Страница 6 из 14
Внезапно глаза поляка открываются, он медленно приподнимается на локтях, вроде бы непринуждённо оглядывается по сторонам, сладко потягивается, трясёт головой, бросает взгляд на тролля ( Маннергейм храпит так, что птицы на лету глохнут), достаёт из полевой сумки лист бумаги и начинает что-то писать, положив планшет на колени.
Эх, знать бы, что он там ваяет? И спрашивать неудобно: вдруг, любовное письмо…
А вот и нет, любовные письма в трубочки не сворачивают.
Вержбицкий встаёт и с непринуждённым видом куда-то направляется. Насколько мне известно, а мне известно наверняка, поскольку это я его выставлял — там находится один из наших «секретов», пара пластунов бдительно берегущих наш покой. После инцидента с обстрелом я удвоил количество часовых.
— Кажись, началось, — тяжело дышит мне на ухо Тимофей Лукашин.
Я киваю.
Что-то и впрямь началось, только понять бы что именно.
Собираемся двинуть вслед за штабс-капитанам, но внезапно нашу компанию разбивает третий — Маннергейм собственной персоной. Я даже не успел сообразить, когда это он успел проснуться и подкрасться к нам. Тролль есть тролль…
— Что здесь происходит, ротмистр?
Первую же попавшуюся версию отбрасываю как неудачную… Вторая улетает в корзину следом. Зараза! Ничего путного придумать не получилось.
Хрен с ним! Маннергейм производит впечатление надёжного человека. К тому же есть вероятность, что мне понадобится свидетель, которому поверят в высоких кругах. Сам я пока ещё не в большом авторитете у власть предержащих.
— Проверяю одну гипотезу, господин барон, — сообщаю я.
— Думаете, Вержбицкий — японский шпион? — усмехается финн.
— А вот сейчас и узнаем. Вы как — с нами? — испытывающее смотрю на тролля.
— С вашего позволения, приму посильное участие, — легко соглашается барон. — Но, если решу, что ситуация развивается неподобающим образом — вмешаюсь.
Втроём из укрытия наблюдаем, как Вержбицкий подходит к бойцам из секрета. Начинает ездить им по ушам, выражать недовольство: это ему не нравится, и то — и вообще, извольте застегнуться на все крючочки и встать по стойке смирно, когда с вами разговаривает офицер!
До боли знакомая картина!
Пропесочив казачков (а штабс-капитан проделал это легко и непринуждённо), Вержбицкий оставил их задумчиво потирать затылки, а сам вдруг шагнул в высокие заросли молодых деревцев и пропал из виду.
А вот это нехорошо, не порядок!
Мы втроём резко срываемся с места и бежим в заветные «кустики», где скрылся штабс-капитан. Хорошо, что никого не надо было инструктировать: как вести себя тихо, не шуметь и не привлекать внимание, умеют все, и дадут мне сто очков форы.
Один из часовых открывает рот, чтобы приветствовать командира, но я на бегу делаю упреждающий знак. Пластуны — народ понятливый, дураки на передке долго н живут, так что всё проходит как по маслу.
Уже в зарослях амулет начинает ощутимо печь… Правда, источник угрозы и угрозы ли, пока непонятен.
Пока вижу одного Вержбицкого. Он стоит к нам спиной. Что делает — непонятно…
Его рука лезет в боковой карман, достаёт из него тонкую хреновину, что происходит дальше — опять же не могу сказать, поскольку не вижу.
На помощь приходит слух.
Эта самая хреновина — что-то вроде свистка, который издаёт мелодичный, но при этом очень высокий по тональности звук. Я скорее догадываюсь о нём, чем реально слышу.
С каждой трелью амулет становится всё горячее.
На Вержбицкого он не реагировал, значит, это кто-то другой и он подбирается ближе.
Судя по хищно раздувающимся ноздрям характерника, Лукашин тоже что-то почуял, да и наш тролль проявляет беспокойство.
На полянку выбегает мелкое мохнатое существо. Издали оно кажется мне крысой, но потом я начинаю различать детали и понимаю, что тварь больше напоминает чебурашку: такое же лупоглазое и ушастое. Только вместо умилительной улыбки — злобный оскал, а полной пасти зубов позавидует любая акула.
И на этого демона уже вовсю реагирует «будильник» моего амулета.
Характерник что-то шепчет вполголоса, я не могу разобрать слов: говорит то ли про какой-то взвод, то ли про воду. Наверное, поясняет, что это такое выперлось навстречу Вержбицкому, но меня имя демона волнует меньше всего.
Штабс-капитана это создание не атакует. Спокойно ковыляет поближе и садится в позу суслика. На шее у «чебурашки» кожаный ошейник с чехлом.
Вержбицкий засовывает в чехол записку, треплет тварь по холке.
Будет как-то не зашибись, ели демон свинтит, унося с собой доказательства.
— Тимофей, справишься с ним? — спрашиваю у характерника.
— Справлюсь, вашродь, — успокаивает казак. — Тварь, конечно, вредная, но не шибко опасная. Разве что кусается больно.
Он подаётся влево и уходит наперехват «чебурашке». Надо сказать, делает это весьма вовремя, Вержбицкий отпускает демона, тот немного чешется по собачьи, потом становится на все четыре конечности и бежит, быстро скрываясь в траве.
Вержбицкий разворачивается, делает несколько шагов. Мы с троллем преграждаем ему путь.
— Господа? — удивлённо поднимает правую бровь поляк. — Что вы здесь делаете?
— Сначала скажите, что здесь делаете вы! — наезжаю я.
Штабс-капитан хоть и растерян, но быстро берёт себя в руки.
— Проверяю посты.
— Позвольте, а разве вас кто-то просил об этом? По-моему, это моя обязанность, как командира отряда…
— Мы на войне и обязаны помогать фронтовым товарищам, — складно лепит отмазку Вержбицкий. — Я уже устроил разнос на одном из постов, как раз собирался на следующий… Знаете, ротмистр, не все ревностно относятся к своим обязанностям.
Он ухмыляется.
— Составите компанию, господа?
— Мы видели как вы общались с каким-то странным существом, — вставляет реплику тролль.
— Ах это… Я очень люблю диких зверей господа, а этот симпатичный лесной зверёк сам вышел ко мне навстречу и позволил себя погладить. Видимо сразу понял, что я не причиню ему вреда, — улыбка Вержбицкого стала шире автомобильного бампера. — И вообще, давайте не будем больше говорить о пустяках. Проверим посты и поспим перед вылазкой.
Метрах в ста от нас раздался противный писк, вспорхнули с насиженных мест птицы.
Мы насторожились, только на лице поляка осталась блуждать странная ухмылка.
— Что это было? — спросил тролль.