Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 41

— Ой, врешь ты, парень! — с кривой усмешкой проскрипел Душин.

— Я вру?! — крикнул Митька. — Вот сейчас пойдем да в твой сарай заглянем. Тогда увидим, кто врет. Они еще сырые, позавчера с воды взяты.

Душин мял в руках фуражку, стоял понурившись.

Начальник нажал кнопку звонка. В кабинет заглянула секретарша.

— Позовите десятника Петрухина.

Через минуту вошел Петрухин.

— Вот, — недобро сказал начальник, глядя на Душина, — пойдешь с этим гражданином и обмеряешь, сколько у него дров наших в сарае лежит. Составишь акт. Иск предъявлять будем. Пусть узнает, что покупать дрова дешевле, чем воровать.

Душин жалобным голосом начал оправдываться, но начальник махнул рукой:

— Идите. А ты, хлопчик, останься. Садись, потолкуем.

Митьца сел в большое мягкое кресло, поставленное вплотную к столу.

— Ну, как тебя зовут, пионер?

— Дмитрием. Дмитрий Кузнецов. А как вы узнали, что я пионер? На мне ведь галстука нет.

— И без галстука видно, что пионер. По делам видно. Только вот с повесткой ты, пожалуй, перемудрил. Этот Душин мог одним. испугом отделаться. Надо прямо говорить, не бояться. Заметил непорядок — пришел и сказал. Прямо! Не надо мудрить, друг Митя. Понял?

И. Фукалова

Возьмемся за руки

Из зарубежного блокнота

С чего начать рассказ о нитях, крепко связывающих нашу страну, наших советских людей со всеми уголками земного шара?

Передо мной на рабочем столе большая стопка писем. Из многих стран. Так вот с чего начать рассказ?

Может быть, мне начать рассказ с этого пожелтевшего листка, ставшего похожим на пергамент?

Письмо датировано 1905 годом и адресовано не мне, а моему деду — участнику русско-японской войны. Дед отдал мне это письмо вместе со своими старинными книгами. И по тому, как торжественно он передал мне этот листок, я поняла, что дед хранил письмо всю жизнь и оно ему очень дорого.

Вот несколько строк: «Когда зацветет дикая яблоня — пробьет и твой час. Я приду за тобой. Тако».

Помню, я спросила деда:

— Почему он тебе писал, ведь вы же воевали?

Дед сурово посмотрел на меня и сказал:

— Тако помог мне бежать из плена.





Черноглазый японец Тако, такой же солдат, как и мой дед, понимал чудовищность и гнусность той войны и помог бежать из неволи моему деду.

Внуки Тако, японские ребятишки из Хиросимы, — это их письмо лежит у меня на столе — тоже не хотят войны. Вот что они пишут:

«Мы — из Хиросимы, города печали. Много лет прошло с тех пор, как американская атомная бомба взорвалась над нашим городом. Но и по сей день лучевая болезнь уносит людей. И с каждой новой жертвой миллионы японцев все решительнее заявляют: «Не хотим новой трагедии Хиросимы!»

Мы создали общество «Оридзуру», что значит «Бумажный журавль». Мы ходим по улицам и говорим прохожим: «Мы — из «Оридзуру». Собираем деньги на памятник детям, погибшим от атомной бомбы. И люди никогда не отказывают нам.

С давних времен в Японии существует поверье: человек, который сделает из бумаги тысячу журавликов, будет счастлив. Как жаль, что это только легенда! Те, кто и сейчас умирает от лучевой болезни, сделали уже не одну тысячу бумажных журавлей… Мы горячо любим вас, люди советской страны».

А. вот письмо из далекой Гвинеи. Гвинейская пионерка Бинту Макало пишет: «В Гвинее живут тысячи мальчиков и девочек, которые, как и советские ребята, с гордостью называют себя пионерами. Самые маленькие, кому от семи до десяти, носят алые галстуки, постарше носят желтые галстуки. А самые старшие пионеры носят зеленые галстуки. Вы спросите, что означают эти цвета? Они означают цвета национального флага Гвинейской республики. У нас есть свои законы. Их десять».

Я не буду перечислять все законы гвинейских пионеров. Назову некоторые из них, которые мне особенно понравились: «Пионер — друг и брат детей всего мира. Пионер помнит о тех, кто погиб за свободу. Пионер заботится о национальном благе. Пионер отважен. Пионер всегда в хорошем настроении».

Письмо Бинту Макало заканчивается словами: «Всегда готов! Всегда вперед и никогда назад!»

…Живет в нашем Советском Союзе милая девочка Оксана Костюченко. Долгое время девочка была больна и прикована к постели. Потом она смогла передвигаться. Но только на костылях. И вот эта девочка узнает о греческом патриоте, борце за свободу Манолисе Глезосе, которому грозит смерть. Ей очень захотелось его спасти. И она стала собирать подписи людей, которые требовали освобождения Глезоса. На костылях больная девочка обошла сотни квартир и собрала тысячи подписей. Она отправила их в Афины — греческому правительству. Об Оксане Костюченко, ее прекрасном отзывчивом сердце узнали ребята всей земли. Они пишут Оксане письма.

Их адрес краток: «Город Братск, защитнице Манолиса Глезоса — Оксане Костюченко». Одна алжирская патриотка написала Оксане: «Думать о других — ваш характер. Заботиться о других — ваш характер. Жить для других — ваш характер».

…Однажды среди пассажиров парижского метро и на улицах города появились необыкновенные пришельцы. Были среди них и украинцы в расшитых рубахах, и кубинцы в широких шляпах, и вьетнамцы в шелковых куртках. Это были не настоящие украинцы, вьетнамцы, кубинцы, а французские ребятишки, которые устроили праздник — карнавал дружбы народов. Пионеров во Франции называют «отважные».

У отважных есть песня. Там есть такие слова:

В немецком городе Веймаре, где все дышит стариной и поэзией, я и натолкнулась на этих веселых, беспокойных мальчишек.

Я приметила их, когда, отчаявшись найти нужную улицу, уставшая, присела на крыльце какого-то дома.

Они подошли. Все очень разные и в то же время похожие. Сказали свои имена: Герт, Карл, Йохем.

— Не подумайте, что мы любопытны и следим за вами. Но в нашем городе любой приезжий на виду. И когда вы стали поспешно переходить с одной улицы на другую, мы решили, что вы не просто гуляете, а заблудились…

На другое утро я снова увидела их. Они стояли у подъезда гостиницы и приветствовали меня как старую знакомую.

Герт сказал, показывая на маленький ромбик у отворота куртки:

— Мы из отряда Вильгельма Телля. Скажите своим друзьям, если они увидят мальчика или девочку с таким значком, пусть смело обращаются к ним за любой помощью.

Мальчиков и девочек с ромбиками встречали мы все три дня, пока жили в Веймаре. Они ходили за нами поодиночке и группками. Их бесхитростное милое внимание, их наивное опасение, что мы можем заблудиться, трогали до слез.

Перед отъездом мы позвали ребят из отряда Вильгельма Телля к себе. Герт рассказывал об отряде и о том, почему они его так назвали.

— Вильгельм Телль был очень добрый и справедливый. Он всегда был с теми, кто в нем нуждался.

От слов Герта веяло горячей верой в то, что Вильгельм Телль жил, боролся, дышал. Поэтому никто из нас и слова не проронил, что Вильгельм Телль никогда не жил, это — литературный герой знаменитой драмы Шиллера.

Более того, нам захотелось рассказать о нашем гайдаровском Тимуре. О том, что тысячи советских девчонок и мальчишек с гордостью носят имя тимуровец. Нам захотелось подарить этим ребятам книгу «Тимур и его команда». Мы запросили наше посольство. Книга пришла в Веймар, когда мы уже были в Дрездене. Об этом известил нас письмом сам Герт. На листке бумаги он нарисовал мужественного воина с луком и мальчишку в современном костюмчике.