Страница 5 из 6
Я по ней очень сильно скучаю, но понимаю, что на её месте поступил бы так же. Она доверилась мне, открылась, разрешила любить себя, а я её подвёл, растоптал её надежды самым подлым и глупым из возможных способов. Не существует слов, которые могли бы выразить всю степень моего раскаяния. Я ещё никогда не чувствовал себя настолько жалко. Мне остаётся лишь догадываться о том, насколько же ей было больно после всех тех слов, что я говорил. В её глазах я теперь тот, кем я был всегда — чудовище, бесчувственное, жестокое и тупое чудовище, о знакомстве с которым можно только жалеть. И с этим отражением в её глазах нельзя ничего поделать. Потому что теперь всё кончено, понимаете? Нельзя ничего вернуть, она ушла из моей жизни навсегда по моей вине. И в момент осознания этого мурашки бегут по твоей коже, холод сдавливает внутренности, а сердце тоскливо рвётся на части. Боже, понимаете ли вы вообще, что я говорю? Её больше нет, дружок, смирись с этим, этого человека больше не существует для тебя. Для всего мира она жива, но только не для тебя. Никаких поцелуев, никаких объятий, никаких бесед до утра, никаких картинок счастливого будущего. Ты никогда её не услышишь, никогда не дотронешься, никогда не посмеешь приблизиться. Когда ты понимаешь эту истину, этот гимн своей дальнейшей жизни, перед глазами мутнеет, становится плохо, хочется забиться в самый дальний, пыльный, темный угол, обнять себя руками, оборвать все связи и просто плакать навзрыд до тех пор, пока вся горечь утраты не выйдет наружу вместе с чувством абсолютного отчаяния, беспомощности и собственного ничтожества. И сколько бы ты не влюблялся, а всё равно потом возвращаешься в это положение личинки, начиная заново, так и не научившись дружить с болью, принимать утрату и признавать реальность, в которой ты хуже, чем просто один. У тебя хватает сил только на то, чтобы плакать и душить себя этими рыданиями, пока кто-то внутри тебя царапает сердце и вновь успокаивает: всё хорошо, друг мой, худшая часть расставания уже позади — теперь осталось только знакомое тебе страдание...
Я всегда гордился тем, как люблю. Всегда считал, что моя любовь особенная, что она делает меня лучше и отличает от всех остальных. А теперь я не имею права так говорить, не имею права вообще хоть как-то заикаться о любви, поскольку потерял абсолютно всё — включая последнюю вещь, которая спасала меня от внутреннего монстра. Я никогда не смогу простить себе это... Я ведь мог сохранить всё в тайне и ничего не рассказывать. Но скрывать подобное от любимого человека — ещё хуже, просто невыносимых размеров скелет в шкафу. К тому же, именно так поступил бы кто-то другой — ничего не рассказал, спрятался трусливо в тени, попытавшись сохранить иллюзию счастья. Но я и так упал ниже некуда, так что не собирался хранить подобные секреты — о нет, я исповедуюсь всем и каждому, пускай весь мир узнает, как же сильно я ошибся, какой я на самом деле без всех этих романтических бредней. Пускай я буду таким же, как и все, но у меня ещё осталась смелость, чтобы признаться, принять вину, перемолоть стыд, отчаяние и горе утраты публично, а не в подвале позора. Я не боюсь признаться в содеянном и понести наказание, которое всё равно ничего не исправит и никого не вернёт. Потому что так поступают люди, которые любят по-настоящему — они говорят правду, какой бы самоубийственной она не была. Даже если одно слово способно уничтожить весь твой труд — необходимо найти в себе силы произнести его, чтобы потерять всё, но хотя бы отстоять право иногда смотреться в зеркало без отвращения. Это твоя вина, только твоя, больше не получится разделить её. И только ты один и будешь страдать, расплатившись всем, что оставалось в тебе хорошего. До сих пор ты мог гордиться тем, как любишь. Мог гордиться тем, как даёшь другому человеку тот идеал, который он никогда ранее не испытывал. Это и делало тебя лучше, это была твоя сила. А сейчас, что у тебя осталось? Ты превратился в тех, кого всегда презирал, боялся и ненавидел. Ты один из них — ничтожество, не достойное ни капли доверия, ни второго шанса, ни элементарного прощения. Да что в тебе вообще осталось хорошего, ради чего любить тебе подобных, когда вы действительно все одинаковые? Что будет в следующий раз — ещё одна стена из слов, клятвы, обещания, образы счастливого будущего, пока ты вновь не решишь всё сломать, разрушить до основания и подорвать любое доверие? А затем ты не решишь проблему, но напишешь о ней, ведь только так тебе станет легче. О нет, от этой грязи не отмоешься, её не зажуешь бумагой и не запьёшь чернилами — это твоя личная чума, пылающее клеймо лжеца, эгоиста, неуравновешенной скотины, которой больше никто и никогда не поверит. Ты не был одинок по-настоящему — а вот теперь точно станешь, поскольку слова «я тебя люблю», выращенные твоими губами и вскормленные твоим гнилым сердцем, будут ничего не значить. И во всём мире нет ни одной вещи, способной оправдать твою натуру животного, ни одного человека, который бы принял тебя после такого. Вечность бесконечного самоунижения, которое ты себе обеспечил добровольно. Ну, давай — продолжай говорить, вскрывай себе душу, не останавливайся, кричи во всю глотку, расскажи каждому незнакомцу, донеси свой кающийся, написанный кровью и слезами манифест глупых откровений миру, чтобы каждый человек знал тебя в лицо и топтал любые попытки полюбить вновь. Хотели правды? Вот она правда — я ужасный человек, в котором не осталось ничего достойного, я сознательно загубил лучшую свою часть, предал абсолютно всех и растерзал свои нервы так сильно, что уже не нахожу сил плакать, пока пишу очередную эпитафию, повторяя бессмысленный припев отчаяния и принятия того существа, которое влезло в мою кожу! Люблю ли я её после всего, что натворил? Да, люблю. И готов повторять это всегда, даже если узнаю, что она участвовала за деньги в самой массовой оргии на планете, убивала людей и насиловала детей. Я буду её любить такой, какой она была для меня, любить и казнить себя до конца жизни, потому что я никогда ещё так сильно не оступался, превращая человеческие отношения в очередной идиотский рассказ.
Кубики со звоном летят по поверхности игрового поля — выпадает 17, проверка пройдена. Сальвадор хватает кости и готовится кинуть их в последний раз. Перед этим он смотрит на Итана и спрашивает:
— Это всё, что ты хотел сказать?
— Нет, — Итан поднял голову и взглянул на каждого бездомного. — Я вам соврал. Нет у меня никакой бессонницы. Я купил таблетки, чтобы убить себя, потому что не хочу существовать с осознанием своей вины. Поэтому и ушёл от неё первым. Я купил их потому, что не могу просыпаться каждый день и вспоминать о том, как сильно я подвёл любимого человека и своих друзей, испытывая самый кошмарный стыд из всех. Я убью себя, потому что не могу жить в мире, в котором я из страха, ревности, эгоизма и подростковой похоти уничтожил счастье, которое искал всю жизнь.
— Да мы знаем, — равнодушно сказал Лазарь. — Думаешь, мы просто так у тебя таблетки брали? Бросай, Сальвадор.
Кости летят через всё поле, прежде чем остановится и показать число — 20. Финальная проверка пройдена. Итан победил.
— Поздравляю, братец, — Сальвадор хлопнул застывшего с пустым взглядом Итана. — Держи, вот твоя фигурка коня. Теперь ты свободен. Эх, хорошо сыграли. Зови в следующий раз, если понадобимся. Только сеттинг придумай поинтереснее.
Стоило чёрному коню коснуться пальцев Итана, как пространство вокруг задрожало, забилось в конвульсиях, голову сдавило до хруста черепа, воздух раскалился до предела. Это продолжалось всего секунду, по истечению которой Итан обнаружил, что стоит на лестнице совершенно один, сжимая в кулаке шахматную фигурку. Какое-то время он стоял и смотрел по сторонам, тяжело дыша и чувствуя, как его сердце обливается горячей кровью. Затем дрожащей рукой положил чёрного коня на подоконник и одними губами произнёс: возьми, это тебе. Откуда-то сверху донёсся тихий, снисходительный голос:
— Фигурка её не вернёт, дружок. Её ничто не вернёт.
Сорвавшись с места, Итан покатился вниз, вниз по лестнице, мимо пьяной лампочки, по каменным, покрытым трещинами ступенькам: топ, топ, топ. Со всей силы толкнул скрипучую дверь, выскочил прямо на мороз, заливаясь слезами, и побежал под аккомпанемент ночной тишины к ближайшему дереву на холме. Там оставалось лишь обмотать верёвку вокруг толстой ветки, повязать петлю на шее и провалиться в удушающие объятия смерти.
И на последних секундах своей жизни, когда мутные глаза уже закатились, а посиневшие конечности перестали дёргаться в предсмертной агонии, Итан взглянул на бездонное, звёздное небо, на горизонте которого увидел медленно падающий по дуге в сверкающих лучах пылающей радуги космический корабль пришельцев.