Страница 30 из 93
Гегемон оказался растленен, вороват и блудливо-разумен: если ожил бы дедушка Ленин, то немедленно снова бы умер. Слава Богу — лишен я резвости, слава Богу — живу в безвестности: активисты вчерашней мерзости — нынче лидеры нашей честности. Не в хитрых домыслах у грека, а в русской классике простой вчера нашел я мудрость века: «Не верь блядям», — сказал Толстой. Русский холод нерешительно вошел в потепления медлительную фазу: хорошо, что нам не сразу хорошо, для России очень плохо все, что сразу. Легчает русский быт из года в год, светлей и веселей наш дом питейный, поскольку безыдейный идиот гораздо безопасней, чем идейный. В летальный миг вожди народа внесли в культуру улучшение: хотя не дали кислорода, но прекратили удушение. Сейчас не спи, укрывшись пледом, сейчас эпоха песен просит, за нами слава ходит следом и дело следственное носит. Нас теплым словом обласкали, чтоб воздух жизни стал здоров, и дух гражданства испускали мы вместо пакостных ветров. Мне смотреть интересно и весело, как, нажав на железные своды, забродило российское месиво на дрожжах чужеродной свободы. Край чудес, едва рассудком початый, недоступен суете верхоглядства: от идеи, непорочно зачатой, здесь развилось несусветное блядство. К нам хлынуло светлой волной обилие планов и мыслей, тюрьма остается тюрьмой, но стало сидеть живописней. Настежь окна, распахнута дверь, и насыщен досуг пролетария, наслаждаются прессой теперь все четыре моих полушария. К исцелению ищет ключи вся Россия, сопя от усердия, и пошли палачи во врачи и на курсы сестер милосердия. Россия — это царь. Его явление меняет краску суток полосатых. От лысых к нам приходит послабление, и снова тяжело при волосатых. Извечно человеческая глина нуждается в деснице властелина, и трудно разобраться, чья вина, когда она домялась до гавна. Тому, что жить в России сложно, виной не только русский холод: в одну корзину класть не можно на яйца сверху серп и молот. Опять полна гражданской страсти толпа мыслителей лихих и лижет ягодицы власти, слегка покусывая их. Не всуе мы трепали языками, осмысливая пагубный свой путь — мы каялись! И били кулаками в чужую грудь. Мы вертим виртуозные спирали, умея только славить и карать: сперва свою историю засрали, теперь хотим огульно обосрать. Все пружины эпохи трагической, превратившей Россию в бардак, разложить по линейке логической в состоянии только мудак. У России мыслительный бум вдоль черты разрешенного круга, и повсюду властители дум льют помои на мысли друг друга. Вожди протерли все углы. ища для нас ключи-отмычки, чтоб мы трудились как волы, а ели-пили как синички. Разгул весны. Тупик идей. И низвергатели порока бичуют прах былых вождей трухлявой мумией пророка. Он был типичный русский бес: сметлив, настырен и невзрачен, он вышней волею небес растлить Россию был назначен. Наследием своей телесной ржави Россию заразил святой Ильич; с годами обнаружился в державе духовного скелета паралич. Российской справедливости печальники блуждают в заколдованном лесу, где всюду кучерявятся начальники с лицом «не приближайся — обоссу». Мир бурлил, огнями полыхая, мир кипел на мыслях дрожжевых, а в России — мумия сухая числилась живее всех живых. Томясь тоскою по вождю, Россия жаждет не любого, а культивирует культю от культа личности рябого. Нельзя поднять людей с колен, покуда плеть нужна холопу; нам ветер свежих перемен всегда вдували через жопу.