Страница 29 из 150
Калугин нашел кнопку и долго слушал, как звенит звонок на «сопредельной стороне». Потом послышался лязг запоров. Видимо, хозяин открывал еще одну дверь. И наступила тишина. Калугин знал, что Патрушев внимательно изучает его в дверной глазок.
– Кто там? – Голос был приглушен массивностью двери.
– Это я, Борис Львович, Калугин из МУРа.
Опять наступила тишина, и Калугин уже начал злиться. Вновь сработали задвижки и запоры. Звук их напоминал звук работающих поршней дизеля, и дверь приоткрылась. Сначала чуть-чуть, потом пошире, и наконец щель позволила Калугину протиснуться в прихожую. За его спиной ухнула дверь. Синхронно сработали запоры. Вспыхнул свет, и Калугин увидел Патрушева. С последней их встречи прошло около шести лет, но Борис Львович не изменился. Перед Калугиным стоял моложавый для своих шестидесяти двух лет человек. Одет Патрушев был, как всегда, в темно-синий двубортный костюм из дорогого материала. Калугин знал, что Патрушев много лет шьет костюмы у самого дорогого закройщика. Белая крахмальная сорочка намертво врезалась в могучую шею. Рукопожатие было коротким и сильным, Патрушев любил демонстрировать свою мощь. Он принадлежал к категории людей, которых природа наградила силой от рождения. Ему не надо было искусственно накачивать мышцы.
– Здравствуйте, Игорь Владимирович. – Патрушев улыбнулся, показывая великолепные зубы, не знающие, что такое врачебное вмешательство. – Проходите, – продолжал он, – я, как видите, караулом стою. Сокровища свои охраняю.
– Да, Борис Львович, вам есть что охранять.
– Не для себя, не для себя старался. Умру – все людям достанется.
– Ну, вам-то о смерти говорить смешно.
– Почему же? Вы не знали моего друга, кинорежиссера Садовникова?
– Слышал, конечно.
– Он на двадцать лет моложе меня. К тому же спорт, культуризм всякий, утренние пробежки. Не пил, не курил. Был у меня в гостях, говорили, спорили. Вышел, домой пешком пошел и умер. Так-то вот, Игорь Владимирович. Прошу, прошу.
Калугин вошел в комнату. Одна стена была застекленная, и на ней плотно висели миниатюры и медальоны, вторую заняли иконы.
– Ничего нового нет, кроме, пожалуй, вот этой. – Патрушев взял Калугина за локоть и подвел к стене. – Лимарев. Приобрел два года назад, в Туле.
Патрушев отодвинул стекло, снял миниатюру, протянул Калугину.
Игорь долго рассматривал ее и протянул Патрушеву.
– Здорово.
– Прекрасная вещь. У меня был Забродин, перефотографировал ее. Реликт по нынешним временам. Телефон дымится, мои коллеги предлагают любой обмен. Но она мне нравится. Не отдам. Знаете, в любой коллекции есть вещи, которые приобретаешь для собрания как такового, а некоторые для себя. Так вот, Лимарева я приобрел для себя. Вечером сяду, поставлю его рядом с настольной лампой и смотрю часами. Понимаете?
Калугин понимал его. У него тоже были любимые вещи. У его приятеля висела картина Нестерова «Соперницы». Игорь, приезжая к нему, мог часами сидеть и смотреть на нее, находя все новые и новые детали.
– Не желаете ли чаю, Игорь Владимирович?
– Если это вас не затруднит, Борис Львович.
– Тогда прошу на кухню, по-простому.
Они сидели за массивным дубовым столом и пили чай. Кухня поражала своими размерами. Такие нынче сохранились не во всех старых домах.
– Гостей принимаю на кухне, – посетовал Патрушев, – коллекция. Остальные комнаты для меня стали музеем.
«Мне бы его заботы», – подумал Калугин.
– Игорь Владимирович, – продолжал Патрушев, – а я ведь знаю, зачем вы ко мне пришли.
– Желание посмотреть Лимарева исключаем? – Калугин хитро прищурился.
– Исключаю. Вам его не смотреть, а искать надо.
– Надо, Борис Львович. Информация у вас прекрасная.
– Так мирок-то наш узкий. Сколько в стране серьезных собирателей? Раз-два и обчелся. Только ко мне вы пришли напрасно. Неведомо мне об этом деле ничего.
– А может, Борис Львович, подумаете, вдруг какую зацепочку и найдем?
– Вы мою крепость видели? Так-то. Я ее не так давно соорудил. Лет пять назад. А почему? Молчите? Так я вам скажу. Именно в это время и появились люди, которых весьма заинтересовали предметы старины. Их начали скупать. Более того, начали отправлять за границу…
– Борис Львович, – перебил его Калугин, – мне, как никому другому, это известно.
– Понимаю. Простите, что читаю вам популярную лекцию.
– Борис Львович, я же за другим пришел. Вы в вашем профсоюзе человек уважаемый и информированный. Есть же какие-то слухи, предположения, мне интересно все.
– Скажу вам одно, Игорь Владимирович. Я тут встречался с Козловым из Ленинграда, мы долго говорили. Нам надоело бояться.
– То есть?
– Жить в постоянном ожидании несчастья. Кто мог подумать на тихого старичка Хомутова, что он мафиози?
– Хомутов. – Калугин достал сигарету. – Вы позволите?
– Ради бога.
– Хомутов был человек с биографией. Бывший полицай. И не просто полицай, а начальник криминального отдела полиции в Гродно.
– Да… Божий старичок. Такой тихий, ласковый. А хватка у него была железная.
Патрушев замолчал, видимо вспоминая что-то. Калугин молчал. Он знал Патрушева не один год. Борис Львович славился своей силой и непоколебимой уверенностью. Но сегодня перед Калугиным сидел совсем другой Патрушев. Напуганный был Борис Львович, ох напуганный.
– Я нынче всего боюсь, – нарушил Патрушев молчание. – Если уж квартиру-музей Алексея Толстого ограбили, то нас и подавно не пощадят.
– Вы мрачно настроены, Борис Львович, мы раскрыли это преступление, и виновные наказаны.
– А особняк Сухотина?
– Работаем.
– Эти люди не побоялись поднять руку на госимущество.
– Найдем.
– Найдите их. Все коллекционеры вам спасибо скажут. Мне говорили, что Хомутов так ничего и не сказал. И денег вы его не нашли. Так это или сплетни? Я не из праздного любопытства спрашиваю.
– В какой-то степени ваша информация верна.
– У Хомутова был помощник. Я о нем ничего не знаю. Слышал только кличку – Каин.
– Кто вам сказал об этом?
– Козлов.
– А он знает этого Каина?
– Нет.
– Так откуда ему все это известно?
– Вы же знаете, что Козлов три месяца был под следствием.
– Слышал что-то.
Калугин прекрасно знал историю Козлова, работавшего начальником реставрационного цеха. Его запутали ушлые дельцы. Три месяца Козлов отсидел в Крестах и вышел оттуда полностью оправданным. Так иногда оборачивается чрезмерная доверчивость, Козлов сам наказал себя на эти три месяца.
– Так вот, – продолжал Патрушев, – эту кличку ему назвал один из уголовников.
– Доверчивый вы человек, Борис Львович, кличка-то прямо из авантюрного романа.
– Смотрите, смотрите. Я все рассказал, что знал.
Ленинградский уголовный розыск.
Спецтелеграмма.
«В связи с делом убийства Киреева и ограблением музея просим срочно допросить гр. Козлова Н. В. Нас интересует:
1. Кто из уголовников сообщил ему кличку Каин.
2. Проходила ли данная кличка по вашим разработкам.
Начальник отдела МУРа Орлов».
– Каин, – сказал Вадим удивленно, – из какого нафталина они вытащили эту кличку? Вот уж подлинно – у страха глаза велики. Вы, Игорь, когда-нибудь слышали нечто подобное?
– За всю свою сыскную практику – впервые. Это напоминает мне рассказы наших ветеранов.
– А что, может быть, так оно и есть. Может, этот Каин – гость из далекого уголовного прошлого. Игорь, не сочтите за труд, пройдитесь по этой кличке. Чем черт не шутит?
На столе зазвонил телефон.
– Орлов… А, Павел Степанович! Ну как? Ждите. – Вадим положил трубку. – Объявился Алимов. Фомин его караулит. Я сейчас поеду к Гринину.
– К кому? – спросил Калугин.
– К Гринину, фотографу этому. Хочу поговорить с ним.
– Я вам нужен?
– Нет. Игорь, вы займетесь этим Каином. Чертовщина какая-то. Сыскной анахронизм. Каин! Прямо роман о великом сыщике Путилине. Боюсь, что скоро появится некая «Красная маска»!