Живая душа

И Римма изумилась, откуда соседке это известно. Ни Щучалин, ни Римма никому не жаловались, наоборот — скрывали свои ссоры. Значит, соседка сама догадалась. Значит, это уже всем заметно…

Неожиданно для себя — может быть, потому, что на душе было так пусто и мертво, — Римма решила поплакаться соседке. Попробовала рассказать, что случилось, и вдруг увидела, что рассказать-то нельзя. Слова получаются неубедительными, да и суть происходящего между ней и Кириллом логично не изложишь. Не складывается совместная жизнь, что-то в ней не так, что-то в ней не то… Общие слова. Не хватает только банального заявления, что они с Кириллом характерами не сошлись.

— Он у тебя вроде непьющий? — спросила соседка.

— Да, непьющий.

— И по бабам не ходок?

— Да нет.

— Может, разлюбила?

— Не знаю…

— Э, видать, не разлюбила! Да с нашей сестрой это редко случается… Постой-ка, а вы который год живете?

— Пятый.

— Так что ж ты удивляешься?! Думаешь — только у вас раздоры? В любой семье пятый год нелегок… Вон, и в газетах пишут: больше всего разводов на пятом году!

Римма поразилась нелепости этой приметы:

— Да почему?

— А кто знает. Статистика! Может, только на пятом году начинают разбираться супруги, каковы они на самом-то деле… А может, подруженька, взрывы на солнце действуют. Циклы там всякие, расположение планет…

— Чушь какая, господи!

— Нет, не чушь. Мы с Витькой тоже едва не расплевались на пятом году. А перезимовали, перетерпели, и ничего…

Всю дорогу до школы Римма корила себя за то, что разоткровенничалась с соседкой. Разговор вышел глупейший, а соседка теперь раззвонит по всему дому, и в глаза людям будет совестно взглянуть.

Первую половину дня она провела в школе, затем поехала со своим классом в Дом пионеров, где проводилась городская математическая олимпиада. Четверо из ее мальчишек — молодцы, решают задачки институтского уровня. Мальчишки на олимпиаде тоже не подвели Римму, заняли все призовые места. И пока шел заключительный тур олимпиады, пока надо было переживать за мальчишек и следить за их одноклассниками, сидевшими в зале, Римма хоть чуточку отвлеклась от своих мыслей.

А возвращаться домой было страшно. Невыносимо страшно. И Римма попросила директора школы, тоже ездившего на олимпиаду, чтоб он ее проводил. Директор изумился, подумал, вероятно, бог весть что… Но все же проводил, и по дороге они обсуждали, кого из мальчишек надо рекомендовать в специализированную школу при Сибирском отделении Академии наук…

Ключ лежал под ковриком, на том самом месте, куда Римма его положила. Она вошла в квартиру, на всякий случай заглянула в одну комнату, другую, зачем-то включила свет в ванной. Потом уселась на кухне в той же позе, что и вчера. И опять с металлическим цоканьем стучали за стеной часы и дребезжала форточка, когда по улице проезжал грузовик.

Делать ничего не хотелось и думать тоже не хотелось. Пусть все будет, как будет. Сегодня, подумалось ей, надо лечь пораньше; приведу дочку из садика, потом уложу в постель и сразу лягу сама, а если не засну, буду просто лежать и ни о чем не думать. Надо копить силы, потому что завтра опять занятия в школе, и до летнего отпуска еще долго, и необходимо продержаться эти месяцы.

О Кирилле она, кажется, сейчас не думала, но вдруг поднялась, подошла к телефону и машинально набрала номер аэропорта.

— Скажите, у Щучалина есть сегодня рейс?

— Включите телевизор! Только быстрей!..

— Что?! Я спрашиваю…

— Да, да! Включайте телевизор!

Она не поняла ничего. Решила, что попался тот же самый шутник, что посмеивался над нею года четыре назад, сообщая о теплом море и курортных девушках. Она шваркнула трубку, но телевизор все-таки включила. Еще не появилось изображение на экране, а уже сквозь гудение и треск послышался торжественный голос диктора:

«Кирилл Щучалин и его товарищи продемонстрировали превосходное мастерство и подлинное мужество. Только что нам сообщили, что министр гражданской авиации прислал приветственную телеграмму, в которой благодарит командира и всех членов экипажа. Мы тоже присоединяемся к поздравлениям, приветствуем Кирилла Щучалина и его товарищей!»

Когда экран просветлел и появилось изображение, диктор уже умолк; показывали какой-то завод и сеялки, выезжающие из его ворот… Да что же это такое?! Господи, что случилось? В каком рейсе вдруг оказался Щучалин, что он совершил, почему его сейчас поздравляют?

Римма вновь бросилась к телефону, позвонила дежурному.

— Я не успела!.. Ну, по телевизору! Все уже кончилось, я не поняла, я же ничего не знаю!

— Как не знаете?!

— Да так! Объясните!..

Дежурный, очевидно, ей не поверил. А потом все-таки рассказал, что у Щучалина при посадке заело шасси, он не мог его выпустить, пришлось сажать самолет на брюхо. Было крайне трудно, однако командир все же произвел посадку, машина цела, ни один пассажир не пострадал. Экипаж держался великолепно, но все говорят: если бы не Кирилл, то…

— Когда это было?!

— Да вчера днем! Он, что же, не рассказывал вам?..

Она опустила трубку. Невероятно. Оказывается, это было вчера. И Кирилл даже и словом не обмолвился, даже не заикнулся! А может… а может, он бы и рассказал, но ведь началась эта ссора… Кирилл не таков, чтобы выкладывать новости прямо с порога, а тут была новость, которой можно похвастаться. А он хвастаться совершенно не любил…

Какое счастье, что ссора произошла уже после ЧП, что Кирилл еще был спокоен, относительно спокоен. А если бы он, волновался, если бы нервничал в полете, если бы мысли его были заняты другим?!

Впервые, впервые за эти пять лет Римма вдруг сообразила, что ЧП, случившееся вчера, могло произойти в каждом рейсе. В каждом… Это могло случиться и полгода назад, и год назад, и может случиться завтра. Такая у Кирилла работа.

Раньше она этого не сознавала; ей казалось, что совместная жизнь с Кириллом касается только их двоих да еще дочки, которая болезненно переносит постоянные ссоры. А на самом деле их личная, семейная жизнь затрагивает многих людей, и порой от нее зависит даже существование этих людей. И, вероятно, то же самое можно сказать о других семьях, где живут не обязательно летчики, а какие-нибудь шоферы и доктора, горняки и нефтяники… Просто случай с Кириллом самый наглядный. Но он — не исключение; нету отдельной человеческой судьбы, а все судьбы людские связаны между собой.

Римма не знала, наладятся ли вновь ее отношения с Кириллом, вернется он к ней или нет, и если вернется, то станут ли они жить хорошо. «Всяко бывает», — как говорил когда-то Кирилл. И самый трудный пятый год еще не закончился… Но Римма знала, что вот эта мысль о людских судьбах, зависящих и от нее тоже, теперь уже не забудется.

Постукивали часы за стенкой. Она их не слышала, она ждала — не раздадутся ли на лестнице знакомые шаги.

Авторизованный перевод Э. Шима и Т. Яковлевой.

МЕСЯЦ В ГОРОДЕ

Можно было улететь самолетом и через какой-нибудь час оказаться дома, но Турков не торопился, — решил добираться теплоходом. Будет в дороге целые сутки, наедине с самим собой. Достаточно времени, чтоб все обдумать, понять, разобраться. А разобраться в случившемся надо непременно.

Он взял билет; в гомонящей толпе пассажиров поднялся на раскаленный от солнца, пахнущий краской теплоходик. Посадка закончилась неожиданно быстро; вскипела над бортом вода, желтея пузырями; отвалили от пристани… Покатились, как на саночках, только ветер бьет по глазам.

И когда осталась позади пристань, уходя вбок, заслоняясь береговым обрывом, Турков с пугающей отчетливостью почувствовал всю краткость предстоящей дороги. Сутки… Всего сутки. У Туркова сжалось, замерло сердце. Он пробовал успокоиться, твердил себе, что никакой беды нету, что он придумал ее, вообразил, что спустя месяц-другой будет смеяться над своими страхами… А сердце сжималось, — будто в холодном кулаке его стискивали.