Анифа. Пленница степей

У нее даже была собственная служанка.

Разве не этого хотела Анифа? Не к этому стремилась? Стать как можно ближе к вождю, чтобы, застав того врасплох, в раслабленном и изнеженном состоянии, свершить наконец-то свою месть?

Каким-то образом ее небольшой кинжал по-прежнему был с ней — надежно спрятанный в шатре, до сих пор никем не обнаруженный, даже рабынями, наводящие здесь порядок. Иногда она даже брала его в постель, укромно укладывала под шкуры, чтобы в подходящий момент достать и вонзить его в сердце убийцы и лиходея.

Но каждый раз нож оставался на своем месте.

И месть не свершалась.

Потому что Анифа так и не смогла переступить через свою оставшуюся нежной и трепетной натуру и только, казалось, расцветшей под умелыми руками любовника и господина.

Это оказалось выше ее сил. Ее чувств. Ее мироощущения. Живя миром Шах-Рана, дыша одним с ним воздухом, она постигала законы его Вселенной и не могла не принять и не признать некоторые их аспекты.

Суровый край рождал людей жестоких и прагматичных. Это было неумолимо. И Шах-Ран был царем этих людей. Словно клинок, его выковали многочисленные битвы и превратили не только тело, но и сознание в совершенное оружие, высокий уровень которого девушка вынуждена была оценить. И оценить высоко.

Неужели это было… уважение?

И к кому?! К врагу? К убийце ее родных и близких?!

Будь Анифа не столь умна и пытлива, она, возможно, смогла бы отпустить горькие воспоминания. Или же, наоборот, питаться ими и в итоге вонзить лезвие в сердце, пусть это и стоило бы в итоге ей жизни.

Но она не смогла.

И, значит, ей снова и снова приходилось страдать. Мучиться от собственной слабости и нерешительности.

Это страшно утомляло — сейчас Анифа наконец-то это поняла. И, похоже, все же решила, как можно исправить эту ситуацию. Но получится ли у нее?

Увы, она не была в этом уверена. Все же коварство и присущая большинству женщинам хитрость были не характерны для нее, пока еще слишком молодой и неопытной.

Кочевница, бесстыдно юркнувшая ночью под одеяло торговца, очень приятно согрела постель и его утомленное после длительного перехода тела, и поэтому Хашим не прогнал ее и с удовольствием принял и ее ласку, и ее внимание. Ее даже можно было назвать почти чистой. А пышные формы и откровенные действия молодой смуглой женщины быстро отодвинули проблему на задний план. И, удовлетворив похоть, Хашим уснул с кочевницей под боком, чтобы набраться сил перед отъездом.

Задерживаться в Дариорше он не видел никакого смысла. его товарищи придерживались такого же мнения, поэтому они заранее договорились после ночевки отправиться в обратный путь.

Проснулся Хашим немногим позже рассвета. И уже будучи один. Зевнув и с наслаждением потянувшись, мужчина скинул одеяло и неторопливо сел. Привычно подогнул ноги, немного потер глаза, стирая специфическую дымную пелену, и запустил пальцы в волосы, массируя кожу головы.

Прохладный утренний воздух кусал небритые щеки и голые плечи, но это были приятные укусы, освежающие и бодрящие. Но умыться и сполоснуться все же не мешало. На баню или купальню рассчитывать, разумеется, не приходилось, но подойдет и протекающая рядом речка.

Годы торговли с кочевниками и путешествий по степи сделали Хашима неприхотливым и привычным к неудобствам. Ему даже нравилось спать под открытым небом, около костровища, хотя его товарищи и разбивали палатки и старались максимально обустроить комфортное жилье.

Окончатльно просыпаясь, Хашим посмотрел вперед, на открывающееся перед ним пространство. Утреннее зарево окрашивало степь вокруг древнего городища в фантастические цвета, делая местность похожей на удивительную фреску забытых художников. Конные стада и овечьи отары добавляли жизни и звучания этому пейзажу, а монотонный гул, которой сплетался из-за издаваемого животных шума — фырканья, храпа, блеяния и щелканья — не раздражал, а, наоборот, умиротворял и вдохновлял.

Хашим поднялся и, достав из сумки полотенце, чашу, мыльный порошок и бритву, пошел на реку. Там было пусто. И только несколько лошадей шумно пили, зайдя немного в воду и лениво отмахиваясь хвостом от надоедливой мошкары. У одной кобылки была очень длинная, заплетенная в некоторых местах в косицы, грива, и та, опустившись до самой глади, намокла. Изящная и ладная, она выглядела непривычно миниатюрной и грациозной — не как обычные скакуны кочевников. Торговец знал эту кобылу, ведь она пришла вместе с их караваном. Очередной заказ Рикса-северянина. Это было очень нежное и трепетное животное, которое без должного внимания и ухода просто не выдержало бы долгого путешествия. И было удивительно видеть ее спокойной и расслабленной и без какого-либо контроля. Мужчина считал, что этой лошади редкой и изысканной красоты будет непривычно и страшно среди свирепых и шумных кочевников и их жеребцов, и она просто сбежит, поддавшись панике, если ее пустить пастись без привязи.

Но нет. Самым странным образом кобыла влилась в табун кочевников, умело обходя особо свирепых представителей ее рода, и не чувствовала никакого беспокойства — умиротворенно и тихо паслась, щипала травку и горделиво, как городская жеманница, демонстрировала блестящие бока и красивые формы своего стройного поджарого тела.

Настоящее произведение искусства, а не лошадь.

Хашим недоумевал, зачем Риксу могла понадобиться подобная красота. Ведь лошадь была совершенно не устойчивая к степному климату и капризная в обращении. Далеко не выносливая. И больше предназначенная для услады глаз, чем для сражений и длительных переходов.

Но теперь-то он знал, для кого могло предназначаться такое потрясающее животное.

Такое чувство, что они были созданы друг для друга — черноволосая красавица с миниатюрным телом и тонконогая лошадка. Девушка будет великолепно смотреться верхом на таком чуде.

И все же он не оставлял бы такое сокровище без надзора. А то мало ли что.

Приведя себя в порядок, Хашим вернулся в месту стоянки торговцев и принялся готовить завтрак. Для этого ему не нужен был слуга, который обычно бывал у караванщиков. Зато его охрана бдила, как обычно. Два брата-мавра, стоящие как целое состояние, тем не менее оправдывали свою цену. И если в Дариорше торговцам ничего, как правило, не грозило, по пути сюда на караван традиционно нападали разбойники и лиходеи. И еще ни разу, если такое случалось, Мал и Ром не подводили его, показывая себя невероятно искусными мастерами клинков.

Сварив кофе, он угостил им и наемников. Те, хоть и позавтракали, от терпкого и горячего напитка не отказались. И, тихо переговариваясь на своем странном чирикающем языке, принялись за угощение немного в стороне, но поближе к товарам. Сам же Хашим достал лепешку, немного подогрел ее на углях и добавил к ней кусочки вяленого мяса, засахаренных фруктов и мелко измельченных орехов. Не то, чтобы очень изысканно, зато питательно. И безопасно. Далеко не все торговцы рисковали делить трапезу с кочевниками. Ведь их пища не всегда внушала доверия. Степняки были такими же выносливыми и неприхотливыми, как и их лошади. А уж количество мух, которые роились здесь за счет выгребных ям и мусорных куч, ужасало и внушало опасения.

После завтрака Хашим немного поболтал с товарищами, обговорив некоторые детали, и стал собираться. Смысла задерживаться в Дариорше не было. После еще одной встречи с вождем Шах-Раном караванщики решили продолжить свой путь.

Все, как обычно. Совершенно стандартно и привычно. Маршрут отточен до мелочей, наполнен деталями и нюансами, которым не один уже год. И в этой обыденности и незыблемой системе тоже была своя своеобразная красота, которую торговцы ценили и любили.

Несмотря на свой статус Повелителя всех кочевников и Объединителя земель Шах-Ран встретился с мужчинами в незамысловатой и простой обстановке и атмосфере — вождь сам пришел к торговцам, а не стал дожидаться, пока они дружной толпой пойдут его искать. Сопровождал его один лишь Рикс-северянин с неизменным яростным из-за шрамов выражением лица.