Страница 65 из 70
Утром одиннадцатого апреля наша подвижная группа вошла в прорыв на участке 51-ой армии в районе Томашовки и устремились на Джанкой. 19-ый танковый корпус сходу овладел Джанкоем и успешно продвигался на Симферополь. Опасаясь угрозы окружения вражеские войска оставили укрепления на Перекопском перешейке и стали отходить с Керченского полуострова. Наши войска напирали, кроме нашей 8-ой армии, была задействована 6-ая воздушная армия. К тринадцатому апреля советские войска освободили Феодосию, Симферополь, Евпаторию и Саки, а уже четырнадцатого апреля освободили Судак, пятнадцатого апреля Алушту. Шестнадцатого апреля вышли к Севастополю. Но взять город сходу не получилось. Стали готовиться к штурму города. Немецко-румынские войска срочно эвакуировались. Воздушных боёв стало ещё больше, наши бомберы летали бомбить румынские плавсредства. Сбивали мы много немецких лётчиков, но всех неподтверждённых я записывал на счёт полка. Возвращаясь на взлётку своего полка, я удивлялся терпению наших механиков, они постоянно ремонтировали простреленные плоскости и фюзеляж, проклиная фрицев всеми возможными выражениями, особенно часто применялся простой русский мат. Девятнадцатого и двадцать третьего апреля советскими войсками совершены попытки прорвать оборону Севастопольского оборонительного узла, но увы безуспешно. В эти дни у нашего фронта произошли изменения, в состав я 4-го Украинского фронта вошла Отдельная Приморская армия. Крымская операция закончилась двенадцатого мая, когда остатки вражеских войск сложили оружие на мысе Херсонес. В плен попали двадцать одна тысяча немецко-румынских солдат и офицеров.
В мае 1944 наш полк вывели из действующей армии. Предстояло пополнение личным составом и техникой. В конце мая меня наградили медалью «За отвагу», не забыли про меня разведчики, с которыми мы выходили из тыла немцев, тогда здорово пришлось резаться с фрицами, после чего я напился в «хлам». И вот, нате пожалуйте — получите медаль. Эту медаль дают только за личную храбрость, среди фронтовиков она ценится. Что интересно полк не отправили на переформирование. Видимо не опустились по личному составу до крайнего минимума. Даже передислокация не произошла. Батя чуть не каждый день летал в Сталино, чаще в штаб 6-ой дивизии. А в конце мая его вообще вызвали в Москву. Ребята и девушки наперебой строили версии. Вернётся Гладышев или нет. Если дадут генерала, по любому пойдёт командовать дивизией. Моего «яшку» списали, выработан ресурс двигателя, а фюзеляж — заплата на заплате. Наши механики снимали со списанных машин некоторые запчасти, их личный опыт позволял считать, что лишними запасные части, хоть и бывшие в употреблении не будут. Приехала группа бывших курсантов сразу из двух лётных школ. Встречать новое пополнение в Сталино ездила Ирина Попова. Знающая все сплетни и предположения полка Клавдия Олеговна, наш шеф-повар, рассказывала мне новости, я же в это время успевал уплетать пирожки. Эта добрая женщина постоянно меня подкармливала, наверное, имела тайную мысль увеличить вес моей тушки. Но увы, не в коня корм. Я по-прежнему весил в пределах пятидесяти пяти килограмм. Настроение у меня замечательное, люблю вкусно пожрать. Расплачивался я с поварами за «деликатесы», как правило песнями. На этот случай рядом на лавке лежит моя гитара. Допив из кружки настоящее коровье молоко, я вытер, губя платком и довольно улыбнулся. Видя такое дело, Ольга Олеговна не забыла напомнить.
— Женечка, спой. Когда слушаем твои песни будто по душе ласково поглаживают.
Я, естественно, уважу эту добрейшую женщину. Беру гитару провожу пальцами по струнам. У тела, в которое я попал, хороший и приятный женский голос. Решаю исполнить что-нибудь из своего времени, но неизвестное здесь.
Думаете мне сколько-нибудь стыдно? Ничуть. Знаю, что песню сочинил прекраснейший человек конца 20-го века Булат Окуджава. Но вот сдержать себя не могу, потому просто пою.
Заканчиваю песню и наблюдаю за лицами слушателей. Но женщины любят что-нибудь эдакое. Вот я и запеваю, уже спетые ранее песни «Сады цветут», «Эхо любви», «А он мне нравится». Закончив песню, замолкаю, думаю о доме и о своей матери. Песни Анны Герман я обычно пел для неё. На душе становится грустно. Как они там, мои родители в 21-ом веке? Отвлекает меня молодая женщина, что работает тоже на кухне.
— Женя, говорят ты сочинила песню про разведчиков, а мы ещё не слышали. Спой.
Женщина имеет ввиду песню про Осназ, что я пел вдрызг пьяный. В моём времени песня называется «Блокпост», здесь я назвал её «Окоп». Настраиваюсь морально и пою. Закончить песню мне дали, у входа на кухню стоит наш комэск Валера Кротов.
— Дамы, вынужден прервать концерт полковой артистки. Женя, тебя в штаб вызывают, — говорит Валера.
Вздыхаю, оставляю гитару Клавдии Олеговне и топаю в след за Валерой к штабной избе. Здесь перед штабом собрали всех лётчиков нашего полка. Мы знаем, что Гладышева нет, он в Москве. Но на крыльцо выходит заместитель командира подполковник Леонид Петрович Жаров. Подняв руку, Жаров призывает к тишине, разговоры стихают.
— Обращаюсь ко всем. Прибыло новое пополнение, принимайте участие в быстром освоении ребятами машин. Через неделю полетим за новой техникой. Мне нужно, чтобы все смогли долететь до места. Завтра прилетает командир полка, так что подтянитесь. А то командир вернётся, а вы устали или расслабились.