Страница 2 из 18
— А согласись Евка еще по четыреста золота за билет доплатить, ехали бы мы сейчас, как короли, на «Капризе». Двухместные каюты, обслуживание по высшему разряду, эх! — вздохнул Акимыч. — Ладно, дышать тут все равно нечем, пойду проверю как там наша железяка, мне что-то не понравилось с каким видом он пялится за борт. Опять-таки интересно, как там наша мадам Бульон устроилась.
— Только не вздумай так ее называть.
— Я что, дурак что ли?
К сожалению, к мысли, что свежий ветер палубы куда предпочтительнее духоты каюты, пришли и все прочие пассажиры, так что на палубе оказалось очень людно и шумно. Трапы убрали, паруса развернули, и те захлопали по ветру, как огромные простыни. Караван неспешно двинулся на выход из порта. К счастью, большая часть пассажиров-игроков с палубы практически сразу исчезли: обитатели трюма только дожидались формального начала плавания. Акваторию порта мы покинули подозрительно быстро, как будто в паруса нам лупил невидимый и неслышимый шторм, но потом я вспомнил, что кроме парусов тут есть еще и корабельные кристаллы, вмонтированные в мачты, и паровые двигатели в трюмах. Машинное отделение точно имеется, вон и мешки с углем. Мы расселись на этих мешках, и я про себя порадовался, что решил не надевать новую белую рубашку — кроме угольной пыли по палубе иногда пролетали и клубы дыма, правда, трубы, которая бы его выпускала, я так и не обнаружил, хотя осмотрел весь галеон с носа до кормы. Когда я вернулся к мешкам, там уже вовсю шла дискуссия — можно ли добраться до другого континента своими силами.
— Туланцы точно доплывут, — сказал Акимыч, — у них же жабры.
— Кто такие туланцы? — спросил я.
— Да раса северная, у нас и на Риверре, они вроде как потомки тюленей.
— Какие у тюленей жабры? — возмутился я.
— Ну или этих, китов.
— У китов тоже нет.
— А у туланцев есть!
— Не, — сказал Гус, — у нас был один матрос с Туле. Умел жабры отращивать, это да, но ненадолго, на час, может. Как раз хватало до порта сплавать, там переждать, пока жабры отдохнут — и обратно с бутылками.
— Классы сирен и русалок. У них тоже ограничение на дыхание в воде, но в паузах можно пользоваться зельями или свитками.
— И что, — сказал Акимыч, — сколько ты будешь плыть с этими зельями? Месяц?
— Никто тут месяц плыть не будет, — сказал Гус. — В первый же день сожрут. Как есть сожрут и с жабрами, и без жабр.
— Тогда морская ведьма! У нее вторая форма — спрут. И плавает быстро, и себя в обиду не даст.
— Да для любого кита-убийцы, — сказала Ева, — этот твой спрут — полезная и питательная закуска. Колечки кальмара, можно без кляра!
— А вот, допустим, маг воды. — сказал Акимыч. — Они же воду умеют морозить, я видел, как один через ручей по ледяному мосту перешел.
— Ага, — сказала Ева, — маг, который сумеет заморозить воду в океане! Представляю себе!
Я достал удочку, насадил на крючки куски рыбы и бросил приманку за борт. Клюнуло почти сразу, и меня впечатало в борт. Гус стал помогать вытаскивать добычу, а остальные с интересом сгрудились у борта.
— Что это за пакость? — сморщил нос Акимыч, когда мы с Гусом кое-как перевалили из-за борта большой лоснящийся черный мешок с пучком щупалец на одной стороне блестящего тела.
— Определяется как «мегакаракулья», — сказал я, извлекая крючок.
Тут мешок дрогнул, засвистел и стремительно взлетел в воздух, обдав и нас, и других пассажиров, и палубу, и даже паруса черной вонючей жидкостью. С громким плеском мегакаракулья приводнилась метрах в тридцати от корабля, напоследок выставив из воды конец щупальца, сложенный в фигуру, подозрительно смахивающую на кукиш.
***
— Мы вынуждены просить вас в дальнейшем избегать рыбной ловли на борту нашего судна, — сообщил нам Джек Чак Ли после того, как утихомирил пассажиров и привел матросов, отмывающих сейчас веревочными швабрами следы пребывания мегакаракульи на «Пеликане».
— Извините! — сказал я. — Никогда ничего подобного не ловил и даже представить себе не мог…
— Эх, — сказал Акимыч, когда стюард нас покинул. — Я уже ждал, что он тебе квест какой-нибудь крутой даст.
— Кто? Он же игрок!
— А, ну да. Но на него, когда смотришь, об этом забываешь. Непись как непись. Да любой непись в десять раз живее. Просто ты все время, Ним, как учинишь что-нибудь, так потом и начинается всякое интересное.
— Я ничего не учиняю, оно само…
Тут я понял, как глупо и беспомощно это звучит, и заткнулся.
На третий или четвертый день я уже втянулся в размеренную сонную негу и скуку долгого плавания. Морской болезнью, к счастью, создатели Альтраума не озаботились, но взамен все мы находились в состоянии некой спокойной уютной одури. Поздно вставали, пропустив завтрак, всклокоченные выбирались на палубу, сидели там на мешках, пялясь то на линию горизонта, то на далекий берег Трансильвии. Малапуэлья огибала континент и, как выяснилось, мы шли в этом течении чуть ли не до самого Беловодья, где Трансильвия и Таосань были разделены проливом в пару сотен километров. За обедом в кают-компании стюард как-то пояснил нам, что, проигрывая в скорости, этот маршрут выигрывает в безопасности, ибо почти весь путь мы идем под защитой береговых гарнизонов и в зоне патрулирования боевых кораблей. Наш караван был бы беззащитен перед флотилией пиратов в открытом море, хотя, конечно, и в таком плаванье могут происходить эксцессы, но это большая редкость, не волнуйтесь, госпожа Куриный Суп, это большая редкость… Совсем уж отчаянные головорезы, безобразничающие у побережий, предпочитают все же выбирать одиночные цели. Так-то быстроходный корабль может дойти от Мантиса до Ся-Мина — крупнейшего западного порта в Таосань — за трое суток, но осторожный не будет таскать тигра за усы.
— А что происходит, если пираты нападают на людей в открытом океане и кто-то погибает? Он на корабле возрождается? — спросил я.
— Только если корабль остался цел, и в команде или среди пассажиров есть классы, умеющие воскрешать.
— А если нет таких классов?
Стюард пожал плечами.