Страница 76 из 86
— Маша спит, — предупредила я тихо и, не раздеваясь, направилась мимо детей в спальню.
Поставила кресло в угол и вернулась в прихожую раздеться.
— Я вам нужен? — спросил Андрей и получил ответ совсем не от меня.
Я среагировать не успела. Нужно ведь было подумать, что от него может понадобиться перед отъездом.
— Да…
Сказано было тихо, но Диана не стала повторяться, а просто вырвалась от брата и, дойдя до входной двери, прижалась к ногам Андрея. Обнять его выше пока не позволял рост. Он присел, тронул ее за волосы — кажется, в первый раз. Он с нами был только по утрам.
— Мне на работу нужно съездить. А завтра мы целый день будем вместе.
— И послезавтра, и послепослезавтра, — добавила я, буравя взглядом его макушку.
Андрей поднял голову, и наши глаза встретились. Ну что? Куда ты теперь от маленькой девочки денешься? — прочитал он в моем взгляде, наверное, без особых проблем.
— К ужину тебя ждать? — спросила, облокотившись на стену для моральной поддержки.
— Я за пару часов с делами разберусь. А там от пробок на дорогах будет зависеть.
— Тогда мы сядем ужинать в семь. Успеешь, хорошо. Нет, разогреешь ужин в микроволновке.
— Понял.
— Не уходи, — вцепилась Диана ему в пальцы, когда Андрей попытался снять с себя ручки девочки.
— Я не ухожу от вас. Я только на работу съезжу и сразу вернусь.
Дима подошел и оторвал сестру от постороннего дядьки. Ну, наверное, это первый мужик, с которым она завтракала, вот и прикипела до слез всего за пару дней. Я ее понимаю. Я тоже до него ни с кем не завтракала. Совместные завтраки — зло. Точно.
Глава 35. Святая земля
Обеда совместного у меня с детьми не получилось — Маша доставила нам парочку неприятных сюрпризов. Для начала, я поняла, что мне нужны обычные подгузники — переодевать в трусики ребенка, который не прыгает в кроватке, довольно тяжело. Я смотрела на начатую пачку пулапсов и понимала, что придется ей допользоваться, чтобы не засорять природу. Есть Маша отказалась — я, конечно, не большой специалист по смесям, но все делала строго по инструкции, а в итоге меня все равно всю оплевали. Погремушку Маша могла держать только в одной руке, пальцы второй до конца не сгибались. Одна радость была — она следила глазами за ярким мобилем. Все эти наблюдения я передала Романне, на что мне ответили просто и грубо: не ссы. Да, в туалет мне тоже было не отойти. Как я справлялась раньше? Была моложе и дурнее.
В обед я давала Диме инструкции, как и что приготовить, держа ревущую Машу на застеленном полотенцем плече. Когда еда была почти готова, до меня дошло, что проще было заказать пиццу. Мозги материнство точно отшибает. Отцовство тоже — с Андреем я говорила исключительно по умным часам, посылая его умного куда подальше самым своим злым голосом.
— Ты можешь не звонить, а просто уже приехать? — сорвалась я наконец на крик, заплевав экран часов.
Когда он приехал, Маша уже спала, а я сама находилась в полуобморочном состоянии и горела не жаром, а желанием отменить завтрашний полет к чертовой матери.
— Давай так и сделаем. Полетим через неделю, через две…
— А что-то изменится? Наивный! — оплевывала я теперь его лицо, но Лебедев сохранял его серьезным.
Деловая невозмутимость, мать ее и его! А у меня склероз — не вспомнила, что Диану не мешало б уложить на дневной сон, а ей самой было не до сна, она вытанцовывала вокруг меня кругами, причитывая: спи, ляля, спи… Но заклинание не помогло. Помог приход Андрея — он взял Машу на руки, и через пять минут она отрубилась. Я с трудом не выругалась. Почему бабе даже в младенчестве нужны мужские руки, чтобы спать?
Спасибо я ему не сказала, и за привезенную пиццу тоже. Диана ела ее первый раз в жизни, и вся измазалась, но мне было плевать — стирать одежду буду уже в Израиле. Билеты мы взяли специально с дневным вылетом, чтобы дети нормально поспали ночью. Но дома у нас младенец, какой уж тут нормальный сон! В итоге я уложила Машу между нами, и мы уже на полном автопилоте гладили ее, то и дело натыкаясь на руки друг друга.
— Ты к врачу пойдешь? — спросила я сонно.
— С кем? Со старшими?
— К своему, провериться. На всякий случай. Ты страховку хоть какую-то купил для Штатов? На детей я оформлю туристическую, но ты же не турист.
— А ты к врачу не хочешь сходить?
— К кардиологу? Проверить, есть ли у меня сердце? — хмыкнула я в горячую подушку.
— Я не придуриваюсь. У них диагносты нормальные. Просто все проверить. На всякий случай.
— Обогатить израильских врачей решил?
— Я заплачу.
— Разговор двух стариков. А чего у тебя нет? Зубов нет…
— А что ты хочешь, Марина? Молодость прошла. Врозь. Теперь вместе не по ресторанам, а по врачам ходить будем.
— Слушай, я лучше в спортзал и в бассейн, а ты к врачам сам… Без меня. Кстати, нужно будет бумажку, как приедем в Штаты, подписать, что ты разрешаешь мне доступ к твоим медицинским документам и, если ты в беспамятстве, даешь мне решать, что с тобой делать. Ты мне никто, так что без бумажки меня пошлют. Я детям такую сделала после восемнадцати, иначе — все, мама — посторонний человек.
— Сделаю. Не проблема.
— Проблема, что там нужны два свидетеля, не имеющие к нам никакого отношения, чтобы они подтвердили, что я не держала тебя в момент подписи на мушке.
— Таких точно не найдешь. Ты держишь меня за яйца, это еще хуже — лучше бы в голову и наповал.
— Слушай, я серьезно. Конечно, Романна может стать свидетелем и Мирра, девушка Алекса, но… Как я тебя буду им представлять?
— Как чувствуешь, так и представляй.
— А старым знакомым?
— Боже, Марина, только такие проблемы… У нас ребенок болеет, не ест, не спит, а ты про чужое мнение думаешь!
— Это не наш ребенок. Я его отдаю.
— А детям что скажешь?
— Отдам, когда вы уедите. Скажу, на лечение. Они поймут.
Я отвернулась и уткнулась в подушку.
— Не раздави чужого ребенка, корова…
— Не раздавлю. Двоих же не раздавила…
Двух часов я не проспала, и не из-за Маши, а потому что всегда нервничала перед полетами, даже простыми, даже одиночными, а тут нас несомненно ждал кошмар на седьмом небе.
Я испугалась кормить Машу пюрешками перед вылетом. Со смесью сегодня прошло чуть лучше. Тут я реально жалела, что у меня пустая грудь. Ей можно заткнуть сейчас только Андрея, и то лишь на время, к сожалению. Он командовал все утро, а я пыталась сосчитать наши тюки. Дети притихли, а я боялась, что Диана от нервов и новой обстановки наоборот начнет дурить. Но мы спокойно зарегистрировались на полет и прошли погранконтроль, хотя в кабинку пришлось забиться впятером, и я радовалась, что сейчас мне не нужно предъявлять доверенность от новоявленного родителя.
— Какая цель поездки? — спросили то, что не должны были спрашивать.
— Лечение. Маша Уварова больна, — ответил Андрей раньше меня.
Аэропорт играл роль супермобиля для бедной Машеньки, которую я пристегнула к себе в эргорюкзачок. Она крутила головой и даже издавала разные звуки. Она увидела мир за границами кроватки, и я надеялась, что любопытство, а что там есть еще, победит недуг, если он только в голове…
Мы сдали у самолета трость и автокресло, и прошли на свои места. Они были посередине — конечно, жалко лететь без окна, зато сидим вместе. Вместе… Я даже вздрогнула от пришедшего в голову слова. Мы вместе — боже, с кем? С бывшим мужем, которого не видела двадцать лет, и чужими детьми, которых знаю три дня… Это моя семья, что ли? Искусственная и такая настоящая, осязаемая, притихшая — всем страшно. Только кто-то от страха может еще соску грызть, а кому-то приходится делать вид, что все в порядке.
— Диана, у тебя ушки закладывает? — спросила я на взлете, когда самолет еще продолжал набирать высоту.
Девочка не плакала, просто зажмурилась.
— Открой ротик, станет легче. Сейчас все пройдет.
И у твоего брата вырастет шея, как у жирафа — хотелось добавить. Дима сел у прохода и тянулся взглядом к окну с облаками. Я не могла дождаться, когда погаснет знак “пристегните ремни”, мне нужно было пройтись по салону, чтобы угомонить Машу. Она выплевывала соску, потом я ей снова ее засовывала. Мир вне кроватки в этот момент был не очень приятным. Мне было малость неловко перед другими пассажирами, и я всеми силами пыталась успокоить ребенка — целовала ее, гладила, шептала всякие нежности, которые, почему-то, выдавались мозгом исключительно на английском языке. Но кроме меня и Маши их все равно никто не слышал.