Мираж

— Ясно. Ваши собственные соображения: кто? почему? как?

— Трудно сказать, господин Каммингс. Мы не получали никаких сигналов или угроз взорвать ваш объект. Пожалуй, это дело рук политических экстремистов. Взрывное устройство, думаю, было заложено с внешней стороны восточного крыла, которое, насколько мне известно, не охраняется и выходит в Английский парк. Это первое, что приходит на ум. А как все было на самом деле, выяснять, видимо, вам.

Глаза всех присутствующих были обращены на него. Ну что ж, пробил его час. Сейчас он должен показать, доказать всем — и немцам, и своим с радиостанции, ну и тем, кто за океаном, — на что он способен. Должен или утвердиться, или исчезнуть как виновник взрыва или некомпетентный в вопросах безопасности человек. Вдруг внутренне ощутил, как все его друзья и недруги, информаторы и люди Управления безопасности, негласные осведомители БНД, а также его коллеги здесь, в Мюнхене, в Бонне, и там, в Вашингтоне, Нью-Йорке, все ждут его первых да и последующих шагов. В какую сторону потянет Бульдозер и насколько строг и наблюдателен будет Надсмотрщик? Ну, Ричард, сделай свой первый ход.

— Так, Штраус, я прошу вас обойти все прилегающие дома и спросить жителей: кто что видел или слышал до, во время и после взрыва. Ясно?

— Может быть, отложим до утра? Поздний час. Люди ложатся спать…

— Будем работать всю ночь, Рудольф. Помни, каждый потерянный нами час работает на преступников. Да и думаю, что после такого фейерверка и сквозняка наши соседи не скоро улягутся. Ты, Курт, отправляйся в госпиталь. Попробуй переговорить с ранеными и пострадавшими: что видели, что слышали, что думают о тех, кто, возможно, причастен к акции. Если что будет у вас обоих, срочно звоните мне в кабинет. Буду там до утра. А теперь Панковица ко мне. — И Ричард отправился к себе в «бункер».

Надо собраться с мыслями, разработать версии и составить план расследования. Прежде всего проинформировать Лэнгли и действовать, решительно действовать. Он взялся за фломастер.

— Разрешите? — В дверях показался Роберт Панковиц.

В раздумье Ричард чертил что-то фломастером. Итак, он седьмой по счету шеф безопасности этого объекта. Как складывалась судьба его предшественников?

Открывал этот список в начале 50-х годов Джордж Бикслер. Счастливчик Джордж. Повышен до начальника отдела кадров, затем переведен в Американский комитет освобождения народов России. Удача. Каммингс начертил жирный плюс.

Потом Кристенсен. После побега на родину сотрудников РС Ильинского и Овчинникова отозван в США, разжалован. Жирный минус.

Джеймс Кондон. Плюс.

Паар — бесцветная личность. Минус.

Рассел Пул — повышен до начальника отдела, затем шеф административного департамента и куратор службы безопасности. Жирный плюс.

Добряк Джордж Ле Вайе, бесхребетный, слабовольный, спрятавший свое «я» за громадными линзами в старомодной оправе. Неудачник. Минус.

И наконец, он, Ричард Каммингс. Обнадеживающая тенденция получить плюс. Но эту оценку, однако, ему вынесут только сама жизнь и последующие события. А ситуация крайне неопределенная. Да к тому же слишком много людей, так или иначе связанных с радиостанцией, с совершенно различными и подчас противоположными мотивами и суждениями потянутся к фломастеру, чтобы поставить плюс или минус.

— Разрешите? — Роберт Панковиц второй раз пытался напомнить о себе.

Ричард жестом пригласил его войти. Сделал многозначительную паузу.

— Вы, надеюсь, понимаете, Панковиц, какая вина ложится на вас за все случившееся? Где, где ваша охрана? Куда смотрели? Где в это время был полицейский наряд о собаками? Пивом утоляли жажду? И собаки тоже? А ваша хваленая система сигнализации? «Муха не пролетит незамеченной»! Пролетела да еще десять кило пластиковой взрывчатки на своем брюшке пронесла. Не много ли?

— Господин Каммингс, — Роберт был подавлен и не находил себе места, — все вроде бы предусмотрено. Кирпичный забор, металлические сетки с колючей проволокой. Строгий пропускной режим. Ночью усиленная охрана, вооруженная автоматами и пистолетами, для связи нарядов между собой карманные радиопередатчики. Это по периметру. Внутри радиоцентра также общий строгий режим, взаимная слежка друг за другом; каждый сотрудник, покидая рабочее место, обязан предупредить коллег, куда и зачем он идет. Ограничения на вынос печатных материалов для работы дома. Проверка предметов и вещей, вносимых с собой, вплоть до портфелей и сумок. А наш внутренний контроль персонала?! Наконец, перлюстрация корреспонденции, подслушивание телефонных разговоров, надзор за частными квартирами сотрудников… Ну что еще надо? В такой густой сетке просто невозможно проскочить незамеченным. Невозможно. Шапок-невидимок еще не изобрели, насколько мне известно.

— К чему ты клонишь?

— С охраной разберусь. Каждый даст свой отчет: где он находился и что делал с двадцати одного часа до двадцать один сорок пять. Но я уверен, что это дело рук наших сотрудников. Либо действовали внешние силы, имеющие высокопоставленного информатора на радиостанции, знающего расставленные нами сети, а также, возможно, пока не видимые прорехи в них. Я бы начал со своих. Они ведь грызутся между собой, как собаки.

— Хорошо, Роберт. В этом что-то есть. Ты садись, садись. — Ричард раскурил трубку, обдумывая версию Панковица. Сладковатый дым «Мак-Баррена» действовал расслабляюще, клонил ко сну. Сейчас бы он предпочел бодрящий табак типа «Голд лейбел», но его под рукой не было. — Пойди к себе и напиши подробную объяснительную, добавь свои выводы и соображения. Затем попрошу тебя узнать в бюро пропусков, кто посещал радиостанцию в течение месяца; просмотри записи в журналах о всех подозрительных или малопонятных случаях, происшествиях на объекте, возможные факты появления чужих машин на нашей стоянке. Все за истекший месяц. Утром доложишь.

«Интересно, как реагируют в Лэнгли на мои срочные депеши о взрыве? Наверное, переваривают. Как бы несварение желудка не получили! Такое случается не часто. Политическое дело. Наверняка вступят в действие большие люди. Тогда начнется непредсказуемое. В Бонне резидент Томас Полгар будет ждать инструкций, осторожничать. «Группа-шестьдесят шесть», военная контрразведка США в Западной Германии, — люди дела. Завтра будут здесь. Слетятся многие, как на спектакль. Журналисты. Ах да: прессу я как-то выпустил из виду».

— Ирми, зайдите ко мне.

— Да, господин Каммингс…

— Наших коллег на Кенигенштрассе, пять, мы оповестили?

По этому адресу помещалось генконсульство США, под «крышей» которого функционировала подрезидентура ЦРУ.

— Конечно, послали нарочного. Взрывная волна там, правда, побывала несколько раньше. Стекла на окнах верхних этажей не выдержали.

Ричард криво ухмыльнулся:

— Ты можешь быть серьезной? По крайней мере, в такой момент.

— Да, господин Каммингс.

— Завтра будет трудный день. Нагрянут журналисты. Пронырливые бестии. Надо, чтоб кто-то занялся ими.

— Лучше Редлиха никому не справиться. Сам он побывал под журналистской «крышей» в Австрии, Польше и Чехословакии. С тех пор дружит с журналистами, имеет, я слышала, своих людей в некоторых западногерманских газетах… Эмиль Болтен из «Генеральанцайгер», Карл-Густав Штрем из «Вельт», кто-то из «Франкфуртер альгемайне». Редлих знает, кого можно допустить сюда. Да к тому же это его бизнес по части отдела внешних сношений.

— Ты неплохо осведомлена.

— За это мне платят.

— Хорошо. Позвони Редлиху, передай мою просьбу.

— Там Рудольф ждет.

— Штраус? Срочно ко мне! Что говорят жители соседних домов?

— Они просят вставить им стекла.

— Мне не до шуток. Давай к делу.

— Серьезного ничего нет. Они как-то и не замечали, что живут рядом с радиостанцией. Теперь поняли, какие у них под боком опасные соседи. Ворчат. А в общем, суббота — каждый занят своими делами. Одна наблюдательная старушка сказала, что видела трех человек в масках, которые якобы выбежали из нашего здания за несколько минут до взрыва. Вид из ее окон… Даже с моим зрением я не берусь судить, что смогла бы различить какие-то маски. Возможно, это были сотрудники, в страхе бегавшие от взрыва. Короче, бред какой-то.