Мексиканка

И это вдруг меня успокоило, даже стул показался более мягким: передо мной сидел явно здравый и умный человек. Даже если у него крыша не на месте, он об этом обстоятельстве знает.

Чаю опять-таки налил.

Впрочем, это не означает ещё, что мне безумно рады и оставят ночевать. И тем более не означает, что пустят пожить. Особенно за разумную плату. Я ещё раз мысленно прикинул свой бюджет. По ногам и спине начало растекаться тепло, и мне захотелось остаться в этой квартире – хоть бы и на раскладушке. Пожалуй, я даже готов отдать за ночлег почти всё, что у меня есть – за вычетом еды. Тем более, что после собеседования с Виктором мой бюджет должен вырасти в разы, а то и на порядки.

При мысли о том, как мало всё же у меня денег, стул снова стал холодным и неуютным.

В кухню нервным шагом зашла женщина с короткой стрижкой. Я было привстал, но она махнула мне полотенцем, сиди мол, коротко кивнула в знак приветствия и пожаловалась куда-то в пространство.

– Опять у них тестовый сервер не работает. Я уже Игорю писала, и в РКК писала, но без толку. И менеджеры говорят одно и то же, будто им платят по пять центов за слово, а не за то, чтобы сервера пахали.

Она поджала губы и грустно оглядела кухню.

– Книги навалены опять, присесть негде.

На одной из икеевских табуреток действительно была стопка затрёпанных книг, но рядом стояло ещё две и присесть вполне было можно. Тем не менее я попытался привстать, чтобы уступить место.

– Я вам матрас дам сейчас и простынь, – сказала женщина, останавливая меня жестом. – А подушку потом можете выпросить у девочек: у них больше, чем нужно. Как будто у каждой по две головы. Я сегодня с утра пересчитывала: девчонок две, но голов у каждой – ровно одна штука. Так что им, наверное, полагается по одной подушке, вы согласны?

– Да. Простите. Я не уверен, что здесь надолго. Я на самом деле…

– Ваше дело, – грустно сказала женщина. – Но матрас-то нужен будет?

Я кивнул.

– Ну значит, матрас я вам дам, – сказала она с обречённостью, будто на самом деле хотела сказать «мне придётся».

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо.

Женщина улыбнулась мне и погладила Антиквара по плечу. Тот поморгал, тоже улыбнулся и коротко положил свою ладонь поверх ладони женщины.

– Если о вас кто позаботится, то это Юля, – сказал Антиквар. – Если Юли нет дома, то всегда можно попросить Белку или Стрелку. Если вы не знаете, как отличить одну от другой, то у Стрелки брови домиком, а у Белки родинка на подбородке.

– Ах, да, – сказала женщина, – меня зовут Юлия Юнина. Не перепутайте – а то в имейле все вечно пишут «юлия точка юлина» или «юния точка юнина».

– А Белка и Стрелка? – уточнил я. – Они тоже здесь живут? Почему их можно перепутать?

– Они близняшки, – сказала Юлия.

У неё снова опустились уголки губ, а голос стал жалобным.

– Идёмте, покажу вам комнату, – сказала она обречённо.

В комнате стоял чёрный икеевский стол, а к нему был прижат икеевский же – но из совсем другой коллекции – стеллаж, из тех, в которых все ячейки строго квадратные. Я подумал, что икеевские вещи не столько уютные сами по себе, сколько привычные, а потому могут любое дикое помещение превратить в знакомое место: как будто в джазовом запиле появились ноты «Девушки с Ипанемы». Боковая, выкрашенная в тёмно-синий стена была увешана самыми разными картинками, так что стало ясно, что я далеко не первый человек, которого здесь приютили, ни о чём не спросив: с фотографии на меня смотрела фигура в чёрном плаще, справа от фотографии висел компакт-диск незнакомой мне группы – в рамочке, будто кто-то намекал, что это точно надо послушать, а ещё правее была чёрно-белая фотография обнажённой женщины, которая сидела спиной к зрителю.

– Здесь вот кровать, форточку наконец починили, она открывается, но батарея не регулируется и боюсь, это надолго, – сказала Юлия.

– Спасибо, – сказал я.

– Я за матрасом сейчас схожу.

– Погодите. Э-э-э, что касается финансовой стороны…

– Да это можно не обсуждать, – Юлия коротко махнула рукой. – Еду покупаете, а комната свободная.

– Но… это нормально?

– Нет, ничего не нормально. Но за деньги не переживайте. У нас у всех с деньгами проблем нет. У нас с головой проблемы.

Я не знал, что ответить.

– Если вам негде жить, живите здесь, – сказала Юлия.

Я кивнул.

– Опять говорю, как Антиквар, – пожаловалась она. – Это заразно.

Юлия принесла мне матрас, бухнула его на кушетку и ушла. Я посидел немного на стуле, пытаясь уложить происходящее в голове. Стена, противоположная той, у которой стоял стол, оказалась идеально пустой и белой – будто специально для меня – я перевёл взгляд на свой чемодан, который пока поставил в угол. Четвёртая стена была покрыта бежевыми обоями, у неё стояла кушетка.

«Что ж, по крайней мере, у меня есть четыре стены и кровать» – подумал я.

Это было отличной фразой для письма Салли. Я вытащил из мокрого ещё рюкзака ноутбук, поставил его на стол и открыл пустой файл.

Тут же выяснилось, что я не помню, какого роста Антиквар (а Салли всегда было важно знать, кто какого роста), всё время пытаюсь написать, что Юлия «ноет», а это обидное слово, хотя как ещё скажешь. И – главное – что за девушки живут в этой квартире, и как об этом написать Салли. И стоит ли вообще? И, кстати, не живёт ли здесь кто-то ещё пятый?

Я прикусил нижнюю губу и начал барабанить по клавишам, заставляя себя писать всё как есть. Через полчаса я разогнулся и выдохнул: письмо было готово. Я решил не отправлять его сразу. Формальный повод тоже нашёлся: нужно было хотя бы раз перечитать текст, чтобы исправить ошибки. Салли была достойна писем без опечаток.

И, кстати, раз уж Салли сама сказала, что в письмах можно быть персонажем, то письмо не обязано быть документальным. Неприятные детали можно опустить, так ведь? Я решил, что перечитаю письмо завтра утром, и, если будет настроение, выброшу некоторые детали .

Я, стараясь ступать тихо, вышел в коридор, который снова показался мне изумрудно-бархатной шкатулкой, набитой странностями. Кухня была пустой, но на столе стоял разрезанный пирог с курицей и шпинатом – явно домашний. Кто-то уже съел треть, а нож оставил рядом – будто приглашая угощаться. Я не стал противиться приглашению и отрезал себе, сперва убрав крошки со стола.

Я стал жевать, разглядывая огромную, заставленную всячиной, кухню и выглянул в окно – за окном на дереве повис пластиковый пакет: видимо, ветер, который пригнал меня сегодня по улице в этот дом, ещё не угомонился. На пакете была надпись службы доставки поверх которой было нарисовано два чёрных кружочка, так что трудно было не увидеть в этом мордочку. Казалось, это не пакет, а привидение, которое присело на дерево, как ворона, и заглядывает в окно.

Я подмигнул привидению, помыл тарелку и решил ложиться спать. Сходил за зубной щёткой и пастой и зашёл в ванную.

Ванная комната (тоже огромная) была, как и почти всё в квартире, чистенькой, но потёртой. Зеркало над умывальником потемнело по краям, а раковина местами потрескалась. Ванна с душем были задёрнуты занавеской – но мне было лень мыться, потому что после пирога меня сморило.

В ванной тоже было окно, я стоял к нему спиной. Ветер шуршал деревьями, пока я шуршал зубной щёткой и это двойное шуршание меня почему-то позабавило. Странно иногда – когда случайные глупые детали совпадают, возникает ощущение, что жизнь рифмуется, как строчки стихотворения.

Ещё мне показалось, что прошуршало что-то ещё – наверное, ветер пронёс ещё один пластиковый пакет мимо окна. Мэру пора оборудовать мусорные контейнерами крышками – ну просто же.

Потом я услышал тонкий голос.

– В пятницу у Антиквара день рождения.

Я поперхнулся пеной, откашлялся, повернулся и увидел, что занавеска ванны отдёрнута, а в обильной пене сидит девушка.

– Если у человека день рождения, надо что-нибудь подарить, – сказала она с комичной рассудительностью.

Я встретился с ней взглядом, девушка улыбнулась во весь рот, а брови её при этом взлетели, как будто она сама была удивлена нашей встрече. Я невольно улыбнулся в ответ – у девушки было хорошее, открытое лицо. И голос, хотя она и передразнивала Антиквара, не был язвительным: она просто забавлялась и словно приглашала всех остальных посмеяться вместе с собой – давно не встречал такой чистой, простой радости. Я сразу же забыл, что это незнакомая девушка, к тому же обнажённая: она ведь на это не обращала внимания.