Страница 170 из 187
Своды пещеры в целом были достаточно высоки, но иной раз, чтобы беспрепятственно пройти вперед, приходилось пригибаться к самой земле, что отнюдь не ускоряло продвижение. Жидкая глина скользила под ногами, и нередко казалось, что земля уходит из-под ног. Однако ни при каких обстоятельствах нельзя было останавливаться — по крайней мере, до тех пор, пока Артур не выяснит, куда он попал. Перспектива мучительной смерти от голода либо же от холода отнюдь не радовала, но еще больше клипсянина страшило одиночество. Мальчику и раньше приходилось быть одному, но все же в сердце своем он никогда не был одиноким. Никогда, но не сейчас. Мог ли Артур переместиться обратно в Троссард-Холл, используя свои удивительные умения? Юноша пытался это сделать, однако у него ничего не вышло. Что-то ему подсказывало, что это место так просто не отпустит своего незваного пленника.
Артур еще долго шел вперед, теряя счет времени, покуда его вид не стал совсем жалким — одежда вымокла, ноги до колен были в глине, вдобавок его знобило от холода. Наконец дорога сжалилась над путником, стала более широкой и с лицемерной заботливостью привела юношу в помещение, которое казалось просто громадным по сравнению с тем, куда изначально попал Артур.
Здесь было значительно светлее, что позволяло в подробностях разглядеть каждую деталь. Странное зеленоватое сияние, исходившее от камней, казалось заплутавшему юноше другом. Только благодаря нему он мог продвигаться вперед, не опасаясь каждую минуту ушибиться о камень.
В самом центре пещеры располагалось небольшое озеро, гладкое и неподвижное. В изумрудном мерцании казалось, что его воды такие же по цвету — мутно-зеленые, грязные. Артур подошел к берегу и посмотрел вниз на свое отражение, но тут же отшатнулся, не узнавая самого себя. Из водного омута на него смотрела совсем уж одиозная[13] личность! И дело было даже не в испачканном грязью лбе и щеках, не в кровавой шишке и не в бледности скул; на него нагло уставилось незнакомое лицо! Вернее, если быть точнее, незнакомым его делали глаза — желтые, злые, недоверчивые. Мальчик в некотором испуге снова взглянул в неприветливые воды, боясь увидеть себя таким, каким его сделала эта пещера.
Отражение вновь возникло, ехидно улыбаясь, будто на самом деле забавляясь этой ситуацией. Оно словно бы говорило: «Нет, мой милый, пещера тут ни при чем. Лишняя грязь на лице — вот ее заслуга. А все остальное — твоих рук дело!» И опять эти странные желтые глаза. С другой стороны, свет, исходивший от камней, искажает настоящие цвета, делая их зелеными и желтыми, тут же успокоил себя Артур, продолжая озабоченно рассматривать свое изображение. Теперь оно казалось ему роднее, все-таки — это ведь его облик, и ничей больше.
Вдруг Артуру вспомнилась Левруда. Последнее время он думал о ней все реже. Однажды, когда Артур был совсем маленький, его опекунша пришла домой с огромным синяком на лице. Ее тогда тоже было не узнать, и Артур ужасно разволновался. Мальчик начал допрашивать свою кормилицу, но Левруда никогда ничего не рассказывала, так как предпочитала разговорам молчание. Артур, помнится, настоял даже, чтобы вызвать доктора. Старая женщина не стала противиться, и спустя долгие часы ожидания врач наконец-то пришел — франтовато одетый, молодой, с опрятным благообразным лицом и очень чистыми руками, что, впрочем, вполне естественно для докторов. Мужчина очень долго заходил в дом, как будто его до смерти напугал грязный коврик у двери и потертая засаленная ручка. Потом он продолжительное время размышлял, стоит ли снимать обувь, и в конечном итоге решил, что безопаснее будет все же остаться в туфлях. Врач внимательно осмотрел пострадавшую и прописал необходимую мазь. Затем он еще раз взглянул на страшный синяк и с укоризной покачал своей благообразной головой.
— Это ужасно! — проговорил он с чрезвычайной экспрессией. — Ужасно! Вы знаете, я уже давно перестал верить в добро! Особенно встречая таких пациентов. В мире, где столько насилия, боли и несправедливости, ему просто нет места. Вот вы, пожилая интеллигентная женщина, кто же посмел вас ударить?
Левруда не ответила, только нахмурилась.
— Впрочем, это и неважно, — продолжил разглагольствовать врач. — Важно то, что я теперь каждый день убеждаюсь в правоте своего неверия. Понимаете?
Левруда слегка улыбнулась и ответила:
— Я вас очень понимаю, и более того, разделяю вашу точку зрения. Я, например, не верю в докторов. Понимаете? В мире, где столько болезней, немощей и больных людей, им просто нет места. Вы согласны?
Артур очень хорошо помнил, как удивился врач. Тот настолько поразился, что даже забыл, что вокруг грязно и в полном изумлении присел на кушетку.
— Так для вас я, что, тоже не существую?
Казалось, врач был очень раздосадован. Хотя на этот счет Артур мог и ошибаться. А Левруду вся ситуация даже очень позабавила. Она с легким смешком ответила:
— Вы можете существовать, можете исчезнуть, но моей веры от этого не прибавится. Я в вас не верю.
Врач запротестовал:
— Нет, позвольте с вами не согласиться. Вокруг много больных людей только потому, что они ко мне не приходят. Они, видите ли, слишком самонадеянные и думают, что сами справятся со своей болезнью. Вот и дохнут как мухи. А я вообще-то уважаемый человек.
— Вот и к добру люди особенно не торопятся, как и к вам, — ответила Левруда. — Но это не значит, что его нет, и оно не стоит того, чтобы в него верить.
Артур помнил, что врач потом очень быстро ушел. Казалось даже, что тому стало стыдно за то, что пожилая женщина, с виду куда менее образованная, с такой легкостью выявила его собственное невежество.
Сейчас, глядя в темно-зеленое бездонное озеро, Артур будто бы вновь увидел Левруду. Такой, какой она была: своевольной, упрямой, жизнелюбивой, не терпящей возражений и до смерти любившей эль. Интересно, что бы она спросила у Артура, если бы сейчас оказалась с ним в этой пещере?
Женщина всегда задавала странные вопросы, совсем нехарактерные для взрослых. Например, когда дети уходят одни на улицу, родители обычно спрашивают: «Ты куда?» (хотя ответ, в целом, лежит на поверхности — на улицу). Левруда же спрашивала: «Ты не забыл, что у нас под сараем живет семейство ежиков? Иди, уважь их, дай им молочка. Ты помнишь, что с холма можно увидеть прекрасный закат? Не забудь полюбоваться им, а после рассказать мне». И так далее.