Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 63

– Что это было? – не унимался Макс. – Привидения или зрительный обман?

Мила превратилась в учителя, который втолковывает детям сложную тему:

– Мы видели обитателей заповедника, это не иллюзия, а реальность.

Дмитрий решил уточнить:

– Я предполагал, что морлоки – какие-то подземные существа, но надеялся, что они из плоти и крови, а мы только что наблюдали призраков – иначе не назовёшь.

Профессионального терпения гиду было не занимать.

– Морлоки – особые существа. Есть Ревун и Голем, о котором вы узнаете чуть позже, – они материальны, хотя живут скрытно. Существуют некоторые переходные формы, но есть и такие, которые выглядят, как чистая энергия. Вот их мы и встретили в Комнате призраков.

– Вы хотите сказать, – Дина принялась медленно подбираться к разгадке, – что привидения, барабашки и домовые – морлоки, с которыми сталкивается человек?

– Да, это формы энергии и переходные формы; они могут быть условно добрыми, злыми и равнодушными по отношению к людям.

Лёха сразу оживился:

– Тогда скажите нам за вампиров и зомбиков!

Мила пожала плечами.

– В этом случае виноват кинематограф. Все знают, что встречаются люди, которым не хватает в организме красных кровяных телец, и они иногда восполняют их недостачу питьём крови домашних животных. Эта очень редкая болезнь называется порфирия. Зомби – абсолютная выдумка: по сценарию они набрасываются на людей, чтобы их сожрать. Внимание, вопрос: откуда берутся зомби, если всех сжирают?

– Это – укушенные, недоеденные, – попытался объяснить Лёха.

– Тогда, чисто математически, их должно быть гораздо меньше, чем съеденных. Мы ещё вернёмся к этому вопросу, а сейчас продолжим экскурсию. В семнадцатом веке при царе Алексее Михайловиче – отце Петра – произошёл церковный раскол, и, как вы знаете, раскольников или старообрядцев жестоко преследовали. Пётр Первый знаменит тем, что объявил себя императором и подчинил церковь в лице патриарха Стефана Святейшему Синоду, но и во время его царствования старообрядцев притесняли и заставляли платить двойные налоги. Георгий Петрович Манычев, расшифровав уже известные вам надписи, пришёл к выводу, что подземные ходы – дело рук раскольников, которых в России, несмотря ни на что, было множество. Как показывает перепись населения, в январе 1897 года треть жителей Санкт-Петербурга считала себя старообрядцами.

Гид перевела дыхание и продолжила:

– Скорее всего, среди работных людей из Смоленской губернии тоже было достаточно раскольников. Когда Екатерина решила засыпать ненужные каналы, они увидели для себя возможность сбежать от принудительного гибельного труда. Вполне возможно, что управляющие работами были подкуплены, а крупным сановникам достаточно было знать, что работа кипит. Многие из рабочих были мастерами своего дела и укрепили стены и пол туннеля камнями, а затем продлили ход в сторону набережной и кладбища.

– Зачем же им было укреплять туннель, если они собирались просто сбежать? – удивилась Дина.

– Хороший вопрос! – похвалила Мила. – Манычев предположил, что в те давние времена старообрядцы перед лицом постоянного преследования со стороны государства сплотились, как никогда. И работные люди не просто рыли путь к свободе, как граф Монте-Кристо, а, сбежав, продолжили работу на новых хозяев – своих единоверцев. Именно тогда возникло тайное объединение, решившее создать для братьев во Христе систему подземелий в столице Российской империи.

– Ого! – воскликнул Дмитрий. – Прямо смахивает на масонов.

– Возможно, – согласилась Мила, – только масоны во многих странах вели легальное существование, а раскольники скорее уподобились тамплиерам, прячущимся от преследований инквизиции. Катакомбы могли служить как временным пристанищем для старообрядцев в бегах и системой скрытого общения посвящённых, так и тайным ходом для непредвиденного бегства. Так считал Манычев.

– «Так говорил Заратустра», – пошутил Крымов, а Лёха подхватил:

– Да уж: товарищ Манычев стал для нас всевидящим знайкой, вроде Саурона или Гэндальфа.

Мила не смутилась:

– Так и есть: мы здесь благодаря его исследованиям и запискам. Прислушайтесь, пожалуйста.





Увлёкшись беседой, экскурсанты довольно бодро шагали по камням подземелья, хотя ступни уставали от ходьбы по неровному полу. По совету гида все прислушались и уловили далёкий шум воды.

– Из-за того, что совсем рядом с нами находятся подземные воды и Нева, строителям подземелья пришлось усовершенствовать его залами с резервуарами. Туда! – скомандовала она.

Перед группой была арка, ведущая в большой круглый зал, внутри которого сразу за порогом виднелась чёрная спокойная вода: лишь иногда по её поверхности пробегала рябь.

– Огой! – крикнул Лёха, и стены бассейна отразили его голос. Вода вздрогнула и вновь оцепенела.

Между тем шум водопада приближался.

– Мы у Кровавого ручья! – предупредила Мила. – Обходим здесь, возле меня.

Прямо поперёк коридора по каменному жёлобу бежал не очень быстрый, но полноводный ручеёк; слышно было, как чуть дальше вода низвергается с небольшого порога. Несмотря на то, что все смотрели себе под ноги, никто не ожидал коварства от экскурсовода. А зря: человек, подошедший к тому месту, на которое она указывала, поскальзывался на глине и летел вместе с водой вниз. К счастью, высота была не больше полуметра, и Мила подстраховывала очередную жертву. Подземелье огласилось визгом Дины, криками Макса и Крымова и сочными ругательствами Лёхи. Впрочем, все оценили этот природный аттракцион как шутку: актрисе сталкер даже не дала упасть, а мужчины были надёжно защищены от воды комбинезонами.

Когда все оглядели место приземления, стало понятно, отчего ручей назван кровавым: вода намыла целую косу красной глины, и на жёлтых комбинезонах отлично смотрелись «кровяные» пятна.

– Первая часть экскурсии подходит к концу, – раздалось в наушнике. – Мы приближаемся к набережной Лейтенанта Шмидта, где выйдем на поверхность, перекусим и перейдём Благовещенский мост.

Послышался голос бессменного комментатора:

– Я заточил бы чё-нибудь… После морлоковских подвалов.

Вымощенный камнем коридор заканчивался массивной дверью. Мила достала ключ, повернула четыре раза и распахнула створку.

– А если б она не открылась? – пробормотал Макс, но никто его не поддержал, потому что в подземелье ворвался свет белой ночи, лёгкий плеск и пахнущий рекой воздух.

– Стоять! – сказала Мила и принялась разматывать толстую верёвку, лежавшую у самой двери.

Лёха всё же ухитрился выглянуть и сообщил с удивлённой физиономией:

– Там – Нева и ни одной ступеньки.

– Ничего, – весело подмигнула экскурсантам гид, – прорвёмся!

Успеть до развода

Оказалось, что у Милы для каждого экскурсанта припасено по верёвке с карабинами на концах. Сказав «Делай, как я», девушка прицепила один карабин к двум кольцам на кожаном поясе своего комбинезона, а другой защёлкнула на скобе, торчащей из плит набережной над дверью. Она убедилась, что все повторили её действия, и попросила Дмитрия слегка её подстраховать.

– Самое интересное досталось Шекспиру, – съехидничал Лёха.

Задача Крымова особой сложностью не отличалась: он должен был помочь Миле подняться по скобам-ступенькам слева от «выхода» на набережную, находившуюся над их головами. Изредка поглядывая вниз на быструю воду реки, Дмитрий подумал, что в этом походе многое продумано до мелочей. Экскурсанты потихоньку выбрались наверх; Макс, поднимавшийся последним, отцепил все карабины от скобы, а свой соединил со страховочной верёвкой Дмитрия. Шагнув на ступеньки, он захлопнул за собой дверь, отчего та издала протяжное уханье. Замок защёлкнулся.

– Зачем такой странный выход? – спросила Дина, пока Макс карабкался по скобам.

Мила приподняла брови, улыбаясь:

– Во-первых, чтобы вам было чем заняться, а во-вторых, чтобы в экстренных случаях мы могли сесть в лодку.