Только для посетителей

  Он снял турку и перелил кофе в чашку.

  - Серхио, обслужи гостя, - сказал он и, откланявшись, удалился.

  - Значит, определились? - уточнил Серхио, приняв чашку и добавив в неё специй из разных флакончиков. - Корицу тоже добавлю - вкус по идее будет более насыщенный.

  Я лишь пожал плечами и принял чашку. Пахло странно. Сладко. Корица, мускат... ладан? Я отпил немного - язык сперва решил, что я кью не жидкость, а пыль, костный прах. Но потом ощущение прошло, остался лишь сладковатый привкус напитка и неведомые мне нотки горечи, соли и терпкой пряности.

  - Что это?

  - Асфодель белая, - Джул показала коробочку с сушёными лепестками. - Мы делаем из неё пряность. Она прямо тут растёт, под окном кофейни.

  На перекрёстке, подумалось мне.

  - Местные говорят, что это слёзы умирающей богини, - добавил Серхио откуда-то издалека. - Она оплакивала себя и свой ушедший в небытие род, оставляя смертным своё проклятие, как дар. Эти цветы растут там, где в священную для богини землю упали горькие чёрные слёзы.

  Я молча смотрел на Серхио и Джул. Они суетились за стойкой, улыбались, о чём-то шутили. А мне было холодно, как в могиле.

  - Тот, кто выпьет слёзы, будет проклят навеки, - сказала девушка. - Ну, по легенде. Однако местные знают, что если смешать слёзы мёртвых с напитком живых, то это значительно ослабит их эффект. Так можно коснуться наследия Гекаты. Временно стать проклятым.

  В горле у меня пересохло. Хотелось пить, но из питья у меня был только кофе с привкусом белых цветов.

  - И вы... когда-нибудь... это пробовали? - спросил я.

  - Нет, конечно, - ответил Серхио. - Это особый напиток. Только для посетителей.

  - Для тех, кто знает, зачем пришёл, - добавила Джул. - Бариста, вроде нас, не могут консультировать по таким вопросам. Здесь лишь один ориентир - вы сами.

  Они говорили ещё что-то, но я не слушал. Хотелось воды, смыть вкус пепла, но мне не хватало сил разлепить губы. Анна, милая Анна! Неужели ты и впрямь стоишь где-то рядом, смотришь на меня своими прекрасными глазами, ждёшь, когда я замечу, увижу, услышу? Милая Анна!

  Соседний стул жалобно скрипнул, принимая грузную тушу. Моряк, судя по виду. Седой, с обветренным лицом и красными от соли руками.

  - Жара, как в пекле, честное слово, - заметил он.

  Я согласился скорее из приличия, чем для того, чтобы поддержать беседу.

  - Я ещё в восемьдесят втором, как помнится, вышел в море первый раз. Так вот, такая же жара стояла.

  - Долго ходили по морям? - произнёс я с величайшим трудом.

  - Тридцать четыре года, парень. А потом здесь обосновался. Тут место неплохое, тёплое, море рядом, работа есть. Жаль лишь, что город тяжёлый, злой и чужих не любит. Меня, кажись, тоже так и не полюбил, как я ни старался.

  - Тридцать четыре года. Солидно. Торговый флот?

  Старик приосанился.

  - Он самый, парень. Я в море ещё с младых ногтей. Родился на шхуне. Ходил по Средиземному, потом через Атлантику. Карибы, парень, - вот это я тебе скажу местечко. А какие мулатки - ух! Потом вот я сюда приплыл и бросил, так сказать, якорь. По здоровью, конечно же, сошёл на сушу, но уже через полгода занемог без моря, да и купил яхту. Рыболовецкую, конечно - самое оно для старого моряка. Я морем сызмальства пропитан, всю жизнь оно меня не отпускало, да так и забрало к себе.

  Я поднял на него взгляд.

  - Море тебя забрало, отец?

  - Ну да. Вышел на ночной лов, а там из-за мыса шквал налетел. Яхта вдребезги, а меня на дно. Море оно такое, если захочет забрать, то хоть греби, хоть не греби - всё едино.

  От него пахло водорослями и рыбой, солёные руки казались мокрыми, как и волосы, и одежда. И взгляд. Он смотрел не на меня и не сквозь меня, а словно бы в никуда, в пустоту, где ничего нет.

  - Жарко тут, - старик закашлялся. - Рому бы со льдом. А потом трубочку забить.

  - Это кофейня, отец.

  Он огляделся вокруг.

  - И то верно, парень. Ну я пойду, а ты нос не вешай. Знаешь, когда сильно чего-то хочешь, преграды словно исчезают. Тот вахтовик тоже исчез, и никто не узнал, что это я его. И не смотри так. У меня дочь, она свадьбу тогда играть хотела. Да и дом молодым нужен. А этот прощелыга - да его и не хватился никто. Притопил я его, как только расчёт мы получили. Никто не видел, никто не знал. Только море. Вот оно и решило потом за меня, забрало к себе.

  Я повернулся в другую сторону, стараясь отвлечься и не слушать более его болтовни, но лишь увидел нового собеседника. Молодая девушка сидела на соседнем стуле, понуро опустив голову. Растрёпанные серые волосы висели безобразными прядями, скрывая её лицо.

  - Ты не из этих, - сказала она. - Сразу видно - интеллигент. А я из деревни. Думала вырвусь, но нет. Мать тогда ещё говорила, мол, принесёшь в подоле - убью шалаву. Вот я и ушла от неё, ждала дитя, как чуда. Но чудо пришло, когда я не была готова, и я... я... Я быстро всё сделала, ещё утром в тот же день. А когда нашли меня, то оказалось, что видели всё трое местных ребят. И знаешь... полиции не было. Такое в нашем городке не прощают. Добрые люди за мной пришли и сами всё сделали.

  Она вскинула подбородок, и под густой чёлкой я увидел пустующие глазницы, а на шее косой шрам. Я крепче сжал чашку, жажда боролась во мне со страхом увидеть ещё больший кошмар.

  - Что ты расселся на нашем перекрёстке? - вопила за окном старуха в белых одеждах. - Чего знать-то хочешь? Кто к кому по ночам на свиданки бегал? Или может, хочешь знать, чем ещё промышляет этот хрыч Омар? Колдун он, пасынок Гекаты. А ты не знал? И его халдеи тоже колдуны. Змеиное логово!