Страница 18 из 41
Так, видимо, Герт побратал Вильгельма Телля и Тимура.
Ее зовут Патриция. Но ребятам непонятно это имя, и они зовут ее Пепа. Она появилась в нашем доме недавно. Отец ее русский, мать — итальянка. Во время войны отца Пепы фашисты вывезли в Германию, затем он попал в Италию. Недавно эта семья приехала в Советский Союз.
Пепа еще очень плохо говорит по-русски. Может, поэтому она мало разговаривает с ребятами и держится в стороне.
Она появляется во дворе с маленькой коляской, в которой чинно сидят разноцветные, глазастые куклы. Она позволяет их трогать и пеленать, но девочки замечают, как взгляд ее в это время становится беспокойным и тревожным. Дедушка Петров, сосед Пепы по квартире, так; объясняет ребятам:
— У нее было капиталистическое детство. Подождите, пообвыкнет и будет так же голосить, как вы, неугомонные.
Однажды я очень удивилась. Я увидела в руках одной девочки, Тани Федосеевой, куклу с голубым капроновым бантом в рыжих волосах. Раньше эта кукла всегда сидела в центре Пепиной коляски.
Позднее мне рассказали вот какой случай.
Была страшная гроза. Она налетела внезапно. В этот час Таня Федосеева была очень далеко от дома. Впрочем, ливень ее не пугал: на ней были надеты теплая фуфайка и плащ. И она шла, весело напевая. И то, что не ходили трамваи, на которых за двадцать минут можно примчаться домой, даже радовало ее.
И вдруг под тополем Таня увидела маленькую девочку в легком платье.
— Пепа? — удивилась Таня. — Почему ты здесь? Заблудилась?
У Пепы дрожали губы, и уж не разобрать было: то ли дождь, то ли слезы текли по ее лицу. Таня накрыла ее плащом. Пепа дрожала всем телом. Таня сняла с себя фуфайку и укутала Пепу.
А трамвай все не шел, и улица была пустынной. Наконец на дороге показался какой-то грузовик. Таня остановила его и усадила Пепу. Самой ей сесть было некуда: в кабине, кроме Пепы, теснилось еще трое малышей. И шофер, как бы извиняясь перед Таней, сказал:
— Уже час ребят развожу. Ливень-то какой… Транспорт не ходит.
Домой Таня добралась перед самым маминым приходом. Сырое насквозь платье, туфли она спрятала на вешалке. К вечеру у нее поднялся сильный жар. Мама уложила ее в постель, поставила к ногам горчичники, напоила чаем с малиной. Таня бредила. Сквозь жар и что-то похожее на сон Таня услышала стук в дверь, потом увидела огромный букет цветов у своей кровати и смуглое лицо Пепиной мамы.
А Танина мама, бледная и встревоженная, повторяла:
— Иначе Таня поступить не могла…
И Пепина мама, хоть и плохо знала по-русски, все поняла, потому что она крепко поцеловала Таню в горячий, влажный лоб.
А затем наступил день, солнечный и светлый, когда Таня после болезни вышла на улицу. Первой, кого она увидела, была Пепа. Девочка радостно лепетала, мешая русские и итальянские слова.
Она протянула Тане куклу, самую любимую, самую красивую, с голубым бантом в рыжих волосах.
Это был обыкновенный пятый класс. Он ничем не выделялся в школе. Он не был пятым «а» и даже пятым «б», а был пятым «д».
О пятом «д» говорили:
— Так, середнячки.
Но однажды… На большой перемене Сережа Трифонов достал из портфеля завернутый в газету завтрак. Кусая булку, просматривал газету. Он часто таким образом знакомился с тем, что делается в мире. И вот ему попалась на глаза одна маленькая заметочка, набранная мелким шрифтом. Она потрясла его. Он прочитал раз, другой. Потом перочинным ножичком вырезал заметку и послал по партам.
К концу уроков весь класс прочитал ее. В заметке говорилось, что один американский священник покупает детей у родителей, которым трудно живется. Недавно он купил девочку по имени Анна-Мария из одного западногерманского города. Мать Анны-Марии в отчаянии, но возвратить дочь не может, потому что семья бедствует.
Обычно на последнем уроке пятиклассники начинали скрипеть партами, шушукаться, складывать книжки минут за десять до конца урока.
Сегодня они сидели безмолвные и притихшие. Удивленная учительница, когда прозвенел звонок, недоумевая, вышла из класса.
Еще некоторое время ребята сидели молча.
Потом Сережа стал за учительский стол.
— Мы ее выкупим.
— А где возьмем деньги? — загалдели все.
— Будем собирать металлический лом, — сказал Сережа. — Бумагу.
— Пузырьки, — подсказал кто-то.
— Медицинскую ромашку…
— Целебные ягоды…
Ребята разложили тетрадки и стали считать, сколько можно выручить денег, если они обойдут все дворы, закоулки и пустят в дело все ржавые кровати и кастрюли, склянки и пузырьки, выщиплют все загородные луга и поляны с целебной травой. Навыка в таком подсчете ни у кого не было, ребята волновались, ссорились, но упорно считали.
Потом кто-то грустно произнес:
— Но мы ведь не знаем, сколько он запросит за Анну-Марию…
Сережа сообразил:
— Нужно создать денежный резерв.
— Как?
— Нам дают деньги на завтраки… Так вот — мы откажемся от завтраков.
И класс прогудел:
— Откажемся!
— Откажемся от театра и цирка, — продолжал Сережа.
Немного помолчали, но потом класс опять прогудел:
— Откажемся!
— Откажемся от мороженого…
На этот раз молчали долго. А сластена Наташка часто-часто моргала глазами.
Но когда все потом закричали «Откажемся!», она тоже закивала головой.
…Темно на улице. Погасли огни в школе, и только на втором этаже, в пятом «д» светились окна.
Л. Кузьмин
Сверчок