Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 63

– То есть я как специалист по экстремальному отдыху не исключаю, что гид может пострадать во время экскурсии. И принимаю меры для сохранения тура.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что у меня есть снимки тетради Манычева, – оборвала его Истомина, – и не обязательно выносить всё на люди. Уверена, что мы понимаем друг друга. Не переживайте: у меня есть планы по экранизации вашего романа. Кроме того, мы подключим иностранные турфирмы. В Заповедник будем посылать людей с оружием с усыпляющими пулями (твари нужны нам живыми). Это существенно повысит цену экскурсии, но иностранцев только подстегнёт. Вы всё сделали правильно.

После разговора с Иреной Дмитрий чувствовал себя отвратительно. Рану саднило, и ему казалось, что он продал душу дьяволу. Или… сам превратился в морлока. Но он знал, что не мог поступить по-другому.

Нижний Новгород

Улица Рождественская неразрывно связана с именами российского купечества. Братья Блиновы торговали солью и мукой; старообрядцы Бугровы также были хлебопромышленниками, строили дома. Купцы входили в число крупнейших благотворителей России, они отдавали значительную часть своего дохода на устройство в городе канализации и водопровода, прокладывание телефонных сетей и электрических кабелей, строили и финансировали больницы, богадельни, приюты, гимназии. Дети Н. А. Бугрова умерли в младенчестве, и его наследниками стали племянники: сестра младшего Бугрова была замужем за Н. А. Блиновым.

В XXI веке на YouTube появилась загадочная видеозапись: кому-то удалось заснять появление призрака в так называемом Блиновском пассаже, доходном доме на улице Рождественской, выстроенном для братьев Блиновых…

На обратном пути

Ольга Лисенкова

В этот тёплый весенний день они сидели за крохотным столиком возле кафе: Яне захотелось на свежий воздух. Вроде как уголок Франции: круассаны и ароматный кофе, да и цветами торговали тут же. Ничего, что тротуар шириной метр и на нем столик полметра на полметра. Алексей, широкоплечий и массивный, как медведь, перегораживал дорогу пешеходам и скептически смотрел на изящную чашечку, в которую помещалось полнапёрстка кофе. Круассан был более стандартного размера, но цены на всё это – поистине парижские.

– Город у нас старинный, – в запале говорила Яна. – Легенд видимо-невидимо. Чего все прицепились к Кремлю-то? Ну забила девушка целую рать коромыслом, хотя я лично в этом сомневаюсь. Какие там враги были, чем они были вооружены, если одна девица с ними справилась без оружия? Ладно. Предположим. То, что кого-то в стену живьём замуровали, вообще неудивительно. В Европе в каждом городе так рассказывают, и разгадка проста: на самом деле замуровывали. Разве ж это легенда? Это гадость, гадость! А библиотека Ивана Грозного, которая якобы в Кремле у нас спрятана? Люди, ау! Искали, искали, копали, копали, ничего не нашли. Это пустышка.

– Но Кремль на открытке хорошо смотрится, – вяло возражал он. – И на плакатах.

– На биллбордах? Да там что угодно хорошо будет смотреться, только не надо на дизайнере экономить. Вот Рождественская. Вот. Тут и туристы с теплоходов, и всякие разные, центр города. – Она повела рукой. Кафе, где они пировали, располагалось как раз на этой старинной улице. – Тут в каждом доме – клад. Я фигурально выражаюсь. Из каждого дома можно сделать конфетку. А уж если отремонтировать и легендами обложить! Я фигурально выражаюсь.

– Ну церковь красивая.

– Строгановская? Не только красивая, она вообще уникальная. Знаешь легенду? Ага, Строганов позвал к себе мастера – безымянного, заметь, – который эту красоту сотворил, и спрашивает: а лучше можешь? Тот говорит, могу. И тут Строганов его раз – и ослепил. Строганов! Не Иван Грозный! Восемнадцатый век, православный храм! Вы с ума сошли все, что ли? Свистнули легенду о зодчих собора Василия Блаженного и себе присвоили. Своих нету, что ли?

Ему эти разговоры были скучноваты, но Яной он неизменно любовался, особенно когда она горячилась, как теперь. Глаза её светились, щёки румянились, а ореол золотых волос, удерживаемый тонким ободком тёмных очков, превращал её в настоящее лучистое солнышко. И хорошо, что злится она не на него, что его это не касается.

– …Так ты мне поможешь? – спрашивала она тем временем.

Он очнулся.

– Чем? Что? Прости. Ты такая красивая, я засмотрелся просто.

Её серые глаза гневно сверкнули. Он положил свою лапу на её запястье:

– Правда. Ну повтори ещё раз, что тебе стоит.





– Я говорю, поможешь ты мне или нет?

– Да без вопросов. Что делать надо, я не понял.

Алексей знал, что Яна немножко повозмущается и всё ему разжует. Она была как солнечный зайчик: то тут, то там, скачет легче лёгкого, болтает о том и о сём, он просто не успевал за ней. Ну что делать, если он такой увалень, – зато крепкий и надёжный.

– Мне надо улицу Рождественскую пропиарить, понимаешь? Тут же не только церковь, тут вся история Нижнего как на ладони. И Бугровская ночлежка, о которой Горький писал в своей пьесе, и особняк дочки «Пиковой дамы». И Короленко тут, и Маковский. Рестораны, хостелы, кафешки, ну что ещё надо.

– И три матроса идут выпить к Речному вокзалу.

– И пусть идут! Вся история, вся, всё гармонично, ничто друг другу не противоречит, всё переливается одно в другое. Как бриллианты, как ожерелье!

– Я-то что могу сделать?

Он работал простым охранником, дежурил ночью в службе занятости. Да, это было в старинном здании на Рождественской. Насколько он знал, ничего особенного в этом месте никогда не происходило, так, памятник архитектуры. Маковский жил, Горького провожали, телеграф ещё был, банк, склады… По мелочи.

Ну, то есть это исторически ничего особенного не происходило, а в рамках его заурядной жизни именно тут произошло главное – он познакомился к Яной, которая заскочила к своей маме, сотруднице службы занятости. В его жизни зажёгся яркий свет.

Маме-то, Елене Николаевне, он, кстати, приглянулся. Она его привечала и приносила для него пироги. В общем, наверное, не против была, чтобы они с Яной встречались.

– Сделай мне легенду Рождественской, а, чтоб все говорили?

– Да как?

– Вместе подумаем.

– Ну… давай.

Он никогда не мог ей отказать, о чём бы ни шла речь, о напёрстке тошнотворно-горького кофе по такой цене, за которую на распродаже можно было бы купить неплохие джинсы, или об… чего она бишь от него хочет-то?

Он поморгал, потёр лицо руками. Не успевал он за ней.

– Давай сначала, а?

*

Оказалось, что у Яны уже есть план (разумеется). Она придумала «нарисовать на коленке» каких-нибудь призраков и запустить их на улицу Рождественскую. А что, место старое, призраки должны быть. К Строгановской церкви цепляться не захотела, всё-таки православный храм и привидения сочетаются не так чтобы очень. Ночлежка – ну какие там призраки, бомжей и проституток? Неохота иметь с ними дело. Вот Блиновский пассаж, где Алексей работал охранником и в службе занятости трудилась её мама, по её мнению, подходил идеально.

Прекрасный дом красного кирпича с резной башенкой. Внутри и то есть балконы. Красотень. Конец девятнадцатого века. Чего там только не поперебывало – и магазины, и рестораны, и гостиница, и телеграф, и склады, ну и всякие фирмы, по-тогдашнему сказать – конторы и предприятия. Потом коммуналки. Да и за сто с лишним лет неужто там не зацепились хоть чьи-то духи?

Да, она уже почитала о Блиновском пассаже. Там никого не убили и не замучили. По крайней мере, в архивах об этом ничего нет. Ну и что. Призраки не обязательно люди, погибшие страшной смертью. Может, это просто отголоски прошлого. Весёлые такие, красивые. Может, даже и дети играют.