Страница 63 из 70
Петь такую песню лучше мужчине, но поём тем, что имеем. Надо сказать, что вру немного, про то, что сочинил. Текст-то пришлось немного изменить. Ритм на гитаре не сложный — армейский.
Ритм гитары и слова песни притягивают бойцов, краем зрения замечаю, что кто-то ещё заходит в избу, но не отображаю кто.
В избе, где я сейчас пою замерли все без исключения, только звук старенькой гитары и мой срывающийся на хрип голос.
Я ударил последний раз по струнам, взял полную стопку со стола, и залпом выпил. Наконец-то адреналин вышел, сейчас наступит апатия и слабость, да плюс водка. Я повалился, моё сознание проваливалось в пьяную яму. Почти ничего не «одупляя», заметил, как меня подхватил «Кречет», чтобы я не упал на пол. Диверсант понёс меня к лежанке в избе. Где-то в голове мелькнуло «какой сильный и симпатичный». Чёрт! Думаю, это всё-таки Женино сознание, а не моё. Последнее что помню, мелькнувшую мысль, что Женькино сознание всегда рядом, но не проявляет себя.
На крыльце стояли диверсанты и офицеры стрелкового полка, они курили. Вышли, чтобы не задымлять комнату, где спала девушка лётчик.
— Ей бы артисткой быть. Вон какая красивая, а она с нами в окопе немцев и румын резала, — тихо произнёс «Кречет».
— И как резала, сама кровью умылась и всех врагов умыла, а у самой ни царапины, — подхватил «Токарь».
— Наша «Ведьма» такая, она и в небе фрицев бьёт, что только пух летит, — произнёс лейтенант.
— Я летом слышал про отважную девушку лётчика-истребителя. В июле на вашем фронте были. Но не думал, что доведётся повстречаться. А песню как сочинила! На ходу и всё про нас в точности, — высказался «Пуля».
— Ничего вы парни не понимаете. Про нашу «Ведьму» легенды на фронте складывают. Говорят, мстит за любимого капитана, погиб он в 42-ом. Она дважды герой Советского Союза, у неё орденов, не у каждого генерала столько наберётся. Честно скажу немцы за неё награду дают, совсем немаленькую. Только хрен им по всей морде. Нам как сказали, что «Ведьму» выручать, весь полк поднялся. Вот такие, братцы, дела, — добавил капитан.
Вскоре курившие вернулись в избу, но не шумели, разговаривая вполголоса. Так закончился этот трудный день.
Летим обратно в полк, Аман за штурвалом, я в виде пассажира. Болею с похмелья со страшной силой. Чем закончилась попойка совсем не помню. С диверсантами расстались, на прощанье продиктовал им слова песни, они сами помогали вспомнить. Память у ребят неплохая, а то моя голова от водки «мягкая» совсем стала. Странно, что всё не забыл. Сочинял практически на ходу. Вот что водка, животворящая с людьми, делает. Якута тоже не помню, оказывается он подошёл позже. Меня уверили, что ничего постыдного не произошло. Прилетим в расположение полка притворюсь больной, не встану с койки даже под угрозой расстрела. Ох, как же болит голова. В полк прилетели и потопали докладывать Гладышеву. Меня немного обдуло ветерком, но недостаточно, батя унюхал. Хмыкнул, но нагоняй не устроил, и то хлеб. Мне дали три дня отдыха. От похмельного синдрома меня отпаивала наша шеф-повар, Клавдия Олеговна. Где-то раздобыла рассолу и простокваши. Так что алкогольное отравление с меня сняли в первый день. После я думал о том, почему напился. Пришёл к выводу, что со страха, точнее пережил страх сильный. Даже не знаю, как в окопе справился. В кабине истребителя я себя совсем по-другому чувствую. Теперь кто бы и что бы мне не говорили, но понять войну можно только в окопе. Опыт такой никогда не забудешь. Дав мне погонять халяву три дня, батя вновь поставил меня на разведывательные вылеты. Так что летаем вновь. Могу сказать одно — тот бой однозначно что-то во мне изменил.