Страница 160 из 176
— Но даже он ничтожен… в сравнении с тем… — Майрон дрожал уже всем телом, пар струился даже от глаз, — испарялась их естественная влага. — В сравнении с тем, сколь сильно я подвержен… ГНЕВУ!!!
С последним словом он изрыгнул поток пламени. Золотой воин закрылся мечом по наитию, но не успело сердце ударить дважды, как сталь его перчаток и клинка пролилась расплавленными ручьями, а в следующий миг Доргонмаур ударом огромной силы расколол сердцевину меча, прошёл сквозь шлем и взорвал голову витязя. Золотое тело упало навзничь, широко раскинув руки, Майрон остался на ногах.
Он тяжело дышал, озирался совершенно дико, безумно; огненные капли падали с подбородка на грудь. Нуагримг, — металл, который, как считали, мог выдерживать драконье пламя, — покрывался бороздками и капал дальше, на живот.
Несколько ударов сердца рив не понимал кто он и где. Мельтешение обезумевшей толпы, мертвец у ног, — он всего этого не воспринимал, как и себя, и своё тело. Но вот безумный взгляд остановился на костре, огонь покрыл весь столб, и отброшенные чувства вернулись. Всхлипнув, Майрон ринулся к месту казни, он ворвался в самую сердцевину и жар предательски опалил его. Этот огонь принадлежал другому богу, он ненавидел Майрона также, как и всех прочих, слизывал с него кожу и слепил.
Рив уронил копьё, потому что оно лишь мешало, обнял горящий столб, закричал, переламывая его и стал медленно опускать. Он ничего не видел, лишь чувствовал своего ученика в этом пекле, чувствовал последнюю искорку жизни. Когда бревно коснулось земли, несколькими резкими ударами, с трудом, Майрон сбил пламя и смог открыть глаза… чтобы увидеть, как искра погасла. В небесах пророкотал гром, и сквозь народившийся прорыв хлынуло солнце.
Ноги Майрона подкосились.
Чёрный гигант сутулясь, навис над обгоревшим телом, таким тонким и хрупким. Пламя поглотило густые кудри, полакомилось плотью, слизав её до кости, выело прекрасные глаза, иссушило и превратило в пепел всё остальное. Собственные глаза Майрона метались по останкам, руки дёргались, будто порываясь обнять, но бессильно опадали. Он упустил свой последний шанс ещё во время расставания с учеником, и теперь уже никогда не сможет обнять Обадайю. Горечь и смертельная тоска рвали грудь, гигант дрожал. Каждое твёрдое слово, каждое суровое наставление, данные мальчику прежде, казались теперь жестокими и несправедливыми, он всё это забрал бы назад ради того, чтобы ребёнок ожил, но понимал, что с Фонарщиком не торгуются. Майрон не смог уберечь бесценный дар свыше… свет мира иссяк.
Боль выгнула спину дугой, гигант запрокинул голову и горько завыл, по щеке стекла слеза, — первая за его полную испытаний жизнь.
///
Мучения были настолько сильны, что Майрон провалился внутрь себя, туда, в конец каньона, оказался пред огненным столбом.
— ТЩЕТНЫЕ НАДЕЖДЫ, ГЛУПЫЕ ПОМЫСЛИ, — ВСЁ, ЧЕГО ТЫ ДОСТИГ, ИДЯ СВОЕЙ ДОРОГОЙ, ПОТОМОК. ПОСМОТРИ, ВНОВЬ ТЕРЯЕШЬ, И БУДЕШЬ ТЕРЯТЬ ВСЕГДА, ИБО ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ ОТ СОБСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ. ПОСМОТРИ, ЭТОТ ЛОЖНЫЙ БОГ УБИЛ ТВОЁ ДИТЯ. НЕ ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ СВЕРШИТЬ ВОЗМЕЗДИЕ?
Отчаяние и горечь утраты слились в котле гнева и рот Майрона растянулся в оскале, с дымом и искрами меж зубов просочилось рокочущее «Да!»
— НАКОНЕЦ-ТО, — удовлетворённо кивнул тот, внутри столба, — ТЫ ОЧИЩЕН В ДОСТАТОЧНОЙ МЕРЕ. ПОВТОРЯЙ: UTNAG ONGRI BOREN SHIE!
— Шире небес крылья мои! — закричал Майрон истошно.
— ANGREN SORUZ DIEL SHIE!
— Жарче солнца огонь мой!
— VAGORN NAZGOT IYCHASH SHIE!
— Крепче алмаза чешуя моя!
— DUMGOJ ROHAN VARN SHIE!
— Звонче грома рёв мой!
— VAYSHAN UMLO CORN SHIE!
— Глубже бездны голод мой!
— ETNAG LARGA GOROTT SHIE!
— Больше мира гнев мой!
— СВЕРШИЛОСЬ!!!
Огненный столб, не имевший ни конца, ни начала, изогнулся и целиком перешёл в Майрона, — перешёл вместе с тем, кто обитал внутри столба.
///
Когда Верховная мать Самшит поняла, что Доргон-Ругалор покинул их, она поддалась растерянности лишь на миг. Чёрно-алый росчерк унёсся вверх по улице, он стремился к вершине холма, не иначе!
— Кельвин, помогите мне! — отчаянно позвала жрица.
Орудуя клинками, она юркой змеёй направилась к передней части телеги. Кучер был давно убит, как и два из четырёх могучих коней, — лишь оттого два оставшихся не могли пуститься в бегство. Животные кричали и дёргались в упряжи, разрывая свои шкуры до крови, пуская пену, дико вращая глазами.
Когда Самшит прорвалась к животным, Кельвин был рядом, он истекал потом, тяжело дышал, его руки, грудь, лицо, были покрыты кровью, как и её собственные. Одноглазый наёмник так и не смог вернуть прежнюю удаль, последствия отравления давали о себе знать, однако, сил его хватило чтобы выстоять в этой битве рядом с возлюбленной, и Кельвин собирался оставаться подле до самого конца.
Самшит вскочила на спину коня, удержалась каким-то чудом, маленькая словно дитя на громадном звере.
— За мной! — Ударами сабли Верховная мать рассекла ремни, удерживавшие коня, и тот рванул вперёд, подальше из этой преисподней.
У Кельвина не было сил кричать, любые доводы против такого безумства пропали бы впустую. Очертя голову, он запрыгнул на спину второго зверя, и вдруг в руку вцепились чьи-то железные пальцы. Это был один из телохранителей Самнит.
— Я поеду! — прогрохотал он из глубин шлема. — Один Пламерождённый должен следовать за госпожой неотступно!
— Эта животина занята, пошёл вон! — пролаял Кельвин, однако, его не услышали.
Пламерождённый легко сбросил наёмника на землю, порвал ремни, смог удержать тяжеловоза и неловко запрыгнул на спину. Конь истошно заржал, не будь он потомком поколений могучих трудяг, хребет сломался бы, однако, судьба решила иначе. Язвя все жившие когда-либо души, Кельвин выбросил мечи, прыгнул и успел обхватить голень Пламерождённого. Конь бросился рысцой, потом смог перейти в галоп и, не видя иного пути, поскакал вверх по холму.
///
Самшит сильно оторвалась, на верхней трети пути навстречу потекла живая река, скакун легко шёл сквозь неё, расталкивая людей широченной грудью, пока не вырвался на простор, — то была площадь. Спрыгнув, жрица едва не вывихнула лодыжку, перекувыркнулась, теряя саблю, а когда мир перестал вращаться, она увидела невероятное.