В тени Алтополиса

- Ну ты даешь, парень. Ставить атамана малажского вровень с городскими мажорами? Всякое в жизни случалось, но такого....

Смех оборвался столь же неожиданно, как и начался.

- И часто в ваши края наведываются богатеи? – спросил он уже серьезно.

Пришлось рассказать про дорогие автомобили на улицах Сермяжки. Городские приезжали в трущобы не красотами любоваться. Подобного чуда у нас отродясь не водилось, зато была дурь, кокс, хмурый и прочие радости жизни. Наркотой барыжили в Фавелах, имеющих на то монопольное право. Бизнес хоть и процветал, однако имел ряд существенных недостатков, самым главным из которых были сами Фавелы - их не любили, их ненавидели, их боялись.

Восточная часть поселка больше напоминала цыганский табор, но не тот ухоженный и красивый из фильмов, а настоящий с грязный фасадом, завешанным цветастыми тряпками. Здесь говорили на горячительной смеси трех языков, называли первого встречного братом и тут же норовили забраться в карман. Тюфяков местные разводили по полной программе: обворовывая и норовя всучить совершенно ненужный товар. Случалось, что люди приезжали за фарами от старенького Студебекера, а уезжали с пузырьком чудодейственного лекарства. И даже в толк взять не могли, к чему им это и главное, когда успели купить? Бывало, что товар демонстрировали один, а упаковывали другой, производя подмену с ловкостью карточного шулера. А уж сколько карманных краж совершалось каждый день. Жандармерия отказывалась принимать заявления, на все жалобы отвечая одно: «а что же вы хотели, голубчик? Знали, куда ехали».

Фавелы заслужили свою дурную славу, оттого и редко принимали гостей. Городские норовили выбрать место потише, да понадежнее. Вот тут и всплывала серая зона, среди прочих известная как Сермяжная или Сермяжка. Она предлагала тот же перечень товаров, что и Фавелы, но без навязчивого испано-португальского колорита. Тут тебе и запчасти с угнанных авто, и контрафактная продукция всех видов, и наркота в изобилии… Только наивные полагали, что здесь не обсчитают, и не подсунут пакетик сушенного чертополоха вместо травки. Всякое случалось, но с размахом куда меньшим и сервисом, более привычным для русского человека.

Забавляли эксперты из числа городских, на полном серьезе рассуждающие о том, где качественнее дурь в Фавелах или Сермяжке, не понимая, что всей наркотой в трущобах заправляют одни люди, попросту сменившие вывеску и нанявшие барыг из числа славян. Говоря языком дельцов – открыли филиал, самый известный из которых находился у Южных ворот.

Еще одна точка была на рынке, прямо за прилавком, торгующим овощами. Другая в Корчажном переулке, недалеко от Гринькиного дома. Была и четвертая, в облезлом киоске с надписью «починка обуви». Но в начале осени что-то пошло не так и ларек спалили вместе с продавцом.

Атаман слушал меня не перебивая, а в самом конце спросил:

- Теперь понимаешь, что я от тебя хочу?

- До чего тут непонятного, - пробубнил я, – стукачом сделать хотите.

- Ты не прав… Мне нужен не стукач, а свои глаза и уши.

- Но это и есть стукачество.

Атаман повертел в руках пустую чашку, но чая наливать не стал. Вместо этого окинул меня долгим внимательным взглядом. Дед Пахом имел такое обыкновение, когда занимались грамотой. Но то дед Пахом, он малолетнего пацаненка наукам учил, а этот чего изобразить пытается?

- Знаешь, кто такой Одзаки? - спросил наконец Малага, отставив в сторону бесполезную чашку.

Я удивился подобному вопросу. Каждому мальчишке было известно, что Одзаки настоящий герой. Про него даже крутой боевик сняли - «Рассвет на Цусимой» называется, с Юзефом Савицким в главной роли. Я три раза ходил на него в кинотеатр, когда были живы старики. Деду Пахому, правда, не понравилось. Он долго плевался, а на вопрос что не так, ответил коротко: «чепуха». Меня же наоборот захватили многочисленные сцены погони, взрывы и эпичная драка в финале на самурайских мечах.

- Одзаки известный разведчик. Он в русско-японскую войну на наших работал. Важные сведения о перемещениях противника передавал, а япошки его за это казнили.

Собеседник согласно кивнул.

- Для нас он герой, а для противника?

Я всё не мог взять в толк, к чему он ведет. Уж слишком витиевато атаман мыслил, перескакивая с одной темы на другую. Стоп, а не хочет ли он сказать…

- Одзаки не стукач! – выпалил я одним махом.

Малага улыбнулся.

- Я этого не говорил.

- Но вы же сами…

- Я лишь спросил, кем он считался для противоположной стороны. Сам посуди, Одзаки родился в префектуре Нагано, закончил Токийский университет, там же работал в качестве преподавателя. Всё ближайшее окружение состояло сплошь из японцев – коллеги, друзья, жена. Доверяющие ему, а он использовал их связи, врал и обманывал, манипулировал. Как таких людей принято называть?

Я насупился, не желая произносить обидного слова. Не мог честный и справедливый герой быть предателем. Не мог и все тут... И жену свою он любил, и в детях души не чаял. А атаман специально запутать пытается, наводит тень на плетень. Видали мы таких умников… на рыночной площади каждый второй такой, а в воскресный день и вовсе каждый первый.

- Ты пойми, терминология здесь не важна, - продолжил рассуждать атаман, - стукач Одзаки или предатель - не имеет значения. Важна лишь точка зрения - та сторона, на которой будешь стоять при вынесении окончательного приговора.

- Одзаки герой! - повторил я упорно, и тут же втянул голову, ожидая удара кулаком по столу. Однако вспышки гнева не последовало.

- Герой он… герой, - атаман устало махнул рукой, - можешь успокоится, никто на честь Одзаки не покушается. Как бы тебе объяснить… Вот представь, ежели у ворот моего дома будет пойман чужак, что я с ним сделаю?

- Голову отрежете? – предположил я. А что, в прошлом месяце малажские ватажники так и поступили. Отчекрыжили башку одному дерзкому латинянину, отправив обратно бандеролью.

Я был уверен в правильности ответа, но атаман снова удивил.

- Экий ты резкий, - проговорил он задумчиво. - Убить человека - последнее дело. Для начала мои казачки с ним потолкуют. Выяснят, какого рода информацию удалось узнать и сколько предложат в обмен на его шкуру. Если цена будет соизмерима с потерями, я отпущу его. Но если на шпионаже попался свой…, - атаман не договорил фразы, однако и без того было понятно - ничего хорошего бедолагу не ждет. Уж больно мрачным сделался малажский предводитель. – Понимаешь, в чем разница, парень? Со своего спрос всегда больше. А теперь ответь на вопрос, что для тебя Центровая: родина или место, в котором вынужден жить? И кто ты для неё: свой или чужой? Остались ли дорогие сердцу люди?

Я крепко задумался. Была мама, был дед Пахом и бабушка Лизавета, но они именно что были, а из живых… Вспомнилась улыбающаяся Мари с копной пушистых волос.

- Про бордель думаешь?

Я вздрогнул от неожиданности, а атаман весело рассмеялся:

- Одна пташка нашептала о твоих особых отношениях с девицами мадам Камиллы. Нашел кому доверится – шлюхам. Они же первыми тебя и сдали.

Неприятные воспоминания нахлынули с новой силой: пустой коридор, выглядывающие из щелей перепуганные лица … Образ улыбающейся Мари померк сам собою.

- Стукачом становятся среди своих, а для тебя в Центровой своих нет, - сказал атаман, как отрезал. - Разумеется, ты волен фантазировать сколь душе угодно про заботливых шлюх, но поверь – они считают иначе. Посмотрись в зеркало – кто ты для них? Грязный оборванец с улицы?

- У меня есть настоящий друг, - произнес я, вспомнив рыжего Гриньку.

- Настоящий это как? Вроде девочек мадам Камиллы, до первой беды?

- Он настоящий, - повторил я, не желая сдаваться, и атаман отступил.

- Ладно… хрен с ним, с твоим другом. Меня мало интересует, чем занимается малолетняя шпана. В районе Центровой водится рыбка покрупнее - вот за ней и нужен пригляд: кто во сколько пришел, кто ушел, машины с какими номерами паркуются по указанному адресу. Ну чего глаза вылупил. Я же не удавку на шею накидываю, а настоящую работу предлагаю.