Страница 40 из 177
Глава 8
Очнувшись посреди ночи от какой-то невнятной, вязкой и отвратительной полудрёмы, Эмильен уже битый час лежала на жёсткой койке в тщетных попытках заснуть снова.
Слишком много всего свалилось на неё за последние дни. Слишком много — даже для гордой и независимой доктора Лиувиллен, какой она привыкла всегда себя видеть. В памяти то упрямо всплывали картины размазанных человеческих внутренностей, то подкатывала к горлу тошнота от воспоминаний о кладбище рогатых пришельцев. Тогда Эми старалась не подавать виду, но ходить по незнакомому чужому кораблю было тяжело и муторно: до дурноты, до липкого холодного пота по спине. За те кошмарные полчаса доктор успела тысячу раз пожалеть о том, что вообще напросилась в состав спасательной экспедиции. Ведь сделала она это вовсе не из природного альтруизма и желания спасти незнакомых ей инопланетян, нет. Она лишь хотела проверить, увидеть собственными глазами, не сможет ли этот корабль снова взлететь. Зачем? Почему это было важно? Эмильен не могла объяснить.
Несколько раз Эми ловила себя на мысли, что снова и снова прокручивает в голове эти неприятные воспоминания лишь затем, чтобы не думать о другом. О своём повреждённом мозге. О людях, которые могли сделать это с ней. И об их мотивах. Потому что оказаться со всем этим наедине было слишком страшно. Но могла ли она доверить свои переживания кому-то на корабле? Капитану? Эмильен была уверена, что при определённой доле хитрости и собственного обаяния она сумеет найти к нему подход — ей не впервой использовать расположение мужчин в своих целях. Но можно ли хоть сколько-нибудь доверять ему после всего произошедшего на станции? Но кому, если не ему? Пилоту, который показался Эмильен подозрительным с первых же минут разговора? Технику, проявляющему ко всему полное безразличие? Нет. Она справится и сама. Непременно справится.
Сон всё не шёл. Не помогала ни дыхательная гимнастика, ни повторение в уме математических формул, ни закатывание глаз под плотно сомкнутыми веками, так что, в конце концов, Эмильен от отчаянья даже принялась считать воображаемых овец.
«Один, два, три…». В голове мерно шёл отсчёт, тесно переплетаясь с мыслями, выжечь которые так и не удавалось. Выжечь! Эмильен перебирала в памяти лица коллег, друзей, родственников, но не находила среди них ответов на свои вопросы.
«…Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…». Может, вместе с частью нейронной сети её голова лишилась и каких-то важных воспоминаний? Невозможно было бесконечно бегать от этих мыслей, а поэтому следовало разложить всё по полочкам и выяснить, чего не хватает.
«…Тридцать два, тридцать три…». Как вышло так, что она оказалась заложницей собственной памяти? В чём она ошиблась? И ошиблась ли? Она ведь всегда стремилась быть лучшей, лучшей во всём! Стремилась с самого раннего детства, делала всё, чтобы не видеть разочарования в глазах отца. Разочарования, которого он никогда не трудился скрывать, раз за разом напоминая ей: он хотел сына. Как будто бы Эмильен могла выбрать, кем родиться… Эмильен. Даже имя он дал ей мужское — с полного попустительства вечно занятой и пропадающей в своей клинике матери.
«…Шестьдесят четыре, шестьдесят пять…». Она выбила себе внеконкурсное место в самом престижном медицинском вузе и с головой ушла в учёбу. Её курсовые работы ставили в пример кандидатам наук, первые места и премии всех студенческих научных конкурсов принадлежали ей одной. Она наконец-таки с упоением ощутила, каково это — быть оценённой по достоинству. И, дважды в год созваниваясь с родителями, всё ждала, что и они оценят её усилия. Но так и не дождалась.
«…Семьдесят семь, семьдесят восемь…». И тогда Эми разорвала все связи с семьёй. И даже не сообщила им, что Vita Perfectum Corporation предложила ей место в одной из лучших своих лабораторий сразу же после выпуска.
Это был её успех, её триумф, только её! Она — отличница курса, молодой специалист, подающий большие надежды, — заслужила это! Она всего добилась сама! И добьётся ещё большего.
«…Девяносто пять, девяносто шесть…». Эмильен хорошо помнила тот первый восторг, который испытала, получив возможность работать в святая святых VPC — отделе киборгостроения. Ради того, чтобы узнавать больше, учиться новому, и, наконец, получить доступ к самому процессу создания биомашин, она готова была проводить на работе дни и ночи. Взлёт по карьерной лестнице не заставил себя долго ждать.
«…Сто двадцать три, сто двадцать четыре…». От воспоминаний на душе потеплело, и губы Эмильен растянулись в мечтательной улыбке: за киборгами было будущее. Скольким людям они облегчили жизнь? Скольким спасли? Скольким ещё спасут? Киборги-охранники, киборги-спасатели, пусть даже и военные — все они были частью оборудования, стоящего на страже спокойствия и безопасности мирного населения. А ей, доктору Лиувиллен, надлежало быть созидателем основ этой безопасности. Как повар, создающий новый шедевр, как древняя ведьма, склонившаяся над котлом, — она творила, комбинировала, формировала наборы нужных фрагментов генетического кода из огромного архива человеческого генофонда, создавая идеальный гибрид человека и машины.
«…Двести, двести один, двести два…». Выращивание в инкубационных камерах занимало не более месяца. Одновременно с синтезированием ткани шёл и процесс вживления высокотехнологичных имплантатов, усиливающих кости, мышцы и все жизненно важные системы организма. Это позволяло киборгам в разы превосходить людей в физической силе, ловкости, скорости и выносливости. А способность запускать ускоренную регенерацию тканей, в качестве источника энергии используя практически любую органику, и вовсе делала их почти идеальными солдатами. Далее шла очередь процессора, вживляемого в мозг и отвечающего за слаженную работу всех систем. Три месяца — и совершенная машина в человеческом теле была готова к эксплуатации. Эмильен была необыкновенно горда своей причастностью к этому процессу творения. Выкрики же противников киборгостроения о негуманности подобных технологий она всегда пропускала мимо ушей, считая их лишь происками конкурентов. Киборги не были людьми. Не имели собственного сознания, личности, свободы воли, не обладали даже искусственным интеллектом андроидов или иных мыслящих машин. Они лишь подчинялись программе процессора, доведённой почти до совершенства симбиозом с рефлексами человеческого тела. А потом…
Потом Эми впервые увидела, как киборг «сходит с ума», из-за нарушения связей процессора с мозгом получая возможность игнорировать команды. Превращаясь в пресловутую «машину смерти», сметающую всё и вся на своём пути. Доктор Лиувиллен была утверждена на должность главы проекта по устранению производственного брака. Её задача состояла в анализе возникших ошибок и усилении контроля над мозгом для будущих поколений. Также ей предстояло модернизировать систему тестирования для тысяч и тысяч уже выпущенных и функционирующих киборгов, дабы по любым отклонениям в их поведении вычислять и отзывать возможный брак. Затраты на исследования и немедленную замену потенциально бракованных экземпляров были огромны. Но это было несравнимо с тем ущербом, что могла нанести VPC поднявшаяся в обществе шумиха, если бы информация о спятивших киборгах стала достоянием общественности. Эмильен почти не помнила испытуемых, которых VPC предоставляла ей для исследований. Они были всего лишь материалом. Но вот их глаза… В этих глазах был страх. Настоящий, жуткий, пробирающий до дрожи. Как будто они понимали, что происходит. Как будто им было страшно умирать.
Эмильен с силой вцепилась пальцами в края койки, пытаясь вспомнить, что было дальше, и с ужасом осознала, что не может.