Страница 62 из 90
Членом парткома от нашего отдела был доброй памяти Валя Кованое, мой приятель. Он работал одно время в Италии по линии «ГП» — главный противник, то есть США, но нарвался на «подставу», провокатора итальянской контрразведки, и ему пришлось срочно мотать из Италии. Такое случалось в нашей разведжизни не так уж редко. Я нашел Валю в отделе.
— Старик, зачем меня тянут на партком?
— Вот, ты кстати. А я тебя искал, чтобы спросить, в чем дело. В повестке записано кратко: «Об аморальном поведении в Генуе т. Колосова во время торговопромышленной выставки». Большего мне выяснить не удалось. Вспоминаешь что-нибудь?
— Да нет. Возили мы с Вовкой Ермаковым из «Правды» в Портофино двух знакомых манекенщиц. А потом посидели у них в номере гостиницы. Допоздна, правда.
— Понимаю, понимаю. — Валя явно засомневался. — Но ты, старик, лучше говори всю правду. Там у них на вас с Володькой телеги лежат преогромные, со всеми подробностями.
Секретарь парткома глядел на меня ласково и улыбался весьма добродушно. Перед ним лежала папка, видимо с «телегами» на меня и Ермакова вместе с прочими оперативными бумагами.
— Леонид Сергеевич, вы, как тут мы прочитали, прекрасный оперативный работник, хороший семьянин. У вас высоконравственная жена, которая активно помогает и в наших делах, две прелестные дочери. Какого черта потянуло вас на этих… девушек в Генуе? Вы очень большой любитель женщин?
Я решил продолжать в шутливом тоне:
— Нет. Но в принципе я их предпочитаю мужчинам.
Секретарю, видимо, не понравилась моя шутка. Глаза его потускнели, голос приобрел металлический тембр.
— Ваши… м-м-м… девушки все рассказали своим подругам, а среди них были агенты контрразведки. Нам известно все: и о вашей поездке в Портофино, и о том, что вы провели ночь в постелях с двумя манекенщицами, и о том, что сделали им богатые подарки в ущерб вашим семейным бюджетам, между прочим. Известно также, что инициатором поездки и всей любовной авантюры был корреспондент «Правды» Ермаков. Он тоже характеризуется не совсем положительно по своим моральным качествам. Он и вас использовал для того, чтобы прикрыть на всякий случай свои грехи.
И тут я понял, что подставляют под топор Володькину голову. Может быть, для того, чтобы смягчить удар по мне, грешному.
— Товарищи! Вы можете думать обо мне что угодно. Но Владимира Ермакова не трогайте, ибо именно я вовлек его во всю, как вы ее называете, «любовную авантюру» с манекенщицами. Кстати, одна из них была моей московской знакомой.
— А почему же тогда вы с Ермаковым, которого выгораживаете неизвестно почему, утром принесли в спальню девушкам по охапке роз? За что?!
— Просто так. Из симпатии. В благодарность за прекрасно проведенный вечер.
— Вот видите, товарищи, как неискренне ведет себя Леонид Сергеевич. Чтобы честно признаться: так, мол, и так, виноват, согрешил. Какие будут предложения? У нас есть мнение объявить товарищу Колосову строгий выговор по партийной линии с занесением в учетную карточку и поставить вопрос перед руководством об отзыве его из загранкомандировки.
— По-моему, достаточно строгого выговора, — предложил один из членов парткома. — У нас и так не хватает оперативных сотрудников в Италии. Так зачем же ломать молодому разведчику жизнь.
И тут встал Валя Кованов. Он долго и горячо говорил о том, какой я хороший и как благородно и жертвенно поступил по отношению к женщинам и товарищу Ермакову. Кроме того, он обратил внимание на большое число перспективных агентурных разработок у меня на будущее и, помимо всего прочего, отметил, что я кандидат наук, прекрасно знаю итальянский язык и умею располагать к себе широкий круг возможных кандидатов на вербовку, начиная от манекенщиц и кончая сенаторами.
— Я предлагаю, — взволнованно закончил свой страстный монолог Валя, — строго указать товарищу Колосову на недопустимость такого поведения в сложной оперативной обстановке, без занесения в учетную карточку.
На том и порешили.
— Как мне расценивать происшедшее? — спросил я Валю Кованова, когда мы остались вдвоем.
— Как легкое землетрясение, — ответил он, грустно улыбаясь.
Другой близкий моему сердцу человек, ныне покойный начальник нашего «итальянского направления», Леня Морозов показал некоторое время спустя мои генуэзские «телеги». Одну написал Василий Иванович. Более эротического сценария о нашей с Володей «генуэзской истории» я не читал в своей жизни никогда. Другую «телегу» настрочила агент Василия Ивановича, манекенщица из той генуэзской группы, которая сумела «откровенно» поговорить с Лилей и ее подругой в Москве, передавшей ту самую злосчастную посылку. Так вот эта, последняя, то бишь Тоня, будучи женой моего друга и «хорошо зная меня лично», сообщила агенту «массу интересных подробностей».
Супруге своей я ничего не рассказал о «легком землетрясении», и мы спокойно уехали отдыхать.
В ноябре посольство СССР, как всегда, устраивало шикарнейший прием по случаю очередной годовщины Великой Октябрьской революции, на который тратилась, как правило, половина всех средств, выделяемых послу на целый год. Водка и шампанское лились рекой, столы ломились от семги, красной и черной икры, заливной осетрины, копченой севрюги и прочих яств. Жена моя болтала в кругу могущих «представлять интерес» иностранных женщин, я бродил по залу со стаканом виски. Приемы для нас, оперативных сотрудников римской резидентуры, тоже были «работой». Резидент даже придумал формулу на этот случай: «Чем меньше опрокинутых рюмок, тем больше будет интересных знакомств». В этот момент увидел я свою жену, приближающуюся ко мне с двумя прекрасно одетыми дамами — старушкой с седыми волосами и примерно сорокалетней черноволосой красавицей.
— Познакомься, Леня, — жена заговорщически подмигнула, — это наши русские, хотя и американки: Милица Сергеевна и…
— Элена Смайле, — сама представилась черноволосая красавица, подавая руку. — Ваша супруга сказала, что вы постоянный корреспондент «Известий» в Италии. О, это интересно. — Она говорила с легким английским акцентом. — Вы, журналисты, прогрессивные люди. Поэтому я пошла смело знакомиться с вами, хотя являюсь дочерью бывшего царского генерала, а моя тетя — его родная сестра. Вас не будет смущать наше знакомство? Вам не попадет… как это называется? Ах да! По партийной линейке.
— По партийной линии, — поправил я свою собеседницу. — Нет, не попадет. Вы же наша соотечественница, как-никак. А как же вы оказались в Риме, мадам, или, простите, мадмуазель?
— Мадам. Я в разводе. Мадам Элена Смайле. Очень просто оказались. Прилетели самолетом из Вашингтона. Я там работала после развода, и вот послали на работу в американское посольство.
— Это интересно?
— Как вам сказать? Работа хлопотливая. Я — секретарь американского военно-морского атташе.
У меня вновь сильно екнуло сердце. У жены непроизвольно полезли вверх брови, и она под каким-то предлогом поспешила увести бабусю в другой конец зала. Жена ведь тоже помогала мне в «охоте». Мы остались вдвоем с Эленой. Обычная биография. Отец — белогвардейский генерал. Вдовец. Последнее место службы — армия Колчака. Потом разгром. Бегство в Маньчжурию. Жизнь в Харбине. Там Элена уже после окончания войны и смерти отца познакомилась с американским офицером, вышла за него замуж и переехала в Вашингтон вместе с теткой. Знание языков и стенографии позволили после развода поступить на работу в военное ведомство. И вот — Рим.
— Мой дорогой, — говорил взволнованно резидент после того, как я ему рассказал о новом знакомстве. — Это сам Господь вознаграждает тебя. Немедленно направим запрос в Центр. Если «золотая рыбка» не подстава, то это просто сокровище. А ты пока развивай дальше знакомство на семейной основе. Денег не жалей.
Я начал развивать. Семейные обеды, коллективные походы в театры и кино, уик-энды на природе с настоящим кавказским шашлыком. Элена и Милица Сергеевна были очень довольны.
— Мы как будто бы вновь обрели семью, — щебетала старушка. — Вы такая чудесная семейная пара. С вами так легко и хорошо. А главное, можно свободно поговорить на русском языке по душам.