Страница 77 из 86
Как-то мы долетели — вышли из самолета с заплаканной Дианой. Господи, уши или просто страшно? Или устала? У меня все дети беспроблемно летали в любом возрасте. Еще и на улице жарко, и я ждала отеля, чтобы раздеть детей до трусов. Самой хотелось в душ и спать, но головой я понимала, что это мне не особо-то и грозит. Андрей заказал ужин в номер, но дети его всего лишь поклевали. Я попыталась поесть, но хотела исключительно спать.
— Можно пойти с ними в бассейн завтра. Я могу пойти, если ты поедешь с Машей в больницу. Или ты пойдешь, а поеду я.
— Ты поедешь. Ты все знаешь, а мы поплещемся в воде. Я завтра не в состоянии буду куда-либо идти. Помнишь, что ты не оставляешь ее там завтра? У нас собеседование послезавтра. Так что если потребуется госпитализация, то через день.
— Я все помню. Спи.
С Машей под сиськой. Я снова не смогла уложить ее на сон в манежек. Дети спали в соседней комнате. Боже, хоть на Святой земле ты можешь дать мне сил! Из Обетованной я приехала полностью опустошенной, а тут раз — и новая жизнь во всем ее многообразии, с мужиком и детьми!
Мы с большим трудом пережили следующий день. Конечно, дети радовались воде. Диана первый раз пошла в бассейн, а Дима первый раз скатился с водной горки. И все равно все были уставшими. В номере, пока дети дрыхли, я проверяла документы для визы. Если что-то напутаю, придется доносить, а это еще плюс неделя, лишнюю неделю в чужой стране я не выдержу. Хочу домой, в свою постель, в свою машину, в свои кроссовки — черт возьми! Тут пришлось покупать без примерки шлепки, чтобы мне привезли их прямо в отель. Заодно заказала одежду для детей. Андрей был укомплектован нормально — точно не первый раз в Израиле! Я тоже была один раз вместе с семьей, с прошлой, которая выросла или из которой выросла я — или переродилась во что-то очень и очень странное, переродилась, а не родилась заново.
— А зачем мы сюда пришли? — спросил Дима, увидев американский флаг.
— Нам нужна печать в ваши паспорта, чтобы улететь в США, — впервые озвучила я ребенку свои планы, до этого боялась говорить про поездку за океан, чтобы Дима не сболтнул чего лишнего в опеке. — Я там работаю. А ты там английский поучишь. А Маша полечится.
Врачи не сказали ничего страшного про малышку. Полностью подтвердили мнение своих российских коллег: развитие событий непредсказуемо, так что удачи, родители! Бог в помощь… И деньги, много денег на физиотерапевтов.
Старших на медосмотр собирались отвезти завтра и завтра же дойти до стоматолога. Мой беглый осмотр Диминого рта не открыл мне ничего. Ну, кроме того, что прикус нужно будет исправлять. Может, даже придется ставить брекет-систему уже этой весной. Так? А это мои проблемы или Андрея? Семь штук вынь и положь… И три года мучений ребенка… Нет, можно подождать. Но если пожалеешь его сейчас, то огребешь в шестнадцать, когда выяснится, что целоваться с брекетами не такое уж и приятное занятие. Боже, о чем я думаю? Какие шестнадцать!
— Ваш муж… — начал офицер.
— Просто партнер, — произнесла я официальное название сожителя: доместик-партнер. Статус в анкете у меня стабильно “в разводе”. — Но жить мы будем по моему адресу.
Я вытащила американские права для подтверждения, хотя у меня никто их не попросил.
— Страховка на детей есть?
— Да, я купила на первое время. Позже у меня будет возможность добавить всех троих в свою страховку. У меня сейчас Кобра по сокращению, но я со следующего месяца выхожу на новую работу, — говорила я то, чего меня не спрашивали, точно мне вдруг захотелось поговорить хоть с кем-то по-английски.
По-русски я наговорилась до конца моих дней с одним единственным человеком.
— А что с вашим партнером? — без всякой эмоции задал офицер очередной вопрос.
— У него грин-карта, только просроченная, — я обернулась к Андрею, который держал на руках Машу, а остальные сами его облепили, Диана снова обнимала папочку за ноги, и ей это безумно нравилось делать. Про самого Андрея я ничего сказать не могла, не спрашивала.
— Ему стоит часа за два прибыть в аэропорт, чтобы уточнить условия пересечения границы, а потом нужно срочно подать документы в миграционную службу.
— А вы можете выдать ему какую-то справку сейчас?
— Мы этим не занимаемся. Приходите за детскими паспортами через три дня. Хорошего вам дня. Следующий.
Я выдохнула — терпеть не могу общаться с бюрократами — плевать, какого цвета флаг у них за спиной.
— Все понял? — спросила Андрея, когда мы вышли из-под кондиционеров в духоту улицы.
— Я английский не забыл.
— Поедешь в аэропорт сам. Я не собираюсь два лишних часа торчать там с детьми.
— Мы еще в море не покупались, а ты уже куда-то спешишь! Работа не волк…
— Страховку на детей сам будешь покупать без моей работы…
— Да не проблема. Пойдем без страховки, если понадобится.
— Не дай бог больница, они потом тебе шесть нолей в счете напишут.
— Марина, не надо нагнетать. Нам еще с Димкой зубы лечить завтра. Ты готов? Не страшно?
— А это больно?
— Больно, если не лечить. А лечить дорого, но не больно. Так что чистить зубы надо не как ты одну секунду, а до специального сигнала на щетке, — заговаривал он Диме зубы.
Как же Алексу повезло вырасти без такого папочки!
— Кто-нибудь голодный? — спросила я.
— Все!
Мы ели хумус. Пробовали. Андрей без меня его распробовал, а в Штатах я не могла всунуть в него даже одной ложки. И авокадо начал есть с удовольствием. Дети тоже научатся, а пока пусть кривятся. Не поверят потом, что когда-то плевались, когда за уши будет не оттянуть. Так, какие уши? Это все не мои проблемы…
Но в ресторан я их отвела. Детей с детства следует приучать к общепиту. Постепенно они учатся вести себя на людях тихо и мирно. Израильские официанты такие же терпеливые к маленьким посетителям, как и американские. Правда из нас пятерых громко вела себя лишь Маша, но я посадила ее к себе на пузо и кормила из тюбика пюрешкой из сладкой картошки. У нее стало чуть лучше с желудком, зато высыпала из-за жары сыпь.
Но в эту ночь мы все равно спали хорошо — наверное, успокоились: бюрократия позади: впереди медосмотр, теплое море и новый самолет, а потом… Полгода совместной жизни, пока мой домашний чудо-партнер восстанавливает свою гринку.
Следующий день мы пережили с небольшими слезами. Диана просто испугалась врачей, а Диме было немного больно, потому что пришлось удалить два подпорченных молочных зуба.
— И как завтра будем купаться? — спросил Андрей. — Может, в музей естествознания лучше сходим?
— Можно и в музей.
А вечером на танцы — их устроила Диана. Тянулась ручонками к Андрею, чтобы тот держал ее, пока она крутит перед ним попой. Пришлось купить ей балетную пачку — розовую, похожая была у Элис. Но есть лабане, как Элис, Диана не стала. Слишком кисло, не то, что привычный детский творожок, но я съела с удовольствием. И заела финиками.
— Ты понимаешь, что они говорят? — спросил тихо Дима, косясь на проходящую мимо нас шумную израильскую пару.
— Нет, я знаю только “шалом”, “беседер” и “леитраот” — привет, окей и пока, что еще надо?
Ничего — еще нужно терпения, но на иврите я такого слова не знала, а в английском “терпение” и “страсть” очень схожи, можно ошибиться в произношении. Главное, чтобы не в значении. Страсть исчезла, где взять терпения на Андрея?
— Марина, ну чем ты недовольна?
Я пожала плечами и отвернулась к окну — сон не шел, я будто мысленно уже перестроилась на тихоокеанское время.
— Будем у русских делать доверенность?
Я не шевельнулась. Мне все надоело.
— Во Фриско больше ж нет консульства, — не унимался Андрей.
— Заплачу за апостиль. Сделаешь в Питере перевод. На ввоз детей доверенность не нужна, только на вывоз.
Я зажмурилась, на ресницах слезы — что же мне так плохо? Завтра море, завтра отдых — нормальный, семейный, пусть никаких семейных ценностей у нас нет и в помине.
В море Диана не полезла — Андрею пришлось заносить ее на руках, а Дима долго топтался в первых двух волнах, а потом все же зашел. Я сидела с Машей на руках и позволяла ей дергать себя за волосы. Было больно. Значит, я все еще жива.