Страница 62 из 75

С открытым лицом (ЛП)

Курчо Ренато

Я бы с удовольствием поехал на похороны в Тренто, но город был укомплектован полицией, и это не сошло бы мне с рук. Друг помог мне положить на гроб анонимный букет цветов.

Отца её я больше не видел. Он умер через несколько дней после дочери. Он был болен раком, но эта новость, вероятно, помогла ему угаснуть. Эльза, мать, навещала меня в тюрьме. Хотя она уже очень стара, мы продолжаем писать друг другу. Это женщина, с которой меня связывают глубокие отношения, подпитываемые любовью, которую и она, и я испытывали к Маргерите.

Я бы сказал, что моя боль и личная драма не исчерпаны и сегодня. С Маргеритой я пережил отношения глубокой любви, которые предшествовали нашему политическому роману и вышли за его рамки. Любовь, которая существует до сих пор.

Для меня она означала нахождение жизненного баланса: интеллектуальной, аффективной, глобальной организации моего пространства-времени. Когда ее не стало, я почувствовал, что все вокруг меня рушится, как в детстве, когда меня забрали из Торре Пелличе и закрыли в интернате в Ченточелле.

Однако это неправда, что я была парализована. Я не утратил ясности ума и способности действовать, я не отступил в организационной и политической работе. В том числе и потому, что после катастрофы на ферме Спиотта перед Красными бригадами встало немало проблем.

«...Маргерита Кагол, «Мара», коммунистический лидер и член исполнительного комитета Красных бригад, пала в бою. Ее жизнь и смерть — пример, который никогда не забудет ни один борец за свободу..... Мы не можем позволить себе проливать слезы по нашим павшим, но мы должны усвоить уроки верности, последовательности, мужества и героизма... Пусть все искренние революционеры чтят память «Мары», размышляя над политическим уроком, который она смогла дать своим выбором, своей жизнью. Пусть тысячи рук протянутся, чтобы поднять ее винтовку! Мы, на прощание, говорим тебе: «Мара», расцвел цветок, и этот цветок свободы Красные бригады будут продолжать выращивать до победы». Это несколько отрывков из знаменитой листовки, которую «Красные бригады» распространили на следующий день после смерти моей жены.

Я написал эти слова под влиянием момента после моего личного кризиса. С некоторыми товарищами из миланской колонны мы решили, что наш долг — не только почтить память Мары, но и прояснить факты, в отношении которых до сих пор существует много неясностей. И было ясно, что написать этот документ должен я.

Язык, который мне пришло в голову использовать, выражает два разных и противоречивых отношения к событию: с одной стороны, эмоции и личное напряжение, а с другой — необходимость вписать событие в политическую сферу вооруженной борьбы. Правда, это, пожалуй, единственный документ БР, в котором холодность политико-идеологической лексики накладывается на выражение личных эмоций. Но я не считаю это ненормальным. Я прожил свое повседневное существование в вооруженной борьбе без какого-либо разрыва между «политическим» и моим личным эмоциональным миром, моим пребыванием вместе с людьми, которые были мне близки и дороги.

Эту листовку можно читать как циничный и, возможно, гротескный документ. Или как текст, полностью выражающий противоречивую природу человеческих событий, в которых политика и борьба становятся также жизнью и смертью. Я воспринял его как искреннее выражение напряжения, которое жило во мне в то время.

Я хочу быть очень откровенным: я никогда не думал, что победоносный исход вооруженной борьбы должен означать материальное завоевание власти. Такая точка зрения не вписывалась в мой ментальный сценарий и убеждения.

С другой стороны, нельзя сражаться, как это делали мы, думая, что обязательно потерпишь поражение. Сегодня я бы сказал, что для меня существовала золотая середина. Обобщая все в элементарной формуле, я могу сказать, что общество, в котором мы жили, было для меня абсолютно неправильным, я не хотел принимать его любой ценой, я боролся за то, чтобы изменить его. А слово «победа» означало надежду на успех в изменении, хотя бы частичном, положения вещей.

В любом случае, мы хотели подрыва политического режима, который руководил Италией после войны. Это была моя главная цель, и в то время я еще верил, что ее можно достичь. Я верил, что в нашей стране не было полной демократии и что разрушение властных союзов, которые держали ее в тупике, каким бы путем это ни произошло, было бы хорошим результатом.

По сути, мы верили в своего рода вооруженный реформизм. В этом было своё противоречие.

Несомненно, отправной точкой анализа, который я проводил в момент основания «Красных бригад», было осознание невозможности начать процесс существенных реформ в Италии 1960-х годов. В моих глазах, по сути, левоцентристская партия родилась на признании этой невозможности и не могла представлять собой ничего большего, чем видимость реформизма: между социалистами, христианскими демократами и государственным аппаратом существовало соглашение о блокировании процесса реальных преобразований, к которым призывала большая часть общества.

В то время я считал, что нам нужен революционный импульс, который мог бы собрать социальную энергию, высвобожденную великими движениями тех лет, чтобы взорвать институциональную блокаду. Сегодня я могу сказать, что моей политической ошибкой было то, что я слишком много внимания уделял христианским демократам. Я понял, что режим, который сдерживал развитие событий, на самом деле был блоком союзов, в который входила вся партийная система, даже оппозиционные партии. Фальшивая оппозиция! В действительности, «сердце государства», которое мы хотели поразить, было не только ДК, но и весь политико-институциональный комплекс, который защищал себя преемственностью режима.

В этой ситуации, однако, чтобы добиться реальных реформ, нужно было прорвать блокаду и тем самым «совершить революцию». Таким образом, образ «вооруженного реформизма» не выглядит совсем уж необоснованным и противоречивым: чтобы добиться реформ, нужно было вооружиться.

Начало конца

«Документоне» — это название, которое мы дали пачке из более чем ста страниц, подготовленных в Асинаре в августе 79-го. Его история интересна.