Соломка и Зверь

— Пока! — второй тоже удалился. Они остались одни.

Сейчас завезет в чащу лесную и выжрет нутро, невпопад подумала Соломка, а потом поморщилась своим мыслям. Иногда она сама себе готова была дать пощечину за подлые мысли. Но только вот это не помогало!

Она уже не знала, что делать.

Снегоход остановился прямехонько под навесом и только тогда Соломка разглядела очертания дома, видимо, конечной цели путешествия.

Вокруг не было ни огонька, только на небе виднелось несколько мелких звёзд. Куда наступать, неизвестно.

— Посиди, сейчас свет включу.

— Тут есть свет? — изумилась Соломка, уже представляя, как сидит на полу, на медвежьей шкуре, протягивая руки к очагу, потому что изо рта холодный пар и согреться можно только так — живым огнём. И осветиться можно только так. А, оказывается, есть свет.

— Да. Генератор включу.

Он ушёл за дом и чем-то шумел, шуршал и скрипел. Потом раздался хлопок и ритмичное тарахтение, потом шаги — и вдруг вспыхнул свет. Оказалось, крыльцо находится рядом, всего в двух шагах, и дверь в дом уже открыта, а свет из коридора ослепляет, будто Соломка жила в подземелье всю жизнь и только-только выползла на свет божий.

— Черт, — сказала она, резко жмурясь.

— Извини, забыл предупредить. Не подумал, что ты свет по-другому воспринимаешь.

Впервые за длинный, пустой день в его голосе прозвучало нечто, кроме равнодушия, а именно сочувствие, так что ответ мог быть только один:

— Ничего страшного.

— Ну, пойдём внутрь.

Он отстегнул от багажника мешки, забросил за спину и дал Соломке руку. Она опёрлась на неё и вошла в дом.

Оказалось, тело по дороге сильно замёрзло — пальцы почти не чувствовались, лицо кололо, а губы онемели.

— Потерпи несколько минут, согреется вода, примешь горячий душ, — Гнат свободно разделся, каждым движением доказывая, что не испытывает холода. Потом разулся до носков, а полы хоть и деревянные, а промёрзшие, но опять же, племя не чувствовало холода. Поговаривали, они просто умеют его блокировать, чему способен научиться каждый, но Соломка не верила, что сможет когда-нибудь такому научиться.

— Погрей меня, — сказала она трясущимися губами. Зверь очень тёплый, так? Как печка. А пока нагреется вода ещё ждать да ждать.

— Что? — и снова этот голос удивленный, и глаза настороженные.

— Ты же можешь меня погреть. Уверена, можешь, не хуже душа.

Подойдя ближе, он расстегнул её пальто и снял с плеч, не глядя, повесил на вешалку, а потом осторожно обнял Соломку, так что она оказалась в коконе тепла. О, да! Он был куда лучше печки и пухового одеяла.

— Ты просто чудо, — прошептала Соломка.

Он замер и так стоял, молча покачивая её в объятьях. Тепло расползалось по мышцам довольно быстро, тело просто плавилось от удовольствия, дрожа, когда на смену морозу приходил жар. Согревшись, Соломка подняла голову, но вместо поцелуя, который закономерно следует за подобного рода объятиями, Гнат разжал руки и отступил.

— Нужно приготовить ужин. Если ещё хочешь погреться, вода уже готова. Душ справа, коричневая дверца.

— Попозже.

— Как хочешь.

Он понес мешки на кухню, которая являлась продолжением прихожей. В этом деревянном доме, по сути, была только одна комната, разделенная хлипкими перегородками, так что уединиться можно было только в душе или туалете. Соломка пока не знала, как к этому относиться.

— Ладно, я всё-таки пойду погреюсь.

— Давай.

Не поднимая головы, Гнат выкладывать на огромный стол продукты. Консервы, крупы, сухофрукты и много заморозки, определенно мясной.

Процесс фасовки продуктов завораживал, как удав кролика.

— Надо же, сколько еды. И всё нам?

— Оставим, что не съедим, запас никому не повредит.

— Давай, помогу?

— Я хотел бы сам.

Очень красивая просьба не путаться под ногами. Соломка ушла в душ, чтобы скрыт обиду, но горячая вода закончилась раньше, чем исчезли следы горечи, поэтому ничего не оставалось, как вытереться и выйти.

В камине уже пылал огонь, из кухни неслись одуряющие ароматы жареного мяса и лука.

— Почти готово, — крикнул Гнат. — Садись у огня. Вино будешь?

— А… Да, спасибо.

Он принёс ей бокал и открытую бутылку, налил половину, поставил на стол и ушёл.

Было так тепло и тихо, что глаза стали слипаться, хотя днём во время пути Соломка несколько раз дремала в машине.

Звяканье тарелки окончательно её разбудило. Гнат сел рядом, налил вина во второй бокал.

— За что хочешь выпить? — спросил.

— З… за нас?

— Пойдет, — он чокнулся с ней и добавил. — Хорошо, что ты все-таки думаешь о нас.

— Конечно, думаю!

— Потому что отсюда мы не уедем, пока между нами все не наладится.

— Что?! — Соломке показалось, она ослышалась.

— Отсюда мы уедем только когда выясним, что пошло не так. Понимаешь?

Соломка, охваченная приступом паники, вдруг вскочила и бросилась к двери. Толкнула её, в уверенности, что дверь заперта, замурована и открыть её может только Гнат — но дверь легко отворилась. Будь она не деревянной, а живой, то могла бы лениво пропищать: «Ну что ещё? Оставьте меня в покое уже». Соломка растеряно оглянулась.

— Ты же не думала, что я на самом деле стал сажать бы тебя под замок? — с досадой спросил он.

— Нет, конечно, нет!

— Тогда иди сюда и спокойно ешь. Потом поговорим.

Отпираться было глупо, Соломка вернулась и принялась жевать мясо. Оно было очень вкусным, как и рис, поданный в качестве гарнира, но слишком много нерешённого было между ними двумя, чтобы просто наслаждаться едой.

— Когда ты успел всё это приготовить?

— Это полуфабрикаты, просто разогрел.

— А вкусно, как свежее.

— Хорошо, — и снова молчок.

Когда тарелки опустели, Соломка в очередной раз потянулась за бокалом, чтобы отпить вина и вдруг поняла, что он пуст. Гнат тоже доел и теперь молчал, смотря на неё и тепло улыбаясь.

Если бы он задал вопрос или сказал хоть слово — было бы понятно, что делать дальше, надо же разобраться, в конце концов, отчего они до сих пор не вместе, но Гнат молчал. Это начинает бесить, кстати, когда сидишь как на иголках, ждёшь каких-то разборок, какого-то глобального скандала, обвинений и скорее всего, неизбежной катастрофы — а вместо этого на тебя смотрят и молчат.

— Наверное, спать пора? — почти выкрикнула Соломка, не придумав ничего лучше. — Мы долго ехали, у тебя завтра много дел. Ты наверняка глаза сейчас закроешь и заснешь.

Ну, теперь он точно станет разбираться! — подумалось ей. Намекнёт, что надо поговорить, и завертится…

— Хорошо, давай спать, — покладисто ответил Гнат, и захотелось его за эту покладистость придушить, не в прямом смысле, конечно, но как говорится, хоть за горло поддержать.

Соломка недовольно отвела глаза.

— Где мы будем спать?

— Ложись на кровать, я тут на диване останусь. Поработаю пока, спать не очень хочется.

И ни тебе единого предложения как-то разнообразить вечернее времяпрепровождение! А разве оставшись в одиночестве, он первым делом не думал именно о таком исходе событий? Они — одни… посреди густого леса. С вином и возле огня. И что вместо романтики? Спать её отправляет?

Ну нет, напрашиваться она не будет. Соломка устроилась на кровати, ворочалась минут десять, потом отвернулась, насколько получилось, к стенке, зажмурилась и решила спать. И пусть увидит, что её сон легок и безмятежен, как у человека, чья совесть совершено чиста.

Сон, однако, никак не шёл. Тишина плотно окружала дом. В городе не так — там ездят машины, ходят люди и гудят провода. Даже в Ленсуазе никогда не бывает тихо. А тут… Представлялось, как на многие километры вокруг только снег, деревья и дикие голодные лесные жители. Ну… пару домов, где остальные звери из группы, и всё.

Да… сон не шёл категорически.

А мне так хотелось рассказать, вдруг поняла Соломка. Хотелось, чтобы он заставил меня признаться, что происходит, почему я сама не своя. Чтобы не отставал, пока я не признаюсь, чтобы повторял, что любит меня несмотря ни на что и будет любить всегда. А я бы капризничала и дула губы, но, в конце концов, всё бы рассказала.