Память острова Мэн

Финна прекрасная дочь с презрением и пренебрежением спросила: «Как бы нам выместить злобу на юном Орри?»[98]

Дочь Ойсина ответила: «Крепко к зубьям бороны привяжем мы его волосы, а к проворным его ногам приложим горящий жгут».

Вскочил тогда Орри проворным прыжком, чувствуя, как жаром печет ему ноги.

С проклятьями страшными дал он обет уничтожить тех, кто осмелился оскорбить сына короля. Крепко-накрепко поклялся он солнцем и луной сжечь их самих и все их жилища.

Затем поспешил он скорее в горы; на плече у него лежал тяжелый топор для [рубки] дрока. Восемь многопудовых нош оттуда он вынес, и восемь больших вязанок набилось в каждую ношу. Восемь таких мужей, какие на свете нынче, не смогли бы поднять с земли и одну лишь из этих нош.

В каждое окно швырнул он по ноше и в каждую дверь по такой же; но наибольшую ношу горящую на пол он положил в главном зале и предал его огню.

Меж тем герои, помянутые Финн и Ойсин, со своими мужами отважными гнались за дичью, — нетерпеливые, потом и пылью покрытые все.

Тут показались громадные тучи, наплывающие с запада подобно, как я полагаю, ужасным валам.

Финн тогда побежал; побежал также Ойсин, и бежал он, пока, обессилев и выдохшись, не сел он на землю.

Финн, отважный вождь, однако, выдержал бег, а затем он возвысил свой голос жалостный, взывая к Ойсину, что был далеко позади; «Ничего не осталось нам, кроме унылых обрушенных стен! Кто совершил злодеяние это?»

«Кто, как не юный Орри, который бежал и сокрылся в скальной пещере!»

Тогда, задушив его дымом, его вытащили за пятки и, говорят, разорвали на части дикими лошадьми.

Земля Киттера

[99]

Было это больше чем восемьсот лет назад, в дни Олафа Годдардсона[100], когда жил на Мэне барон Киттер, норвежец[101]. Он имел на вершине Барруля[102] замок и все свое время проводил, охотясь на туров и лосей, что водились тогда на острове, пока не перебил их всех. Тогда люди начали бояться, что он станет охотиться на их скот и на горных свиней и не оставит им зверей вовсе, поэтому они пошли к мудрейшим ведьмам острова, дабы посмотреть, что те могут сделать[103].

Однажды барон Киттер переправился на Кальф[104], чтобы поохотиться там на красного оленя, оставив своего повара Эоху Громкоголосого, в замке готовить обед. Эоха поставил котел на огонь, а затем заснул за работой. Покуда он спал, женщина-ведунья по имени Ада наложила на котел чары, и жир выплеснулся на огонь. Вскоре дом был объят пламенем. Эоха пробудился и что было силы в голосе стал звать на помощь, и крики его были столь громкими, что достигли ушей Киттера и его приятелей-охотников за десять миль на Кальфе.

Когда Киттер услышал крики и увидел на вершине Барруля пламя, он быстро как мог добрался до взморья и в маленьком куррахе[105] отправился к острову с большею частью своих молодцев. Когда они, пересекая пролив, на полпути попали в сильное течение, лодка ударилась о скалу, и все они утонули, а скала с тех пор была названа Землею Киттера[106]. Прочие же друзья Киттера, которые остались на Кальфе и тем спасли свои жизни, полагали, что повар Эоха сговорился с ведьмами острова истребить всех норвежцев на Мэне. Поэтому они привели его на суд к королю Олафу, и он был приговорен к смерти. Но, согласно обычаю норвежцев, ему позволили выбрать, какою смертью он хочет умереть.

Тогда он сказал:[107] «Я желаю, чтобы мою голову положили поперек бедра вашего величества и отрубили на нем мечом нашего величества Макабуйном, что был изготовлен Лоаном Маклибуйном, Темным Кузнецом из Дронтхейма!»[108]

Каждому было известно, что меч короля мог разрубить крепчайший гранит, едва коснувшись того своим острием[109], и все умоляли Олафа не делать так, как просил хитрый Эоха. Но король не нарушал своего слова, и он отдал приказ, чтобы все было сделано, как сказал повар.

Однако была там Ада-ведунья, и велела она им взять жабьи кожи, ветви рябины и яйца гадюки, девять раз по девять всего, и положить меж бедром короля и головой повара. Это было сделано, и тогда великий меч Макабуйн, изготовленный Лоаном Маклибуйном, был с величайшей осторожностью поднят одним из верных слуг короля и плавно опущен на шею повара. Но прежде чем меч смог остановиться, голова Эохи была отрублена от тела, яйца гадюки и ветви рябины также были разрублены, — только жабьи кожи спасли бедро короля.

Когда Темный Кузнец услышал, что могуществу великого меча Макабуйна был поставлен предел колдовством, он весьма рассердился и призвал своего молотобойца, Хиаллуса-нан-урда, который потерял одну ногу, когда помогал делать меч. Лоан сразу же послал его к Замку Пил, чтобы вызвать короля Олафа или кого-нибудь из его людей на состязанье в ходьбе от Пила до Дронтхейма. Король Олаф сам принял вызов, и они вышли в путь. Через горы и ущелья шли они быстро как могли, и одноногий был столь же скор, как и король. Когда они пересекли остров, каждый пустился в море на парусной лодке, и они приблизились к Дронтхейму в одно и то же время. Когда они подходили к кузнице, молотобоец, который был впереди, крикнул Лоану, чтобы тот открыл дверь; Олаф же велел закрыть ее, а затем, оттолкнув Хиаллуса, вошел в кузницу первым.

Чтобы показать, что он вовсе не утомлен ходьбой, Олаф взял из горна огромный молот и ударил по наковальне таким могучим ударом, что расколол ее и камень под нею тоже. Когда Эмергайд, дочь Лоана, увидела силу и мощь Олафа, она полюбила его. И покуда отец ее ставил заново камень и наковальню, она шепнула королю: «Мой отец делает это, чтобы закончить меч, над которым работает. Было предсказано, что первая кровь, которую прольет меч, будет королевской кровью, и отец поклялся, что это будет твоя кровь».

«Но не седьмой ли сын Старого Пустого Колпака, короля Норвегии[110], твой отец!» — вскричал Олаф.

«Это так», — сказала Эмергайд.

«Тогда пророчество будет исполнено», — сказал Олаф и вонзил меч в сердце Лоану, а затем убил им и молотобойца.

Он сделал Эмергайд своей королевой[111], и они правили вместе, и от них произошла долгая череда королей Мэна.

Техи-Теги

[112]

Человек, посетивший сей остров впервые, бывал весьма изумлен, сколь мало снисходительности оказывают здесь слабейшему полу[113]. Мужчины всегда едут на рынок конные; по бокам лошадей их висят корзины, полные птицы, масла, яиц и всего того, что они везут туда на продажу. Женщины же следуют за ними пешком по горам и скалам, топям и болотам, через самые глубокие реки, идя все это время без башмаков и чулок, — эти излишние, как они говорят, покровы они несут в руках, покуда не дойдут до рынка. Тогда они садятся все вместе на склоне холма и одеваются на обычный манер, а также спускают вниз свои юбки, которые прежде были подобраны выше колен, дабы удобнее переходить вброд реки и уберечь их от грязи топей и болот.

Однако причина, по которой женщин понуждают к этим лишениям, весьма причудлива, и она, я полагаю, не может не развлечь моего любопытного читателя. Я должен, следовательно, рассказать о ней тем же образом, как о ней рассказывал мне один старик островитянин, до которого она дошла через множество поколений как несомненная истина.

98

Как бы нам выместить злобу на юном Орри? — Причину этой злобы Артур Мур объяснял тем, что «юный Орри», будучи пленником Финна, ухаживал одновременно за обеими женщинами [58].

В версии с острова Южный Уист женщины ополчаются на Гарри за то, что он подсмотрел, как они собирают моллюсков, дабы съесть их втайне от своих голодающих мужчин, которым не везло на охоте [33].

99

Традиционная «повесть», связанная с именем одного из скандинавских королей Мэна (одного из «Орри», как их величала мэнская традиция). Записана в 40-е годы XIX века Джозефом Трейном, вторым после Вальдрона автором наиболее ценного и богатого сведениями труда, посвященного острову: Train J. Historical and Statistical Account of the Isle of Man from the Earliest Times to the Present Date; with a view of its indent laws, peculiar customs, and popular superstitions. Douglas (Isle of Man), 1844–1845. Vol. 1–2. Трейн, между прочим, был другом и корреспондентом Вальтера Скотта, живо интересовавшегося обрядами и преданиями острова Мэн.

Почти дословно эта «повесть» совпадает с той, что записана Софией Моррисон в ее собрании мэнских преданий, составленном в начале XX века. Из-за отсутствия каких-либо серьезных разночтений между двумя текстами мы выполнили наш перевод по изданию Софии Моррисон, где текст содержится в виде отдельного повествования: Morrison S. Manx fairy tales. London: David Nutt, 1911.

100

Олаф Годдардсон. — Chronica Regum Ma

101

Барон Киттер, норвежец. — Вместе с чередой скандинавских королей Мэна (X–XIII вв.) остров воспринял за три с лишним века их владычества большое число поселенцев из Норвегии. В нескольких округах острова образовалась даже смешанная кельто-скандинавская раса [58]. Однако двуязычие на острове не прижилось; немногие «следы», оставленные норвежцами в языке, — некоторые топонимы (например, Snaefell, Tynwald). До XIX века большинство мэнцев говорило единственно на мэнском (гэльском) наречии [59].

102

Барруль. — См. примечание к «Балладе о Мананнане» в наст. изд.

103

…пошли к мудрейшим ведьмам острова… — В «Пениартском Манускрипте» из Уэльса (XVI в.) об острове Мэн говорится: «Велики были прежде навыки чар и волшебства на сем острове; ибо там водились женщины, творившие ветер для моряков, а ветер сей заключали они внутри трех узлов, завязанных на нити. И когда они имели нужду в ветре, то развязывали один из узлов на нити» [71, р. 330]. То же самое писал Ранульф Хигден в «Полихрониконе» [38, р. 5].

Джон Рис отмечал в конце XIX века, что подобная практика сохранялась на Мэне и в его время. Он сравнивает мэнских ведьм с древними галльскими друидессами на острове Сена, описанными Помпонием Мелой [71, р. 331].

Чтобы составить впечатление о мэнской ведьме, стоит привести один фрагмент из книги Джона Риса «Celtic Folklore, Welsh and Manx» (1901): «Мужчина средних лет из округа Андреас рассказывал мне, как он трижды или четырежды натыкался на женщину, славившуюся как ведьма, когда она занималась своими дурными делами на перекрестках дорог или на границе трех межей. Однажды это случилось ранним утром на Старый Первомай, а впоследствии он встречал ее несколько раз, возвращаясь домой от своей возлюбленной. Он пригрозил ведьме, что если опять застанет ее, то прибьет, — вот что он рассказывал мне. Ладно, спустя какое-то время он снова застал ее за работой у скрещенья четырех дорог, где-то близ Лезайра. Вокруг нее, говорил он, был начисто выметен круг, такой же большой, как тот, что делают кони при молотьбе. Он ударил ее и отнял у нее метлу, которую припрятал до полудня. Затем он заставил мальчишек с фермы принести сухого дрока, и положил метлу ведьмы на вершину кучи. Потом дрок подожгли, и, странно сказать, — метла, покуда горела, трещала так, как будто стреляли из ружей. Шум и вправду можно было слышать у церкви Андреас, то есть за несколько миль оттуда. На метле было „семнадцать разного рода узлов“, заявил он, и сжигали как бы саму эту женщину: в самом деле, добавил он, „она ненадолго пережила свою метлу“» [71, р. 295–296].

В XX веке Сесил Уильямсон, хранитель «музея ведьм» на острове Мэн, воздвиг памятник жертвам охоты на них [25, с. 358].

См. также балладу «Бурый Берри» в наст. изд.

104

Кальф. — См. примечание к «Приходу св. Патрика» в наст. изд.

105

Куррах. — См. примечание к «Осаде Острова Фалга» в наст. изд.

106

Земля Киттера (Скала или Утес Киттера) — находится в проливе, отделяющем островок Кальф от южной оконечности Мэна, Spanish Head. Пролив этот называется Kitterland Sound.

107

Тогда он сказал… — В данной «повести» Эоха отчасти играет роль Гарри, а король Олаф — роль Финна из сказания «Гарри и женщины» с острова Южный Уист [33, с. 47–52]. Меч Олафа, Макабуйн, — это меч Финна, Мак а'Луйн, и весь фрагмент, повествующий о том, как Эоха выбирал свою смерть, с описанием чудесного меча и отрубанием головы, взят, очевидно, из общих «запасников» гэльской традиции.

108

Лоан Маклибуйн, Темный Кузнец из Дронтхейма. — В поэме, записанной Дж. Лорном Кэмпбеллом на острове Южный Уист, Ойсин, сын Финна, рассказывает:

Незнакомец представляется Финну и его спутникам как «Лунн Мак Лиобайн», он говорит, что пас коз для короля Норвегии; затем он ведет их в свою демоническую кузницу (причем движется он, несмотря на свою одноногость, со сверхъестественной скоростью), и там каждый фений получает по чудесному мечу, а Финн закаливает меч Мак а'Луйм в крови [79, р. 16–19].

Фигура Кузнеца из Иного Мира типична для гэльской традиции, а одноногость его (как у фоморов) подтверждает, что он «одной ногою здесь, а другою — там», то есть, что такие существа доступны человеческому восприятию лишь «наполовину». В «Земле Киттера», впрочем, одноногим представлен не сам кузнец, а его помощник, Хиаллус-нан-урд.

Дронтхейм — средневековая столица Норвегии; здесь находился архиепископство, откуда утверждали епископов Мэна. Таким образом, путь короля Олафа и молотобойца пролегает по морю, от острова Мэн к Норвегии.

109

Меч короля. — Кроме чудесных Котлов и Чаш, особое место кельтской «чудесно-вещной» традиции занимают Мечи и Копья.

В древнеирландской «Битве при Маг Туиред» говорится о неотразимом мече Нуаду из Племени Богини Дану и мече Тетры, короля фоморов, вещающем о своих подвигах [27, с. 33 и 47].

У всех прославленных воителей кельтской традиции были мечи, обладавшие душою и именем, волшебным происхождением и сверхъестественными способностями.

Таковы меч Фергуса, Каладболг, и меч Кухулина, Круайдин Крепкоголовый [69, II]; меч Финна, Мак а'Луйн [79]; меч Артура, Эскалибур, он же Каледвулх, или Каладболг [72] и т. д.

«В древнем гэльском Житии святого Колумкилле говорится о мече, святость коего была такова, что никто не мог умереть в его присутствии» [52, р. 24–25].

Эти примеры можно умножить. См. также «Теваль, королевна океана» в наст. изд.

110

Старый Пустой Колпак, король Норвегии. — Какой норвежский конунг имеется в виду, неясно.

111

Он сделал Эмергайд своей королевой… — Согласно хронике, Олаф женился на дочери Фергуса, властителя Галлоуэя (Шотландия), которую звали Аффрика, но имел также много наложниц; у него было несколько сыновей и дочерей [80].

112

Один из важнейших текстов, представляющих мэнскую традицию и записанных Георгом Вальдроном в начале XVIII века со слов ее носителей. Как и «Огонь фэйри», текст этот проливает свет на легендарную историю острова, а также на традиционное мышление его коренных обитателей.

Следующий текст, помещенный в наст. изд. — «Охота на крапивника» из книги Дж. Трейна, — отражает, вероятно, ту же «память» о Владычице острова, что и «Техи-Теги».

Перевод сделан по изданию: Waldron G. A Description of the Isle of Man with some useful and entertaining reflections on the laws, customs, and ma