Страница 16 из 41
На берегу за ручьем, где огороды стоят над самым обрывом, скрипнула калитка. Кто-то спустился по вырубленным в обрыве ступенькам и подошел к воде. Захрустела галька под ногами человека, который. повозился у воды и поднялся на берег. Прошло немного времени, человек снова спустился с обрыва и опять поднялся.
— Что он там ковыряется? — спросил Митька.
— Душин тут живет. Это рядом с нами.
— А чего твой Душин делает?
— Он коновозчиком в торге работает.
— Это днем. Сейчас-то чего делает?
— Наверное, дрова носит.
— Какие?
— Куренные. Их отпускают с гавани на Вильве. Тут некоторые к берегу пристают, обсыхают.
— Так ведь это не его дрова.
— Ну да, не его, сплавной конторы.
— Ворует, значит, твой Душин!
— Никакой он не мой. Сосед просто. Он тут давно живет, а мы недавно.
— А вы воруете дрова?
— Нет, покупаем. Душин говорит, что мы дураки.
— Проучить надо этого Душина, чтобы забыл, как воровать, — уже громко говорит Митька.
А Сенька все шепчет:
— Он хитрый, он сразу же ночью пилит, колет и в сарай складывает, а сарай на замке. Не увидишь и не придерешься. Такой хитрюга…
— Хватит, поехали домой! — решительно заявил Митька и поднял якорь.
Лодка поплыла вниз, подгоняемая течением.
Мальчики пристали к берегу и молча привязали лодку к вбитому в землю колу.
— Ишь, пилит, паразит! — сквозь зубы проговорил Митька, прислушиваясь к доносившемуся глухому звону пилы, грызущей сырое дерево. — Ты знаешь, как его зовут?
— Душина-то? Семен Федотович.
— Вечерами он дома бывает?
— Всегда. Он все около дому, все делает что-нибудь. Он мужик хозяйственный.
— Хозяйственный! — презрительно протянул Митька. — А дом номер какой у него?
— Тридцать три. Зачем это тебе?
— Ладно. Знай помалкивай. Надо.
Утром Митька вспомнил про Душина.
«Ишь ты, хозяйственный… Чего бы ему такое сделать? Пойти в сплавную контору и сказать? А чем докажешь? Душин скажет: я купил дрова, и вовсе они были не куренные. Он хитрый».
Размышления прервала бабушка. Она подала сумку и сказала, что за деньгами надо зайти к маме на работу. Мама у Митьки работает машинисткой в горфинотделе.
Возле горисполкома Митька встретил одного из своих дружков — Бориса Шибанова. Его мать работает уборщицей в суде, а он на лето принят туда рассыльным.
— Борька, ты что перестал на футбол ходить? Мы почти каждый вечер мяч гоняем.
— А я вот тут за день по городу с разноской намотаюсь — вечером месту рад, — с солидностью ответил Борька. — Вот опять, видишь, пошел. Кого вызываем в качестве ответчика, кого — в свидетели. Получите повестку. Распишитесь в разносной книге. Приходите в указанное время. За неявку — сами понимаете… Ну, пока! Спешу.
Этот разговор натолкнул Митьку на одну мысль…
— Так и надо сделать. Так и сделаю, — шептал он, и глаза его озорно блестели.
Вернувшись домой с хлебом, Митька разыскал свой старый школьный дневник и начал переделывать его. Он вшивал в него листы чистой бумаги, что-то клеил, писал, чертил по линейке. Часа через три на столе перед ним лежала пухлая книга, и на корочке ее, на приклеенном листочке глянцевой бумаги, было старательно выведено печатными буквами: «Разносная книга».
— Осталось повестку сочинить — и будет всё, — сказал он сам себе и принялся писать. Морщил лоб, чесал затылок, писал, рвал написанные листочки и снова писал.
Много времени потратил Митька на сочинение повестки, иной раз к урокам меньше готовился, а все-таки получилось-то не так.
Уже в пять часов Митька ходил по берегу реки с разносной книгой под мышкой. Он был в школьной форме, хотя прежде все лето бегал в трусах и майке. Держаться старался солидно. Его заметил Сенька и, подбежав, начал было разговор о рыбалке.
— Мы с тобой друг друга не знаем, — пробурчал Митька и отвернулся.
— Как так не знаем? — удивился Сенька.
— Ладно, ладно! Отходи. Так надо. Потом расскажу.
Сенька обиделся и ушел. Митька остался один. Он еще с час ходил по берегу, нетерпеливо заглядывая в переулок, где стоял дом Душина. Наконец заметил, как в калитку дома, тяжело ступая, вошел кряжистый бородатый мужик.
— Наверное, он, — решил Митька и, одернув рубаху, двинулся к калитке. Во дворе его встретила огромная лохматая собака, которая с яростным лаем металась на цепи, грозя порвать ржавую толстую проволоку, протянутую поперек двора от сарая к стайке. Минут пять гремела цепь, визжала проволока под кольцом, пес рвался к вошедшему, вставая на дыбы. То ли от ярости, то ли оттого, что при рывках ее душил ошейник, собака начала хрипеть и брызгать слюной.
«Ух, зверюга! — думал Митька, прижавшись к калитке. — Такой доберется, разорвет в клочья».
На крыльцо вышла девчонка лет двенадцати и пронзительно крикнула:
— Разбой, перестань!
Собака сразу затихла и бросилась к девчонке, помахивая хвостом и подхалимски извиваясь всем телом.
— Тебе кого надо?
— Семена Федотыча. Вот… по серьезному делу. — Митька показал разносную книгу.
— Папаня, к тебе пришли! — крикнула девчонка.
На крыльцо вышел сам Семен Федотыч. Разбой заюлил около era ног.
— Тебе чего, углан? — угрюмо бросил хозяин. — Ну, поди сюда. Ага, боишься!.. То-то!
«Сейчас я тебя самого напугаю», — подумал Митька и звонко сказал:
— Вам повестка!
— Повестка?! Какая?
Семен Федотыч отпихнул сапогом Разбоя, тяжело спустился с крылечка и не спеша направился к калитке. Митька развернул книгу, уверенно отчеканил:
— Получите повестку, распишитесь в разносной книге. Приходите в указанное время. За неявку… сами понимаете… — Митька сунул в руку Душина карандаш: — Вот в этой строке расписывайтесь.
— Сперва надо узнать, за что расписываться. Роспись — дело непростое. — Душин взял повестку и, отнеся от глаз на вытянутую руку, принялся разглядывать. — Мелко написано, не вижу. Нюрка! Принеси очки!
— Давайте, дяденька, я вам прочту.
— Прочти, милок, прочти, — ласковым голосом заговорил хозяин и тут же закричал: — Нюрка! Не надо очков! Копаешься там!
— Душину Семену Федотычу. Улица Береговая, дом номер тридцать три, — скороговоркой читал Митька. — Повестка! Предлагаю явиться в сплавную контору шестнадцатого июля к одиннадцати часам утра по делу о беззаконном присваивании государственных дров. Явка аккуратна и обязательна. Начальник сплавной конторы.
— Шестнадцатого — это завтра? — глухим голосом спросил Душин.
— Завтра, — сказал Митька, опустив глаза, боясь выдать свою радость. Он видел: Душин здорово перепугался.
— Это все соседи наболтали. Уж такой народ пошел, будь он неладен!
— Не знаю, — тихо ответил Митька и добавил решительно: — Вы распишитесь, товарищ Душин, а то с меня спросят.
Душин, кряхтя, нацарапал свою фамилию крупными буквами не в той строке, где указал ему Митька.
Уже вечером Митька думал: «Ну, придет Душин в сплавную контору, а там скажут, что его не вызывали. Так и отделается он одним испугом и будет, как раньше, дрова воровать. Нет. Так оставить это нельзя».
Утром, еще не зная, что делать дальше, он пошел в сплавную контору и вертелся около крылечка. Увидев приближающегося Душина, юркнул в коридор. Семен Федотыч долго топтался перед дверями начальника конторы. Наконец решился, снял кепку, пригладил волосы и с робостью открыл двери. Митька, поколебавшись с минуту, решительно взялся за никелированную скобу дверей.
— Ты куда, мальчик? — вскинулась сидевшая за пишущей машинкой секретарша.
— Я по важному делу, — ответил Митька и вошел в кабинет.
За массивным столом сидел грузный человек. Настольный вентилятор обдувал его распаренное лицо. Вздернув роговые очки на лоб, он разговаривал с Душиным. Митька услышал его последние слова:
— Никакой повестки мы не посылали. Это какое-то недоразумение.
— Повестку я написал, — глядя прямо в глаза начальнику, сказал Митька.
— Ты! Зачем?
— Он дрова ворует. Куренные, которые по реке плывут. Наши дрова, государственные.