Четыре

В это время в комнате появилась улыбающаяся Настя и объявила:

– Самое время посмотреть хороший фильм.

Аглая покрутила губами, сдвинув брови, но перечить маленькой хозяйке в ее доме не решилась.

– У меня сто каналов… Вроде есть такие, где показывают детские и семейные фильмы…

– Я недавно смотрел один хороший. Французский. «Белль и Себастиан» называется. Про собаку и мальчика. Но нужно его смотреть из интернета… – попытался предложить я.

– Да есть у меня всё, – голосом уставшей жены согласилась Аглая Ивановна и потянулась к дистанционному пульту, который валялся на барной стойке.

– А про девочку и собаку есть? – спросила Настя.

– Наверное, есть, но я сейчас не вспомню… – растерялся я.

– Ничего, – успокоила Настя, – сегодня посмотрим фильм папы, завтра фильм мамы, а послезавтра мой.

Нам с Аглаей оставалось только переглянуться.

Утром Настя вышла в огромном халате Аглаи из детской и застала меня дремлющим на кожаном диване в гостиной.

– Ого! – ворвалась она в мой тревожный сон. – А почему ты не в спальне с мамой?!

Я открыл один глаз, чтобы прицелиться в объяснение, которое спросонья не мог придумать. Но тут появилась в пеньюаре Аглая. Немного заспанная, а с растрепанными волосами, она была даже прекраснее, чем ухоженная для пребывания во внешнем мире. Была в ней уютная и нежная домашность, которой я не видел в женщинах уже не один год.

– Почему вы в разных спальнях? – повторила Настя вопрос уже Аглае.

Я подскочил с дивана. Представляю, как глупо и смешно я выглядел в спортивных штанах Аглаи и ее застиранной футболке с принтом розочки на груди. Но я поднялся и сделал несколько уверенных шагов в ее сторону. Надо было продолжать игру, и я чмокнул ее в щеку и дежурно произнес:

– С добрым утром, дорогая, я сделал свою ночную работу.

– С добрым утром, – растерянно ответила она, подошла к Насте, поцеловала в щеку девочку: – С добрым утром, Настюш.

– Зубы не заговаривайте, – прищурилась Настя. – Бабушка говорила, что муж и жена – одно, значит, ночью вы тоже должны быть вместе, даже если один из вас этого не хочет. Так бабушка маме с папой говорила. Я очень маленькая была, но помню!

Она посмотрела на каждого из нас с таким выражением на лице, словно хотела выяснить, кто же из нас не хочет быть в одной спальне ночью. Очень хотелось спросить у нее про папу и маму, что с ними сталось, сколько ей было лет, когда они умерли, но я не решился. Впрочем, решился бы на это только бездушный биоробот, которому надо расставить все точки над «i» только потому, что он чего-то в структуре бытия не понимает.

– Так, сейчас я приготовлю завтрак, – включила в себе маму Аглая.

– Ага, только не готовь, пожалуйста, кашу на молоке. Очень надоело. Сделай что-нибудь неполезное для здоровья, – попросила Настя.

– Что? – нахмурилась Аглая.

– Сосиски у нас есть?

– Есть…

– Сосиски свари. Можно яишенку поджарить… – Слово «яишенку» Настя произнесла так, как произносят его тысячи русских бабушек.

– Дорогой, с тебя кофе, вон турка, молотый вон в той серебристой банке, – скомандовала мне Аглая. – А вас, девушка, сок устроит? – игриво осведомилась она у дочери.

– Устроит. Хоть апельсиновый, хоть персиковый…

Мы с Аглаей облегченно и в унисон вздохнули. Утро стало налаживаться.

Уже за завтраком у Аглаи пикнул телефон. Она скользнула подушечкой большого пальца по экрану, прищурилась на полученное сообщение. Молча протянула мне телефон.

На экране было сообщение от некой Валечки, в котором был адрес детдома в одном райцентре в сорока километрах от города. Я кивнул.

– Чего там? – спросила Настя.

– Папу на работу срочно вызывают, – мгновенно соврала Аглая.

– Работа – это важно, – тут же приняла условия нашей игры Настя, и мы с Аглаей снова в унисон облегченно вздохнули.

– А мы что с тобой будем делать?

Аглая сначала подмигнула Насте в ответ:

– А мы?.. Мы сначала пойдем на мою работу. Ненадолго. Кстати, хочешь поплавать в бассейне? Сейчас эпидемия. Никому нельзя. А тебе – можно.

– Конечно, хочу! Но у меня нет купальника.

– Это ерунда. Купальник будет, – заговорщическим тоном пообещала Аглая Ивановна. – Кстати, нам надо с тобой завалиться в супермаркет, одежонки себе повыбирать. Не люблю покупать в интернете. Ты как?

– Я не против. – Настя принимала новые возможности как должное.

– Вам деньги нужны? – несмело спросил я.

Аглая окатила меня презрительным взглядом – таким на меня смотрели только люди в малиновых пиджаках в уродливых лимузинах и джипах. Я вздрогнул, но она тут же поняла, что обидела меня. Лицо мгновенно обрело черты доброй стареющей мамы.

– Спасибо, Сережа, у меня есть. Если понадобится больше, перекинешь мне на карту. У тебя же есть номер моей карты?

Тьфу ты! Ну не может женщина не быть женщиной с того самого момента, как навяливала Адаму плод с древа познания. Вроде приголубит, поцелует, а зубиком напоследок подкусит, яду чутка впрыснет.

– Не помню, – хмуро ответил я, – перешлешь мне по вотсапу, если что…

– Вотсап – это что? – спросила, в свою очередь, Настя.

– Фигня такая, для связи и рассылки всякой фигни, – сказала Аглая так, словно говорили между собой подружки из восьмого класса.

– Хорошая фигня, – улыбнулась Настя.

– А у тебя есть мобильный телефон? – опомнилась Аглая.

– Откуда? – даже удивилась девочка.

– Так… Надо составлять список…

– Покупок! – радостно опередила Настя.

И я вдруг понял, что я не просто играю в семью по вине провидения, по случаю, по необходимости. Но я пытался понять, кто из нас кому нужнее.

Детдом, в который я ехал, находился в поселке, через который когда-то везли последнего русского царя в Екатеринбург на казнь. С ним тогда были супруга Александра Федоровна и дочь Мария. Остальные дети остались под присмотром генерала Ильи Леонидовича Татищева, Пьера Жильяра и Сиднея Гиббса – учителей французского и английского языков соответственно. Семью разделили, потому что наследник Алеша болел. И я не исключаю и умышленного разделения как части иезуитского плана. Но сейчас я пытался себе представить, в каком из домов обедал император, где могли перепрягать коней, а где лег отдохнуть доктор Боткин… Именно эти, казалось бы, отдаленные от моей задачи образы позволили мне безошибочно и без подсказок найти здание детского дома. Бело-серое, двухэтажное, сталинской еще постройки, с новыми пластиковыми глазами окон и небольшой огороженной детско-спортивной площадкой вокруг.

На входе крепко спал охранник, скорее всего, как у нас говорят, «после вчерашнего», и я не стал его тревожить. В коридоре столкнулся с парнем лет пятнадцати с неизбывной безнадежностью и устойчивым презрением в глазах.

– Не подскажешь, где у вас директор? – тихо спросил я.

– Чё приехали? – ответил он вдруг вопросом на вопрос и пояснил: – Нет уже здесь детей, чтобы бабло за опекунство получать. Разобрали.

– Я не по этому поводу. – Что я еще мог сказать?

– А-а. – Его голос даже потеплел. – Вон там лестница. На второй этаж, сразу напротив – кабинет. Василий Абдурахманович его зовут.

«Ничего себе имечко», – подумал я, а парень на всякий случай подтвердил:

– Да-да. Василий Абдурахманович. Татарин он крещеный. Хороший дядька, между прочим.

– Спасибо.

Василий Абдурахманович не был похож на татарина. Разве что широкими скулами и черными как смоль волосами, зачесанными на прямой пробор над широким лбом, из-под которого смотрели на меня серые усталые глаза.

– Файзулла, – протянул он руку и потом добавил: – В крещении – Василий.

– Сергей, – ответил я на рукопожатие. – Файзулла – милость Аллаха…

– А Василий – царственный у греков, – улыбнулся Василий Абдурахманович и, подмигнув, добавил: – А Сергей – римское родовое имя.

– Предпочитаю вести его от Сергия Радонежского. Странно… Последнее время мне приходится знакомиться с людьми, которые носят интересные имена.