Малиновые облака

— Кальвадос… Не желаете?

— Чего-чего? — недоуменно переспрашивает Алексей.

И нет уже цикад и пальм, а вместо небоскреба приземистый домишко на три окна. А от пруда — запах тины и навозной жижи…

— Хватит! — зло говорит она и, как с горки, съезжает с его колен. Садится подальше, даже не оправляя платья.

— Лижешься, лижешься… Как теленок… Надоело!

— И правда, хватит, — соглашается Алексей. — Давай поженимся. А то я и день, и ночь на ногах — совсем высохну.

— Успеется. Гуляй, пока молоды!

Вот уж совсем светло. Скоро солнце взойдет. Где-то скрипит телега — это конюх за травой для лошадей поехал. Пора и домой.

Светлана, обнимая себя за плечи, бежит к калитке. Продрогла. Теперь спать, спать, спать… Алексей тоже идет домой, переодевается и, успев лишь позавтракать, бежит к комбайну: надо заканчивать ремонт, скоро уборка. Весь день копается во внутренностях агрегата, а перед глазами она — Светлана.

Конечно, он знал о ее легкомысленности, знал и о многочисленных увлечениях, но не ставил их ей в вину. Разве она виновата, что так красива, разве виновата, что ребята табуном за ней бегают? Ведь даже сиди она дома, носа на улицу не показывай — все равно под окнами ходить будут и все равно разговор пойдет по деревне: такая-то она да такая-то..: Тут один выход — отшить всех ухажеров, чтоб не смели и близко подходить. Так он решил, когда в. первый раз после службы ее увидел на танцах, увидел совсем новыми глазами. И сам себе сказал: «Или моя — или ничья!»

В тот же вечер ни за что ни про что избил парня, который с ней танцевал, на другой день — своего же друга. А ей это только льстило. Еще бы — из-за нее дерутся. Да и привыкла к этому. Еще когда училась в культпросвете и приезжала на каникулы — сколько драк было из-за нее. И не только один на один, когда двое претендовали на ее внимание. Группами дрались, деревнями. Нанимали «бойцов» за бутылку, вставали всей компанией за своего дружка…

Скольким парням, оплеванным, осмеянным, пришлось покинуть родные края; сколько родителей посылали Светлане проклятья. А ей хоть бы что. Победил один — она «его девушка», пока не найдется другой, более сильный…

Теперь вот Алексей. Хоть и победитель он, а она вертит и помыкает им, как хочет. Самой же скучно стало — все остальные парни сторонятся, напуганные мощными кулаками. Некому глазки строить, некого за нос водить.

Ушло лето. На полях сиротливые скирды соломы, пожухлое золото стерни, летучая паутина в воздухе, чуткая тишина. Люди копают картошку, грачи собираются стаями и галдят на деревьях. А у Алексея выдалось свободное время, в первый раз за все лето и половину осени.

В тот день он прикатил к дому Светланы на мотоцикле: решил, наконец, поговорить с ней и ее роди гелями о свадьбе. Что тянуть? Осень — самая пора. Хватит мучаться, благо и деньги есть, заработал на жатве столько, сколько любому другому дай бог заработать. Мать Алексея, конечно, против этой свадьбы, ну, да кто сейчас родителей слушает. А вот сестренка в восторге. Еще бы, такая подружка будет. С ней можно и по душам поговорить, открыть девичьи секреты. Матери разве все скажешь — прибьет. А Светлана опытная в таких делах: много знает, много видела, еще больше испытала…

Подкатил к дому, а там «Москвич» стоит. Кто это к ним приехал? Заходит. Видит, мужчина какой-то сидит за столом. На нем дорогой костюм, очки с красивой оправой, при галстуке, магнитофончик маленький на столе. Света сидит напротив — веселая, радостная.

Когда Алексей заходил, слышал, что они весело о чем-то разговаривали. Только вошел — враз замолчали. Мужчина глянул поверх очков, спросил у Светланы:

— Кто это?

— Да наш же, деревенский, — ответила она, но почему-то даже не познакомила.

Алексей смело сел рядом с мужчиной. Посидел немного, а они завели какой-то не очень понятный разговор. Надоело слушать. Отозвал Светлану на кухню, спросил:

— Кто он такой?

— Виталий. Учится в Ленинграде, в аспирантуре. Ученый, собирает фольклор: сказки там, песни разные, поговорки… А родом он. из соседней деревни, оказывается…

— Куда это он собирает? — ехидно спросил Алексей, чувствуя, что все в нем закипает от злости. — В карман, что ли?

— Ничего ты не понимаешь, деревня! Магнитофон у него. Сколько я тебе говорила: читай, читай побольше…

— Ну, если песни и сказки — пусть собирает. А если что другое — ты его предупреди, понятно?

Светлана только губы скривила презрительно. Подумаешь!

А Алексей, ни слова больше не говоря, повернулся и вышел. Очень не понравился ему этот мужчина…

Вот и картошку копать закончили. Земля подмерзла после дождей, снежок на нее пал, а вступишь — треснет корка и из-под нее грязь фонтанчиком. Пустынно кругом, стыло, промозгло. Деревья стоят голые, оттого кажутся сиротливыми, брошенными. Небо укрыто дымчатым пологом — ни просвета, ни лучика. Птицы улетели, а те, что остались, жмутся на деревьях, нахохлившись, будто раздумывают, как же пережить грядущую зиму.

Меся грязь, Алексей спускается вниз по улице. Ноги скользят, жижа стреляет на сапоги. Настроение паршивое. Устал он совсем, замучился. Начнешь со Светланой о свадьбе говорить, все один ответ: «Успеется…» Придешь к ней, а там этот сидит с магнитофоном. «Ладно, коль ученый — пусть пишет, — думает Алексей. — Но почему только к ним ходит? Разве другие меньше песен и сказок знают?»

Подошел к дому Светланы, прислушался. Голосов, вроде бы, не слышно. Сломал лед в канаве, вымыл сапоги.

Света дома одна. Веселая, счастливая, словно дождалась чего-то хорошего, чего всю жизнь ждала… Ну, не ребенок ли, которому все обещают купить машину, да все обманывают?

Не сказав ни слова, она повисла у Алексея на шее, прижалась крепко, потом целовать принялась…

— Вот, Алеша, смотри… — показывает недошитое подвенечное платье. — Вот еще, — открывает сундук. И там наряды. — Я так счастлива, так счастлива…

И от неожиданной радости вдруг теряет все силы, плюхается на стул.

— Так, значит, свадьба?

— Свадьба! Свадьба, Алешенька!

Алексей выбежал из дома как ошпаренный. Друзьям, на работе, чтоб отпуск дали, матери — всем сообщить надо. Побежал в магазин — пять ящиков водки взял, других продуктов. До полуночи бегал, а в голове одно: «Наконец-то! Моя, моя и больше ничья!..»

И ночью никак не заснуть, мысли так и летят, торопя одна другую. Вспомнил, как увидел ее на танцах: гибкую, красивую, с волной летящими в такт музыке волосами… Вспомнил драки, но жалости к побежденным и сейчас не почувствовал. Вспомнил, как подошла она к нему, разгоряченному еще, оттирающему чужую кровь с кулака, поглядела мягким взглядом и смиренно попросила проводить до дому. Сидели они под черемухой, целовались, дышали ласковым майским ароматом — и сердце пело, и голова кружилась, ведь это первая его девушка! Вспомнил, как повела она его в сени, осторожно ступая, чтоб не стукнуть, не разбудить родителей, как уложила в полог рядом с собой. И стали они так близки, что, думалось, ближе и не бывает. Но почему, почему же больше ни разу не допускала она его к себе? Может, он что-то не так делал? Или чтоб крепче привязать, помучить! А может, просто расплатилась за победу и все, как это делают звери? Как бы то ни было, но сердце его она взяла и не выпускала…

С приближением дня свадьбы он начал беспокоиться еще пуще. Места себе не находил. Беспокойство его передалось и сестре. Людка заранее принялась бегать по соседям: брала у них ложки, вилки, посуду, табуретки, принималась сразу за сто дел: полы моет, стекла чистит, печку белит…

Лишь матери свадьба — не свадьба. Ходит по избе тихо, все у нее валится из рук, смирной какой-то стала, постарела, осунулась. И не говорит ничего. А если уж сильно пристанут с вопросами, отвечает коротко: «Ему жить…» Нет, не хочет она такую сноху. Не представляет, как они будут вместе под одной крышей. «Вот приготовим все к свадьбе, и уйду потихоньку, — думает. — Пусть живут, как хотят…»

— Мам, — сказал Алексей в одно из ноябрьских воскресений. — Свинью придется колоть.