Страница 4 из 32
— А может, Калугин или его жена сбежали? — спросил инспектор.
Майор немного подумал, потом решительно заявил:
— Это исключено. Но мы сейчас сделаем запрос.
Он тотчас позвонил, и пока ждали ответа, майор рассказывал о деле старого «медвежатника»:
— Калугин уверял, что открывает своей отмычкой любые сейфы.
— А почему вы не проверили показания по поводу мести? Кто убрал третьего? В чьи руки попала отмычка.
Майор понял, что разговор может принять неприятный для него оборот, и попытался его закончить:
— Это уводило следствие в сторону и не могло служить оправданием обвиняемому.
Коршунов перелистал несколько страниц дела, захлопнул папку и, вздохнув, сказал:
— Жена Калугина проходила по делу как соучастница. Какова ее судьба? У них был ребенок. Где он? Видите, сколько вопросов?
Разговор прервал продолжительный телефонный звонок. Трубку поднял майор.
— Я был прав, — сказал он. — Калугин из колонии не отлучался. Работает. Нарушений режима за ним нет. Следовательно, нет возможности установить связь между Калугиным и кишиневским преступником. Возможно, случайное совпадение.
— Абсолютно одинаковых почерков у преступников не бывает, — сказал полковник. — Можно сделать предположение, что Калугин или его жена на свободе, либо они кому-то передали секрет отмычки.
— Как мы можем проверить ваше предположение? — спросил майор.
— Очень просто. Поскольку Петр Павлович — самое заинтересованное лицо, он выедет в колонию и на месте все узнает.
Петр Павлович кивком головы выразил свое согласие. Полковник продолжал:
— Майор сейчас ознакомит тебя с фотографиями Калугина во всех ракурсах, отпечатками пальцев и другими данными. Попутно выполнишь и мое поручение. Я хочу о деле Калугина подробно написать в своей будущей книге. Постарайся поговорить с ним так, чтобы можно было понять, какой он человек.
Здесь же был разработан план встречи, беседы, опроса Калугина.
Колония, где отбывал наказание Калугин, была расположена в лесу. Заключенные прокладывали в тайге дорогу. Труд не из легких, но людям, преступившим закон, выбирать работу по своему вкусу не приходится.
Как и многие осужденные, старик Калугин старался на работе: за это сокращали сроки отбытия наказания. Жил надеждой, что еще удастся ему «погулять» на свободе.
Однажды в колонию прибыл новичок, молодой парень.
— Откуда прибыл, беленький? — спросил как-то новичка Калугин.
Парень тряхнул хохолком цвета спелой пшеницы и спокойно ответил:
— Разве не узнаешь, старик, одессита?
— За что спрятали и на сколько?
— На чужую машину позарился. Думал, перекрашу — моей станет. Теперь придется пару лет на казенных харчах побыть, — и он заливисто рассмеялся, будто прибыл не в тайгу, а на черноморский курорт.
Калугин внимательно пригляделся к парню. Чем-то понравился он ему.
— Разговорчивый ты, а мне говорили — грубиян, не уважаешь стариков.
— Если ко мне по-хорошему — я со всей душой. Закон моря знаю.
На том и расстались.
Вечером Калугин шел мимо барака, где жил новичок, и услышал песню. Звонкий голос выводил мелодию. Старик переступил порог барака и увидел поющего. Это был тот самый паренек, с которым он утром познакомился. Присел рядом и попросил повторить песню. Парень, польщенный вниманием, не заставил упрашивать себя.
— Хорошо поешь, — сказал старик. — А другие песни можешь играть?
— Если подскажете слова и мотив — спою.
— Пойдем в наш барак, найдется гитара, а слова ребята тебе перепишут.
Так новичок прижился на новом месте.
Однообразной чередой шли месяцы. Насупленный взгляд Калугина все чаще останавливался на парне. Все больше нравился он старику: прост, сообразителен, не боится работы, осторожен. А больше всего импонировало Калугину желание парня поскорее выйти на волю и жить на широкую ногу, иметь много денег, машину. Именно это натолкнуло старика на мысль привлечь парня к давно задуманному плану. Была у Калугина отменная приманка, знал, что на нее одессит клюнет, но долго не решался ее выставить. И лишь за несколько дней до того, как должен был истечь срок заключения одессита, старик заговорил о деле.
Морозным утром грелись они у костра на лесной делянке. Неподалеку стучали топоры, повизгивали пилы, изредка доносился пронзительный свист, и тотчас с глухим стоном падало подрубленное дерево. Обычная картина лесоповала. Калугин подбросил в костер охапку хвороста. Огонь на миг сник, а потом взметнулся, выбрасывая каскад искр. Старик потер озябшие руки, вытащил из костра уголек и прикурил сигарету, сделал несколько затяжек, потом передал окурок напарнику.
— Скоро на волю улетишь, — сказал Калугин. — Забудешь нас. Скучно нам будет без тебя. Привыкли к шуткам и песням твоим.
— Не оставаться же мне из-за этого здесь. Найдется другой весельчак. Придет время, и на воле встретимся.
— На это надежды мало. Срок большой мне дали, не поскупились. А я уже стар. Да и по правде говоря, боюсь я отсюда выходить.
— Может, я смогу чем помочь? — нерешительно проговорил парень.
— В этих делах уж никто не поможет. Но есть другое дело. Могу тебя осчастливить: и машину купишь, и денег кучу иметь будешь. Желаешь?
— Батя, графы Монте-Кристо нынче не в моде.
— Брось шуточки. Разговор серьезный. Но сначала должен ты дать мне слово, что попользуешься моим подарком только один раз и выполнишь одно мое поручение.
Теперь парень понял, что разговор действительно серьезный, и сразу насторожился. В его планы не входило еще раз отбывать наказание за нарушение закона, еще меньше ему хотелось подвергать свою жизнь опасности. Он знал: такой человек, как Калугин, не станет просить о пустяковом одолжении. Спросил:
— А это опасно?
— Риска никакого. Но помни: нарушишь слово — от моей мести не спрячешься и на дне морском. Подумай.
Оба молча смотрят на пылающий костер. Потом парень снял рукавицу и протянул руку к огню:
— На огне, на крови могу клятву дать.
Старик медленно отвел его руку от пламени:
— Поверю твоему слову. Побереги руки, они тебе еще пригодятся. Помни: обманешь — сам себя накажешь.
День за днем, как только выпадал удобный момент, старик потихоньку рассказывал о своих делах на воле, о том, сколько денег побывало в его руках. Каждый такой рассказ травил душу бывшего слесаря, ему казалось, что и он сможет вот так же приятно и беззаботно прожигать жизнь. И оттого еще громче звенели струны гитары. И чаще смеялись и плакали «коренные» постояльцы колонии. Здесь он получил кличку «Соловей». Так первым нарек его Калугин после памятного разговора на лесной делянке.
Незадолго до выхода на свободу «Соловья» старик нашел укромное место для последнего разговора. Он объяснил, как нужно делать универсальную отмычку. Показал схему, ход бороздок, размещение пружинок. Заставил заучить размеры каждой детали. Бывший слесарь оказался смышленым и прилежным учеником. Когда Калугин убедился, что урок выучен и «Соловей» сможет сам сделать отмычку, повел речь о другом:
— Есть еще и вторая часть нашего уговора. Не забыл?
— Все исполню, как велите.
— В Эстонии тайник у меня есть, А в нем пять тысяч рублей спрятано и револьвер. Деньги берег для дочери. Да все не было оказии, чтобы ей передать. Теперь ты это сделаешь. Себе возьмешь две тысячи — остальные отвезешь в Кишинев, найдешь Ольгу Калугину, которая в детдоме воспитывалась. В нынешнем году ей восемнадцать исполнится.
— Она знает о вашей судьбе?
— Думаю, что нет. И знать незачем. А ты не вздумай впутать ее в свои дела. Не дай бог пойти ей по родительскому пути. Денежки пригодятся дочке на обзаведение, чтобы не терпела нужды в самостоятельной жизни.
Старик разволновался.
— Скажу тебе о мечте сокровенной. Отбуду срок — поселюсь недалеко от Ольги и буду от души радоваться, что она рядом. А если не прогонит отца, буду возле нее, как пес дворовый.
На глаза старика набежали слезы. Он смахнул их, но заметив, что «Соловей» усмехнулся, тотчас схватил его за горло и зашипел: