В тени Алтополиса

- Ты на пацаненка напраслину не возводи. В том его вины нет, что ты стаканами водку глушил и по улице в одних трусах бегал. А раз так, то и ответ держать не ему. Коллектив за тебя поручился, доверил высокую должность, а ты на коллектив хер положил? Так получается?

- Атаман, я…

- Подвел ты меня, Мишаня… ох как подвел. Не справился с ролью ближника, потому возвращайся-ка откуда пришел. Будешь местную гопоту по подворотням гонять, оброк с торговых лавок собирать и за порядком следить. Уж на это занятие твоих мозгов хватит? Не всё чай пропил?

- Я порешу вопрос, атаман. Дай только сроку, всё будет… Я из кожи вылезу, но результата добьюсь - богом клянусь! - затараторил казак.

- Ты Мишенька, Всевышнего не приплетай. Он к случившемуся никаким боком не причастен.

- Да я клянусь, атаман! Чем хочешь, клянусь… Этот крысеныш - шпингалет уличный, если бы не он…, - зарычал Михась.

От представившегося зрелища стало не по себе. Уж больно страшен был казак, на манер хищника оскаливший зубы. Я попытался отступить, но уперся в стоящего позади Федора.

- Иди-ка ты прогуляйся, Миша. Охолонись на свежем воздухе, - вступил в разговор еще один из сидевших за столом – здоровенный дядька с круглой словно яйцо головой. Он до поры до времени отмалчивался, предпочитая крутить в пальцах незажжённую сигарету. Постукивал ею по краю стола, то и дело подносил к испещренному прожилками носу.

Михась оглядел присутствующих в поисках поддержки. Не забыл и про Федю, стоящего за моей спиной. Ответом было молчание.

- Ладно, - произнес он наконец. Отбросил ложку, и та с жалобным звяканьем покатилась по столу.

- Ладно, - повторил он снова. Опершись о край стола, тяжело поднялся. Бросил на меня многообещающий взгляд, и зашагал к выходу. Не забыл про лежащую на полу куртку - пнул с яростью, словно мешающегося под ногами пса и только после этого вышел наружу.

Присутствующие как ни в чем не бывало, взялись за еду. Комнату наполнил перестук ложек, да звуки смачного прихлёбывания.

Первым обо мне вспомнил острый на язык казак. Тот самый Тимофей, что хрустел огурчиками и поддразнивал Михася. Обернувшись, он уставился на меня удивленным взглядом.

- А ты чего на пороге застыл? Щи сами себя не нальют.

Я сделал первый шаг и остановился. От осознания того, что передо мною сидит сам Малага с ближниками, становилось боязненно.

- Робкий он какой-то, - заметил яйцеголовый казак.

- Будет тебе, Дыня. Или беспризорников никогда не встречал? У них на всех один взгляд, будто у загнанных в угол волчат.

- Да видел я… видел, - согласно вздохнул Дыня, - только этот совсем уж затравленный.

Стоящий рядом Федя подтолкнул меня, мол иди давай, коли зовут. И я, набравшись смелости шагнул, прямиком к исходящей паром тарелке.

За столом о делах не говорили. Если и открывались рты, то для поднесенной ложки или упоминания вещей будничных, вроде погоды на дворе.

Так я узнал, что у яйцеголового казака по прозвищу Дыня ожеребилась лошадь, и он теперь ломал голову, когда поставить любимицу под седло. По всему выходило, что на четвертую неделю.

А у острого на язык Тимофея приключилась очередная любовь, о чем он со смехом и поведал, не забыв живописать филейные прелести барышни.

Сидевший подле атамана Василий, все больше отмалчивался, лишь изредка вставляя слова. Оживился он лишь однажды, когда речь зашла о Кабульском теракте. На прошлой неделе террорист-смертник подорвался на рынке, забрав жизни двух десятков людей. Среди них был и спецпредставитель князя Шаховского, известного своими ближневосточными связями.

Дыня и Тимофей сошлись на том, что произошедшее носило случайный характер. Оказался дипломат не в то время, не в том месте, вот и поплатился. Василий же напротив узрел в случившемся руку заморских врагов, ну или какое другое причинное место… Так и сказал: «англичанка гадит».

Единственным, кто за все время не проронил ни слова, был атаман. Пару раз он поднимался из-за стола, и принимался мерить шагами комнату. Подходил к окну, бросая задумчивые взгляды на сгустившиеся во дворе сумерки. И снова возвращался.

Росту атаман был обычного, телосложения среднего без перекатывающихся бурунами мышц. Косая сажень в плечах тоже отсутствовала, а вот подишь ты - внушал… Сияла вокруг него особая аура, присущая человеку властному. Посмотришь на такого и сразу становится ясно, кто здесь главный, а кто так - погулять вышел.

Я нутром чуял, что за стол меня посадили неспроста, имелась у Малаги задумка… Вот только бы понять какая. Убивать не станут – это точно, иначе какой резон кормить. Тогда что? Что может понадобиться от безродной шпаны, у которой из всех богатств – ветер в карманах.

Спустя полчаса казаки разошлись: Тимофей с шутками и прибаутками, Дыня - выпросив рюмочку на посошок, а Василий степенно – перекрестившись на образ Спасителя в углу и поблагодарив хозяйку за угощение.

Да, в доме имелась и женщина - незаметное существо, прислуживающее за столом. Я все пытался определить её возраст: двадцать лет, а может сорок. Виной всему был платок, столь плотно укутавший голову, что оставались видны лишь глаза и остро торчащий нос. Хозяйка убрала грязную посуду со стола и принесла чайник. Вслед за чашками на скатерти появилась вазочка яблочного варенья и корзинка, полная разноцветных конфет.

Дверь хлопнула, и мы остались вдвоем. Малага первым пригубил чаю, довольно причмокнув губами.

- Чувствуешь вкус - настоящий кубанский. Не та купеческая поделка, что с дорожной пылью мешают, в пакетики фасуют, да за копейку продают. Московские шаромыжники, чтоб им пусто было… Ты пей-пей, не тушуйся.

Легко сказать, не боись. Это он здесь главный, а я навроде пленника, ожидающего своей участи.

Чашка в руках заходила ходуном. Поначалу клацнул зубами о фарфоровый край и только потом сумел справиться, отхлебнув ароматную, пахнущую разноцветьем трав жидкость. Действительно вкусно.

Пока пытался совладать с нервами, Малага откинулся на спинку стула и с хитрым прищуром уставился на меня.

- Всё голову ломаешь, зачем тебя оставил? Почему конфеты отсыпал вместо плетей? Так?

Я поспешно кивнул.

- Это вопрос правильный. Ты на человека моего напал… Не важно плохой он или хороший - он мой! И если сегодня на случившееся закрою глаза, завтра вся шелупонь подзаборная задираться начнет, малажских казаков ни во что не ставить. Понимаешь, к чему я клоню? Территория, люди, золото – это расходный материал, который при должном умении легко возместить, а вот с авторитетом дела обстоят иначе. Стоит один раз дать повод и при каждом удобном случае тебя задирать начнут, а ну как еще слабина проявится… Нет, в нашем деле без уважения никак нельзя.

- И что со мною будет? – спросил я дрожащим от страха голосом. До того испугался, что плеснул чаем на стол. Тут же отставил чашку в сторону и принялся вытирать образовавшуюся лужицу рукавом.

- Выпороть бы тебя по-хорошему, только пользы от того не будет: ни моим казачкам, ни твоей заднице, - задумчиво произнес Малага. – Так где говоришь, живешь?

Ничего подобного я не говорил, поэтому сразу напрягся. Мысли бешенным вихрем закрутились в голове, пытаясь отыскать правильный вариант ответа. Назвать адрес пекарни было плохим решением. Тогда что остается?

Немного помявшись, я все же нашелся:

- На крыше.

- Меня не интересуют подробности, - атаман недовольно поморщился, - что за район?

- Ну так это… недалеко от центральной площади. В десяти минутах ходьбы от квартала Желтых Фонарей.

- Сермяжка?

- Можно и так сказать.

- Так можно или сказать?

Малага начал злиться, и я поспешил объясниться:

- Среди местных принято говорить «центровая», а «сермяжкой» нас обыкновенно чужаки кличут.

- Вроде меня?

- Вроде вас или городских богатеев.

Щека атамана дрогнула, словно в нервном тике. Ну все, сейчас точно прибьет. Я вжал голову в плечи, ожидая удара. Но щека атамана вновь дрогнула, за ней другая и Малага зашелся в каркающем смехе. Странно это было, потому как я ни разу не шутил.