Страница 51 из 63
Ошеломленный эсбеушник растерянно держал куртку в руках:
- Я думал, мы с тобой того… поспим… Ну или не поспим… В смысле…
- С ума сошел – какой уже сон-не сон? – Эля распахнула входную дверь, - Утро скоро, мне ребенка вот-вот будить! – и она безапелляционным жестом указала ему на площадку – выметайся.
- Ребенок – это да, это конечно… - он медленно натянул куртку, двинулся было к двери, задержался на пороге, - Ну ты смотри, я как с нашей бухгалтерией договорюсь, так сразу позвоню.
- Да-да, - нетерпеливо кивнула Эля, слегка подталкивая его на выход.
Он наклонился к ее губам… Но она лишь мотнула волосами и ухватилась за дверную ручку, волей-неволей заставляя его переступить за порог.
- И насчет новых шмоток я обещал, обязательно договорюсь…
- Конечно-конечно, ты очень любезен, - не слушая его кивнула Эля и потянула тяжелую дверь на себя. Ему пришлось отступить еще на шаг, чтобы не получить створкой по лбу. – Свяжемся-созвонимся…
- Элли! – негромко, но как-то очень значительно окликнул ее Александр, - Что с тобой?
- Ни-че-го! – раздельно сказала она, - То есть, абсолютно, стопроцентно ничего! – и она решительно рванула ручку, оставляя его недоумевающую физиономию по ту сторону плотно закрытой двери.
Щелкнула засовом, и привалилась спиной к створке, тяжело переводя дух.
Глава 36
Приволакивая враз ослабевшие ноги, она вернулась в слабо освещенную ночником комнату. Как была, в шубе на голое тело, легла на неразложенный диван. Слишком уж их много – тех, от кого Савчук умудрился хитро припрятать записи результатов, кто теперь ищет их и готов заплатить любую цену за то, чтобы их заполучить. Американский фонд, родное СБУ, загадочные камуфляжники… Прямо не поиск потерянного изобретения, а давка за импортными лифчиками в давние советские времена. Даже университетское начальство тут крутится, хотя вот оно-то, убогое, из шкуры выпрыгивает не за миллионное открытие, а за гораздо меньшие суммы. Где уж одинокой бедной женщине уцелеть в такой толпе жаждущих денег мужиков, а уж тем более реализовать собственные планы. Но надо, надо подумать, надо просчитать каждый шаг…
Эля всего на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла, не сразу вспомнила: что с ней, где она и как здесь очутилась. Она помотала головой, крепко потерла лицо ладонью. Надо же, уснула… Тьма за окнами приобрела синеватый оттенок – единственное, что отличало зимний рассвет от зимней ночи.
Эля села на диване, посмотрела на часы. Ого, ничего себе! Она стремительно вскочила, скинула шубу и в темпе натянула на себя домашние брюки и футболку. Ей еще повезло, что бабушка пока со своей половины не вышла. Застукала бы ее – спящую на диване в шубе на голое тело – вопросов не оберешься. Эля стремительно рванула в ванную и почти запрыгнула под душ. Странно, что бабушки до сих пор нет. Обычно она просыпается раньше Эли, и тут же уходит с пропитанной ненавистью отцовской территории на Элину половину. Обычно когда Эля встает, бабушка уже варит себе кофе и гремит сковородками на Элиной кухне. Эля накинула купальный халат и снова поглядела на часы. Очень странно. Давно бабушке пора выйти оттуда.
Эля остановилась у двери отцовской квартиры и настороженно прислушалась. Вроде тихо… Потом отпрянула – сквозь деревянную створку смутно слышались чьи-то шаги. Бабушка? Ну наконец-то… Но шаги протопали мимо, дверь так и не открылась. Значит, кто-то там, в квартире отца прошел в ванную. Бабушка или не бабушка? Проспала дольше обычно и только теперь пошла умываться? Или то была вовсе не она, а бабушка все еще спит – легла вчера поздно, вот и заспалась. Или… Эля напряженно посмотрела на дверь и принялась нервно обкусывать заусеницу на пальце. А если бабушке ночью стало плохо? Она ведь гордая, после всего случившегося она ни отца, ни его жену не позовет, как бы худо ни было. Что, если сейчас она лежит одна, с сердечным приступом, и острая боль все нарастает и нарастает в груди. А отец и его жена ходят по квартире, пересмеиваются, готовят завтрак – и тоже не заглянут к бабушке. Ни за что. Это Эля знала совершенно точно. «Умри она там, в своей комнате, пока дурной запах не попрет, не снизойдут поинтересоваться, чего это мамы так долго не видно» – зло тряхнула головой Эля, и почувствовала как в груди булькает и перекатывается ледяной ком ужаса.
А если все, что она навоображала – правда? Бабушка не выйдет ни через пять, ни через десять, ни через пятнадцать минут… ни через час, ни через два. И все это время Эля так и будет сходить с ума здесь, у себя, потому что даже понимая, что случилось самое страшное, не решится взяться за ручку отцовской квартиры, войти туда и под замораживающим взглядом отца дойти до бабушкиной комнаты. Господи! Пусть случится что угодно, лишь бы бабушка сейчас вышла оттуда, живая и здоровая…
Дверь распахнулась, чуть не съездив Элю по лбу, и в коридор, возмущенно потрясая листом бумаги, вылетела бабушка:
- Ну всякое я предполагала, но что мой сыночек осмелился… - конец фразы потонул в нечленораздельном яростном рыке, смешанном со слезами.
С судорожным облегчением Эля перевела дух – Господи, спасибо тебе! – и выхватила листок у бабушки. Прочла и тут же укоризненно подняла глаза к потолку: «Ты и впрямь очень похож на отца, Господи. На моего отца. Во всяком случае просить ты меня сегодня отучил вполне успешно. Я просила «что угодно» – и я получила. Полным рублем».
- Обнаружила это, приколотое к холодильнику! – бушевала бабушка, - Он теперь со мной не разговаривает, он теперь мне писульки карябает!
Буквы, написанные кривоватым отцовским почерком, так хорошо знакомым Эле – сколько его статей она в свое время перепечатала, еще даже не на компьютере, а на старой, раздолбанной пишущей машинке! – блохами скакали перед глазами, словно хотели спрыгнуть с листа, увернуться от ее взгляда.
«Вещи, которые должны быть возвращены немедленно!» – гласил безапелляционный заголовок. И дальше следовал четкий, по пунктам список:
«Серебряные ложечки, принесенные в приданное моей покойной женой».
«Принадлежащий лично мне серый телефонный аппарат, подаренный моей нынешней женой».
«Детские книги, изъятые без моего разрешения и ведома: «Сказки братьев Гримм», «Чипполино», «Старик Хоттабыч», «Волшебник Изумрудного города», «Карлсон». Возможно, есть и другие, но, к сожалению, не помню, поэтому полагаюсь на честность, которой нет!»
- Ложечки! Телефончик! – бабушка металась по коридору, не в силах остановиться, - Я сама, дура старая, подарила им аппарат с переносной трубкой, а тебе мы переставили старый. А теперь оказывается, все его!
Эля подняла на бабушку остановившиеся, непонимающие глаза:
- Он хочет забрать у Яся детские книжки? – неживым голосом спросила она.
Бабушка глухо, страдальчески вскрикнула и бросилась к Эле:
- Маленькая моя, не надо, не плачь! Ничего мы ему не отдадим, никаких книжек…
- Отдай! – глухо сказала Эля, перехватывая протянутые к ней бабушкины руки, - Отдай ему все, что он захочет.
- Нет!
- Да, - Эля поглядела бабушке в глаза и несколько раз подтверждающе кивнула, - Он ведь согласился позвать оценщика для совместной продажи – и теперь отлично знает, что мы у него на крючке. И будет пользоваться по полной программе. А мы будем молчать и выполнять все его требования – лишь бы он снова не отказался. Бабушка, нам нужно разъехаться с ним, чего бы нам это не стоило! Сегодня он у ребенка детские книжки отбирает – что он сделает с ним завтра?
- Давай я хотя бы купленный мной телефон заберу – а им этот самый серый поставлю, раз он им так дорог! – мстительно пробормотала бабушка.
Но Эля категорически покачала головой:
- Ничего! Я все что угодно отдам, чтобы мы спаслись отсюда, и Ясь не жил под этим вечным дамокловым мечом своего так называемого дедушки!
«И чтобы самой не сжиматься в комок, когда он проходит по коридору, и не бояться, что ты умрешь там, за плотно закрытой дверью, а я не сумею преодолеть свой страх перед отцом и прийти тебе на помощь».