Автограф

Артему подумалось, что старик Нифонтов уйдет от него теперь надолго.

Вечером заглянула Наташа Астахова. Это было удачным завершением дня: Артем говорил — Наташа слушала. Артем рассказывал ей о старике Гране, а может быть, и о себе.

Молодежная театральная студия находилась в Центральном доме культуры завода. Современное здание, в огромных окнах которого отражался мягкой акварелью завод. Акварель медленно плыла большим и тоже современным кораблем, слегка дымя трубами и помигивая цветными огнями. Интересно, Ксения обратила на это внимание? Оператор, как понимала Геля, обратил внимание: снял корабль для кинокартины. Когда в яичном зале смотрели первый материал, Кипреев похвалил оператора, сказал: «Именно так, в такой манере, вы должны снять промышленную Москву — ЗИЛ, часовой завод, шарикоподшипниковый, кондитерскую фабрику».

По фасаду Дома культуры тянулись широкие, чисто вымытые ступени, все чисто мыть — страсть на заводе. По ступеням поднимаешься к стеклянным бесшумным дверям с резиновыми манжетами. Просторная гардеробная с пылеулавливателями и бактерицидными лампами, которые включают на ночь для дезинфекции. Холл. В нем, высаженная в бочонки, застыла березовая роща. В роще стояли садовые скамеечки и столики. Была сделана и горка из цветов. Ну, а главное в Доме культуры, конечно, зрительный зал на тысячу мест. С Гелей ходили Инна Швецова из библиотеки и директор Дома культуры — бодрый человек на коротких ножках, который был совершенно не в ладах с произношением некоторых букв; трудно было даже понять, каких именно.

— Сценэ. — Он изо всех сил топал по сцене маленькими ногами, проверяя ее прочность. — Вивоснэй свэт. — Включал выносной свет. — Бэстрое одеванье. — Показывал за сценой помещение для быстрого переодевания и при этом пытался преодолеть имя и отчество Гели. Но получалось что-то невообразимое, состоящее из сплошных букв «э».

В «Реалисте» не было таких просторных помещений для быстрого переодевания. Два огромных зеркала. Директор подошел к одному из них и придирчиво рассмотрел царапину, провел по ней пальцем, покачал головой. Это был хозяин. Пошли дальше, но он все еще оглядывался на царапину.

— Пожэрный зэневис. — Он попытался продемонстрировать пожарный занавес. Ему было приятно удивлять Гелю. Инна, как могла, переводила Геле то, что говорил директор. Он решил продемонстрировать акустику. Взобрался опять на сцену и начал бегать по ней из конца в конец, на этот раз почти бесшумно, шепотом произносил — Тэрь-бэ-рэрь, — чтобы Геля послушала, как это звучит в зале. Очевидно, хотел произнести «Три-ри-рирь», популярное среди актеров упражнение на подвижность языка. Так, во всяком случае, решила Геля.

На секундочку прибежала из цеха Катя Мартынова.

— Поглядите всё! — Снова убежала. Ключ-марка почему-то был у нее в руке.

Геля с удовольствием осматривала Дом культуры. Зал и сцена с портальной аркой поражали. Сцена была обработана тонированным уплотнителем, в зале тоже имелись пылеулавливатели, а нумерация рядов была сделана крупно на стене специальной фосфоресцирующей краской. Это уже роскошь. Геля надеялась — вдруг найдет на сцене гвоздь? Не нашла. Как же, у такого директора найдешь!

Директор показал комнату, где прежде работала молодежная студия. Геля была потрясена — афиши, графики репетиций, эскизы костюмов. Студию возглавлял заслуженный работник культуры РСФСР. На афишах и программках стояла его фамилия — Грачев.

— Умер на семьдесят втором году жизни, — сказала Инна.

— Он создал студию?

— Да.

— Тогда при чем здесь я! — испугалась Геля. — Разве я могу заменить Грачева? Почему сразу ничего не сказали!

— Присматривались к вам. На ваши спектакли ходили.

Геля покачала головой.

— Провели меня.

— Ребята вас полюбили.

— Я не преподаватель. Инна, вам-то хоть это понятно?

— Не бойтесь. Все будет абсолюмант, как говорит наш декоратор Миша.

— Ксения вот не выдержала, ушла.

Геля не забыла, что при разговоре с Ксенией по телефону, когда узнала, что Ксения работает на заводе электрических сталей, воскликнула: «Ты шутишь!»

— Ксения Борисовна мечется. Такая натура.

— У меня нет натуры.

— Совсем другая.

— Ничего подобного.

— Другая. Вы вся другая.

Геля вдруг подумала — и Леня говорит: «Вы совсем похожие и совсем разные». Другая, вся другая! И жить она будет по-другому. Она закончила ГИТИС, где ее учили навыкам преподавания. Надо только все вспомнить. Даже конспекты лекций не выбросила. Поискать надо. Не найдутся — пойдет в родной ГИТИС. Свои не оставят в беде.

Геля начала знакомиться с фотографиями актеров, эскизами декораций — работы Миши. Оказывается, Инна окончила кроме библиотечного техникума театральный факультет народного университета культуры. Когда Грачев умер, возглавила студию. Ни одного спектакля поставить не сумела, занималась с ребятами только декламацией, речью, ритмикой. Постепенно студия начала распадаться.

В комнате висели афиши: «Иркутская история», «Два цвета», «Золушка». Геля рассмотрела афишу, в которой говорилось о забавном вечере под названием «Кто из гоголевских героев?».

Что тут еще висит, в театральной комнате? Схемы упражнений для танцев. Вальс, казанова, сударушка, буяна, липси, курские ритмы. Последнего танца Геля не знала, хотя по танцам в театре считалась специалистом.

— Инна, в студии все танцуют?

— Почти все. Что-что, а танцевать они любят. И хореограф у нас хороший. Танцевала в ансамбле Моисеева. Ведет занятия и по аэробной гимнастике.

На столике лежала программка «Беда от нежного сердца» В. Соллогуба.

— Последняя постановка Грачева, — сказала Инна.

Директор периодически исчезал и снова появлялся.

— Эмеется нэбэльшая костэмэрная. Костюмы для танцэвального энсамбля. Смотрэть будете, Энгэлина Артемовнэ.

— Нет. Спасибо, — поспешно поблагодарила Геля, еле сдерживая улыбку.

— С хэрэографом мы вас пэзнакомим.

— Спасибо.

Висели схемы на внимание, распределение внимания на несколько предметов. Что за распределение внимания на несколько предметов? Качается маятник, показывают какую-нибудь картинку и произносят несколько фраз. Надо отвечать на вопросы: сколько раз качнулся маятник, что было нарисовано на картинке, какие фразы произносились.

— Есть инфирмациэнно-метэдические бэллитени.

Инна смотрела на Гелю и тоже улыбалась. Понимала, о чем думала Геля. Нетрудно было понять. Может быть, Ксения и сбежала от всего этого изобилия? Геле дали бюллетень. Она его раскрыла. Первая глава называлась «Свободное время молодого человека».

— В вэшей работе поможет.

«Подготовленные мероприятия, в которых человек лишь созерцатель, слушатель, — не дают должного эффекта. Чтобы способствовать формированию ведущих сторон личности: мировоззрения, нравственности, необходимы гибкие взаимосвязи пассивных и активных форм воспитания, — начала читать не без страха Геля. — Такая целесообразность позволяет не только дать определенные знания, но и воспитать степень убежденности в них, позицию личности в коллективе, способность применить знания в своем поведении, дать стимулы к интеллектуальному развитию».

«А я сама не отстала интеллектуально от запросов времени?» — подумала Геля. Сюда надо привести Леню, Володю Званцева с его воспитанием воли, с его целесообразностью. Убежать, пока не поздно? Пока плавят сталь? Тихо так исчезнуть? Ксения ведь исчезла тихо.

Инна Швецова опять угадала Гелины мысли.

— Не волнуйтесь. Зачем вы волнуетесь?

— Конечно, — неопределенно сказала Геля.

— Здесь вам будет хорошо, я же сказала. Чем мне вас еще убедить, какими доводами?

— Верю. Будет ли ребятам хорошо со мной? Как я понимаю, Грачев был опытный человек.

— Опыт приходит. Было бы желание. Мы отгадали в вас желание.

Геля была убеждена, что сейчас заинтересованы именно в ней и что авторитет, имя отца ничего здесь не значили. Она свободна, самостоятельна. Полностью. Впервые в жизни. И даже от Рюрика…