть человек в неделю.





А привозили сюда новеньких по такому же количеству в месяц.

Конечно, когда не было чрезвычайных ситуаций, трагедий и катастроф. Тогда детский дом пополнялся намного сильней.

Ну, скучать или спокойно медитировать мне не приходилось, пока к шести годам не наступило затишье. Носителей байки про мою «волшебность» не осталось, остальная детвора так же была не особо общительной.

Казалось бы, всё идеально и наступил момент самозабвенной попытки разобраться с магией, но нас начали обучать грамоте.

Нет, я не был против, только за, но почему с шести лет? Точнее первого сентября мне так вообще было ещё пять.

Что не так?

Но возражать я не стал.

Всё же без близнецов днём я выкраивал немного времени на данную деятельность, а так же стабильно засыпал под привычный ритм.

Но до «звёздочки», то есть Спутника, так и не дорос. Почему-то я ждал, что увижу её перед собой вместо сна.

Должен признать, телевиденье тут показывало только три детских канала. Так что о некромантах я узнал всего несколько вещей:

— они тупые

— они жестокие

— они боятся розовых пони

Допустим, последнее может оказаться правдой, но первые два факта всё же зависят от человека, а не монструозности карликовых лошадей с ядовитой окраской.

Уж радужный хвост — точно признак токсичности или на худой конец радиации. Точно!

Ведь они умели говорить. Даже пони грамотные.

В обители же были следующие дисциплины: математика, чтение, окружающий мир, физическая культура, русский язык и альма.

Последнее, как оказалось, это тоже язык. От русского он отличался отсутствием падежей и среднего рода, а так же ударение всегда было на первый слог. Ну, ещё там не было многих заимствованных слов и их заменяли странные конструкции.

Если «самолёт» и «сАмол-лёт» звучали схоже, то вот «автомобиль» и «крУговоз» уже не так близко.

А уж названия животных, которые не водились в России?

«Зебра» и «пОлос-осёл»? На слух я себе представлял отчего-то не африканское стадное животное, а полоза-осла, шипящего на меня «ши-а, ши-а».

Различия были ещё в глаголах и других частях речи, но в сумме привыкнуть можно.

Альма — выдуманный язык для обучения грамоте периода семнадцатого-восемнадцатого веков.

Кто-то из чудаков-аристократов додумался до подобного.

Правда сейчас на альме говорят зачастую в глубинке, русский отвоёвывает себе потихоньку всё больше поклонников. А вот в прошлом веке, сразу после проигранной Сибирской войны (она же Сибирское Поражение или Заражение), мода на альму захватила страну с новой силой.

Эх, поскорее бы учебный предмет «история». Пока в библиотеке, что нам доступна, я нашёл только детские сказки.

Тц, учебники из кабинета выносить нельзя.

А так как я младшеклассник, доступа в соответствующий кабинет у меня естественно нет.

Я до сих пор стремлюсь не выделяться. Хотя куда уж там? Какое-то время я был центром детского общества.

Вот во втором классе случилось неожиданное.

Физическая культура начала включать основы магии.

И медитация тут оказалась совершенно иной.

Никакого долгого слежения за каким-то предметом.