Мексиканка

Дара и Салли быстро повиновались. Реджи отложил Кита Джаррета и вытащил другой конверт.

– Что видите, господа молодые взрослые?

– Две женщины, – пожал плечами Дара. – В шляпках по древней моде. Лица за этими… тюлями?

– Это называется «вуаль», – сказала Салли. – Чёрная вуаль. Такое носили на похоронах. И одежды у них чёрные. И шляпки чёрные.

Робот подошёл к ним и протянул конверт в руки.

– Ага! – сказала Салли.

Дара не сказал ничего, но нахмурился. Вблизи было заметно, что скрывает вуаль: на лицах женщин были синяки и язвы. Дара перевернул конверт: на оборотной его стороне была третья женщина. Очень красивая, молодая, в светлой одежде, но тоже в чёрной вуали, закрывающей лицо. Свет падал на неё справа и на левой половине лица, которая была в тени, тоже просвечивали синяки.

– Ну да, – сказала Салли. – Разглядеть можно только на таком большом конверте.

– Теперь представьте, вы заходите в магазин, видите на прилавке новый альбом знакомой группы. Берёте конверт в руки и замечаете мелкие детали, а детали эти сразу говорят вам о чём-то трагичном и загадочном. А? О-о-о! Вы ещё иглу на пластинку не опустили, а музыкант уже начинает рассказывать историю. И кстати, есть кое-что ещё, чего вы не заметите никогда, если будете слушать альбом в интернете.

Робот замолчал.

– Вот прямо-таки никогда? – с вызовом спросила Салли.

– Давайте заключим пари, – вежливо сказал робот.

– Что за чёрт! – только и сказал Дара.

Салли молча протянула роботу ладонь и робот пожал её. Даре только и оставалось, что разбить рукопожатие. Они пошли домой и вернулись на следующий день.

Салли проиграла.

– У интернета нет двух сторон, – сказал робот. – А у пластинки есть две стороны. И тот, кто слушал музыку с пластинки, тот сразу заметил, что все песни о женщинах, но на первой стороне песни про ревность и измены, то есть о всём плохом, что может произойти между женщиной и мужчиной. А на второй – про любовь и материнство. То есть про всё хорошее. Кстати, если вздумаете коллекционировать винил, никогда не трогайте рабочую поверхность пластинки пальцами. Жирные пятна испортят звук, придётся отмывать. И не вздумайте отмывать этиловым спиртом: на пластинках, сделанных в начале XXI-го века стали делать покрытие, которое вздувается от спирта.

Робот бережно убрал пластинку в прозрачный пластиковый конверт, поставил на полку и достал другой конверт: на нём обнаженная женщина с красным рюкзаком на спине сигналила машинам у трассы.

– Или вот, например: история на этом записи разворачивается в реальном времени и вместо названий песен временные отметки. То есть слушатель может следить за историей как за спектаклем. И изначально ему давалось пять секунд, чтобы успеть перевернуть пластинку и продолжить слушать, но когда альбом перенесли в цифру, то паузу не добавили и хронология сбилась.

Странно, не находите, а, молодые взрослые? Никто не повторил такой эффектный ход. Произведение надо прожить. И когда слушаешь, и когда пишешь.

– Когда пишешь? – переспросил Дара.

– Конечно. Писать план романа – полная глупость.

– Почему глупость? – возмутился Дара.

– Такая же глупость, как писать свою творческую биографию до того, как сел за рукопись. Ну сам представь: ты сочиняешь эдакую увлекательную историю: начал писать, за тобой начали следить спецслужбы, ты сбежал в экзотическую страну, написал там роман, ушёл в запой, женился, новая женщина вытащила тебя из запоя, ты написал роман, посвятил ей, она разбилась на автомобиле, ты постригся в монахи, написал новый роман, ушёл из монастыря в запой, тебя ударила молния, ты протрезвел и написал новый роман – совершенно ошеломительный, но не на родном языке. Умираешь, роман переводят – и тут твоя слава становится настолько оглушительной, что кто-то пишет твою биографию – а она вот уже, написана тобой. Так вот ты всё это сочиняешь и начинаешь жить по составленному плану. Как тебе?

– Но это же абсурд. Во-первых…

– Вот и я говорю, – перебил робот, – абсурд. Книгу надо не спланировать, а взять и прожить. И почему этого никто не понимает?

– Почему пластинки, почему пластинки? Они ещё спрашивают, – добавил робот почти ворчливо.

Он убрал пластинку с обнажённой женщиной в пластиковый конверт, бережно поставил на полку и снова достал «Кёльнский концерт» Кита Джарретта и извлёк из конверта диск. Молодые взрослые обратили внимание на то, что робот действительно никогда не доставал диск, зажав пальцами, хотя и не мог его испачкать. Вслед за Мёрфи он касался только кромки пластинки и бумажного пятачка в центре, держа диск, как официант блюдце.

– Потому что… – сказал робот.

Он поднял пластинку на уровень глаз, будто залюбовался чёрным кругом и поднёс к ней указательный палец левой руки. Фаланга пальца отщёлкнулась, как крышка, и под ней оказалась плоская отвёртка. Робот коснулся ей пластинки и медленно – от центра к краю – процарапал диск.

От скрежета Дара и Салли подобрались. Дара даже подпрыгнул было в кресле, чтобы броситься остановить робота, но сдержался.

Робот поставил пластинку на вертушку, крутанул диск и опустил иглу. Из колонок помимо привычного потрескивания каждые несколько секунд стал раздаваться громкий щелчок. Когда зазвучала музыка, стало понятно, что диск безнадёжно испорчен: рояль звучал тише щелчка. Робот спокойно наблюдал за этим. Дара и Салли переглядывались.

– Что всё это значит? – не выдержал Дара.

Робот поднял указательный палец: мол, подождите. Через несколько минут они обнаружили, что проигрыватель издаёт одни и те же ноты после каждого щелчка: очевидно, из-за царапины игла не могла двигаться дальше и пробегала по одному и тому же витку.

Робот кивнул и выключил проигрыватель, не поднимая иглы, так что диск плавно замедлился и последние ноты прозвучали так, словно Джаррет потерял силы играть и закончил диск фальшивой музыкальной фразой, уходящей всё ниже и ниже.

Робот продекламировал, не поднимая взгляда от изувеченной пластинки:

In Xanadu did Kubla Khan

A stately pleasure-dome decree:

Where Alph, the sacred river, ran

Through caverns measureless to man

Down to a sunless sea.

Эти строки – лучшие в английской поэзии – пришли Кольриджу во сне. Он был болен и, приняв опиум – других средств тогда не было – в наркотическом сне увидел то, о чём читал у Марко Поло: дворец Кубла-Хана. Кольридж проснулся с убеждением, что сочинил (а может и услышал) две или три сотни строк. Начало – малый фрагмент стихотворения – он записал. Его труд прервал чей-то внезапный визит, и остальное он, к немалой досаде, вспомнить не смог.

Это произошло в 1797 году.

Что менее известно, так это то, что в 1816-м, двадцать лет спустя, в Париже был опубликован первый на Западе перевод с персидского «Джами ат-таварих» (сборника летописей) Рашид-ад-дина. В этой книге было написано: «К востоку от Ксанаду Кубла-Хан воздвиг дворец по плану, который был им увиден во сне и сохранён в памяти».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.