Страница 36 из 91
Глава 20
Войдя в гостиную, я увидел Анну Николаевну и молодого человека лет двадцати шести, в тёмном костюме, персиковой рубашке и узком галстуке в полоску. Коротко подстриженный брюнет сидел на краю плюшевого кресла, подавшись вперёд и нервно сцепив руки в замок. При моём появлении он вскочил и замер, а затем резко поклонился — словно пополам сложился.
— Это Борис Михайлович, — представила его жена Зинберга.
Сама она стояла у окна, комкая в руках носовой платок, который, видимо, раздобыла, пока ходила за секретарём мужа.
— Добрый день, — сказал я, напустив на себя строгий вид. Это всегда полезно, кто бы перед тобой ни был. Маленькие люди пугаются, а большие воспринимают тебя всерьёз. — Меня зовут Максимилиан Пожарский.
— Я знаю, Ваше Сиятельство, — проговорил секретарь неожиданно высоким голосом.
Близко посаженные светлые глаза неподвижно смотрели на меня. Я обежал худощавую фигуру секретаря взглядом. Брюки выглажены, ботинки начищены, из-под рукава выглядывают часы. Интересно было бы на них взглянуть — по ним часто можно понять, сколько человек зарабатывает, а иногда — сколько утаивает.
Я сел в кресло и указал секретарю на другое.
— Садитесь. В ногах правды нет.
Молодой человек пару секунд нерешительно потоптался и опустился в кресло. Со стороны это выглядело так, словно он сложился подобно столярному метру.
— Как ваше полное имя? — спросил я.
— Раскатов Борис Михайлович, — ответил секретарь.
Он сидел неподвижно, вжавшись в кресло и вцепившись тонкими пальцами в подлокотники.
— Вы давно знали профессора?
— Нет, не очень. Мы с Анной Николаевной автоматически становимся подозреваемыми?
— А⁈ — встрепенулась жена Зинберга. — Что вы такое говорите, Борис Михайлович⁈ — её рука с зажатым платком остановилась на уровне груди.
Она отошла от окна и опустилась на диван, испуганно глядя на меня.
— Вы думаете, что я или Борис Михайлович могли убить Костю⁈ — её брови так высоко поднялись, что лоб покрылся по крайней мере сотней морщин.
— Я должен опросить всех свидетелей, — ответил я с лёгким раздражением. — И естественно, начинаю с тех, кто был рядом с убитым в момент его смерти. Возможно, кто-то из вас последним видел его живым. Борис Михайлович заговорил о подозреваемых — не я. Когда вы получили должность у профессора? — обратился я к Раскатову.
— Я пришёл на собеседование два месяца назад, когда Константин Анатольевич вернулся из экспедиции. Ему понадобился секретарь, чтобы разбирать бумаги, отвечать на письма, планировать время и так далее.
— Сам он не справлялся?
— Видимо, нет. Профессор большую часть времени посвящал научной деятельности. Он не хотел растрачиваться по мелочам.
— Работы была для него его жизнью, — вставила вдова.
Я бросил на неё строгий взгляд, и она сразу сникла.
— Значит, вы ему были большим подспорьем?
Секретарь скромно пожал плечами.
— Это правда, — всхлипнув, снова вмешалась Анна Николаевна. — Костя говорил, что без Бориса Михайловича он как без рук.
— Сам он не был аккуратен?
— Нет, — помотала головой женщина. — Какое там!
— Профессор был педантом в науке, — сказал Раскатов. — А во всём остальном полагался на меня.
— Понимаю. Вы с ним ладили?
— Конечно, — кивнул секретарь. — У нас были хорошие деловые отношения. Анна Николаевна может это подтвердить, — молодой человек перевёл взгляд на женщину.
— Да-да! — поспешно кивнула та. — Мой муж был очень доволен Борисом Михайловичем. Я сама слышала, как он однажды хвалил его по телефону Вадиму Петровичу.
— Правда? — лицо секретаря дёрнулось. — Я и не знал.
Он польщённо улыбнулся.
— Честное слово! — всхлипнула женщина и отвернулась, поднеся к лицу платок. — Он вас очень ценил.
Кто этот Вадим Петрович? — поинтересовался я.
Коллега профессора Зинберга, — с готовностью ответил Раскатов. — Фамилия его Девятаев. Тоже учёный, из института. Уважаемый человек, насколько я могу судить.
— Анна Николаевна, давно был этот разговор?
— Три дня назад, в субботу.
— Девятаев здесь бывал?
— Много раз, — кивнул секретарь.
— Зачем?
— Я так понял, что они с профессором были старыми друзьями.
— А вы что скажете? — я взглянул на вдову.
— Костя и Вадим Петрович дружили много лет.
— Сколько именно?
— Даже не знаю… Они были знакомы ещё до нашей свадьбы, а мы с Костей прожили без малого тридцать лет.
— Когда Девятаев заходил последний раз?
— Вчера. Кажется, около трёх пополудни.
— А вы что скажете? — я взглянул на Раскатова.
— Ну да, вроде около того, — мне показалось, что секретарь слегка расслабился, хотя всё равно выглядел настороженным. — Они говорили в кабинете.
— Вы знаете, о чём шла речь? Присутствовали при разговоре?
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Когда пришёл профессор Девятаев, мы обсуждали одну конференцию, но Константин Петрович попросил меня выйти.
— И он не рассказывал вам, о чём беседовал с Девятаевым?
Секретарь покачал головой.
— Нет. Если бы он хотел, чтобы я это знал, то не стал бы…
— Выставлять вас за дверь, — закончил я за него.
— Константин Анатольевич был деликатен, но по сути, да, — после короткой паузы проговорил секретарь. — Думаю, разговор был частный и меня не касался.
— Во сколько ушёл профессор Девятаев?
— Около пяти, — сказала Анна Николаевна. — Я проводила его до двери.
— Он не казался расстроенным?
— Да нет.
— Он приносил что-нибудь профессору?
Женщина пожала плечами.
— Вроде, нет. Но я его специально не разглядывала. Во всяком случае, в руках у него ничего не было.
— Может, он что-нибудь уносил, когда уходил?
Анна Николаевна слегка нахмурилась.
— Кажется, да…
Я заметил, что Раскатов слушает женщину с большим вниманием. Он даже не моргал. Кажется, не только мне было интересно услышать ответ.
— Что именно? — спросил я.
— Большой конверт.
— Опишите его как можно подробнее. Размер, толщина, цвет, марки — всё, что вспомните. Это может быть очень важно.
— Ну, я видела его мельком, — произнесла женщина неуверенно. — Кажется, он был светло-коричневый, из плотной почтовой бумаги.
— А размер?
— Примерно тридцать на двадцать сантиметров. Толщиной в полтора пальца. Во всяком случае, мне так показалось. Марок я не заметила.