Страница 40 из 64
― Это мой дом.
Остин припарковал машину, но никто из нас не сдвинулся с места. Мы сидели, рассматривая дом и землю вокруг.
― Это дом моих прапрапрадедушек, возможно, еще нескольких прапрапрадедушек. Долгие годы это была скотоводческая ферма, пока не появилась бабушка и не предложила выращивать яблоки.
― Умная женщина.
― Да, это держало их на плаву.
― Что ты имеешь в виду?
Он тяжело вздохнул.
― До недавнего времени я не был уверен, что им удастся сохранить ферму.
― Что? Почему?
― Несколько лет назад у дедушки были проблемы с сердцем, и им пришлось взять кредит, чтобы покрыть расходы. В то же время они увеличили кредит, чтобы покрыть ремонт. Они использовали дом в качестве залога, что совершенно нормально, но их кредит был перепродан кому-то, кто хотел завладеть землей для коммерческого использования и пытался избавиться от них.
― Почему ты не сказал мне? Я могла бы помочь. ― И снова чувство вины за то, что я не знала ― что он перенес стресс в одиночку, ― укололо мою совесть. Неужели я была настолько поглощена собой, что не заметила этого?
― Думаю, это просто никогда не всплывало. Но сейчас это не имеет значения, потому что кредит полностью погашен.
― Хорошо, но в следующий раз рассказывай мне все.
― Что бы ты сделала, Рэй?
― Я была бы рядом с тобой. Я твой друг.
Он повернулся ко мне впервые с тех пор, как мы припарковались, его глаза были одновременно яркими и темными. Я села прямее под его пристальным взглядом.
― Ты ― моя жена.
Остин был прав, но от этих слов у меня все равно сжалось в груди. Он произнес их с такой уверенностью и решимостью, что я чуть не кивнула, желая, чтобы это было правдой.
Но это было не так, то есть в данный момент это так, но не совсем. Мы женаты, но я была не совсем настоящей женой.
Я уже собиралась поправить его, когда хлопнула сетчатая дверь на крыльцо, привлекая мое внимание к дому. Пожилая пара стояла на крыльце, пока Остин не вышел из машины, а затем женщина быстро подошла к нему и заключила в объятия.
― Ох, я так рада тебя видеть, ― сказала она, обнимая его огромную фигуру.
― Я тоже рад тебя видеть, бабушка.
Наблюдая за тем, как большой, мощный Остин ― которого я слишком часто видела, пьющим пиво вверх тормашками, ― приседает и улыбается, словно маленький мальчик, этой женщине, у меня заслезились глаза.
Как только она отпустила его, то сразу повернулась ко мне с теплой улыбкой, которая бывает только у бабушек, обещающих печенье и нарушающих правила.
― Ты, должно быть, Рэйлинн.
― Можете называть меня Рэй, ― сказала я, улыбаясь в ответ.
― Приятно познакомиться. Я Этель, а тот асоциальный мужчина на крыльце ― Сильвестр.
― Я не асоциальный, просто позволяю тебе вдоволь наобниматься.
Я посмотрела на мужчину, такого же высокого, как Остин, улыбнулась ему и помахала рукой, прежде чем протянуть руку, чтобы поприветствовать Этель.
― Ну уж нет, ― сказала она, отпихивая мою руку. ― Мы семья, любящая обнимашки, и поскольку ты ― часть семьи, тебе не избежать объятий.
― Я не откажусь от объятий.
Я раскрыла руки и спрятала за ее спиной сожаление о том, что не являюсь настоящим членом их семьи.
Она отстранилась, но продолжала держать руки на моих плечах, разглядывая меня с ног до головы.
― Не знаю, как мой Остин нашел тебя, но он счастливчик, потому что у него очень красивая жена.
― О, спасибо.
Я опустила глаза, скрывая, насколько принужденной получилась моя улыбка. Отправиться с Остином в Хэмптон было проще простого. Мы лгали незнакомцам, превратив все в игру. Но здесь все было совсем по-другому. Мы лгали его семье, и я не понимала, насколько это вывернет меня наизнанку.
― Что ж, давай зайдем в дом и устроимся. Берни возьмет сумки, ― сказала она, беря меня под руку.
― Берни? ― спросила я, остановившись.
Она рассмеялась над моим замешательством.
― Я называю его так с детства. Это сокращение от его второго имени, Бернард.
Мои брови поднялись так высоко, что я подумала, они затеряются на линии роста волос, я изо всех сил пыталась сдержать смех. Мы как раз добрались до лестницы, мимо нас прошел его дедушка, я оглянулась и увидела, что Остин пристально смотрит в нашу сторону.
Я состроила ему гримасу, в которой легко читалось: что за херня, при этом произнося одними губами Бернард.
Он закрыл глаза и покачал головой, словно прося бога о терпении, потому что знал, что я ещё долго буду припоминать его второе имя.
Как только он открыл глаза, я послала ему воздушный поцелуй.
― Юная любовь, ― вздохнула его бабушка рядом со мной. ― Из-за нее разлука даже на мгновение кажется невозможной. Хотя я все еще целую Сильвестра при любой возможности.
― Потому что вы еще молоды и влюблены.
Она понимающе улыбнулась и похлопала меня по руке, когда мы переступили порог.
― Ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься.
Немного поговорив, мужчины, в конце концов, принесли сумки. Я не совсем понимала, чем люди занимаются на ферме, ну, помимо самой фермы, поэтому мои ожидания от этой поездки были не очень высоки. Но я была приятно удивлена тем, как весело мы провели остаток вечера.
Этель обладала тонким саркастичным чувством юмора, от которого Сильвестр закатывал глаза. Я старалась называть Остина его вторым именем и присоединялась к шуткам Этель, как только представлялась возможность. Из нас получилась отличная команда.
После ужина мы сели вокруг стола и выпили по стаканчику, пока они показывали мне, как играть в Юкер (прим. пер.: Юкер ― популярная карточная игра, распространенная в Америке). Она казалась довольно медленной, но Остин сообщил мне, что они относятся к игре очень серьезно. Мы сыграли один раунд, я надрала ему задницу, после чего, к ужасу Остина, Этель достала детский альбом.
На каждой странице была своя история, которая заставляла меня смеяться, а Остина стонать от смущения.
― Могу поспорить, ты обожал ковбойские шляпы, Берни, ― прокомментировала я, когда рассматривала очередную фотографию, на которой он бежит через поливальную машину, прижимая к голове ковбойскую шляпу, чтобы та не слетела.
― Они хорошо на мне смотрелись. Мне приходилось их надевать.
― Ох, боже милостивый, ― воскликнула Этель. ― Как-то летом он носил только ковбойскую шляпу и сапоги. И только их.
― Надеюсь, когда он был маленьким, ― предположила я, смеясь.
― Хотелось бы, ― простонала она. ― Это было прямо перед поступлением в колледж.
― Бабушка!
Остин закричал так, словно был возмущён.
Я уставилась широко раскрытыми глазами на очень серьезную женщину передо мной. Я пыталась сформировать слова, но сбивалась каждый раз, когда представляла себе взрослого Остина, бегающего голым по дому, будучи взрослым.
― Я шучу, ― сказала Этель, со смехом похлопав меня по ноге.
― О, слава богу, ― вздохнула я.
― Ему было около трех или четырех лет, когда он прошел через эту фазу.
― Ух ты. Имею в виду, я за то, чтобы дать волю чувствам и не держать все в себе, но бегать по ферме в таком виде... ― Я покачала головой с притворной искренностью. ― Бедные люди.
― Им бы повезло, если бы они увидели все это, ― уверенно заявил Остин.
― О, боже, ― простонал Сильвестр, закатывая глаза.
― Интересно, от кого у него такая самоуверенность, ― спросила Этель, пристально глядя на Сильвестра.
Он поднял руки.
― Эй, я обычный, честный мужчина ― никогда не бываю слишком самоуверенным.
― Ой, да ладно, ― усмехнулась она.
― Эй, тебе повезло, ― заявил он. ― На днях Дженис смотрела на меня так, словно я вода в пустыне. Я ― ходовой товар.
― Мы женаты пятьдесят лет. Никто на тебя не смотрит, ― невозмутимо ответила Этель.
― Просто говорю... словно вода в пустыне.
Остин фыркнул, и, посмотрев на него, я увидела, как он наблюдает за препирательствами бабушки и дедушки. По каждому слову и действию было видно, как сильно они любят друг друга. И по каждому движению было видно, как Остин боготворит то, что у них есть.