Поцелуй русалки (ЛП)

Крышка со встроенным замком изготовлена не из гладкого черного мореного дуба, а из какой-то мягкой древесины. Полный азарта Иоганн потянулся к своему ремню и вытащил потайной ключ с деревянными и железными зубчиками.

Наконец то, вернулось смутное ощущение безопасности. Что-то треснуло, когда Иоганн воткнул третий штырь в замок. Он остановился и прислушался, затем полностью утопил ключ в механизм. С тихим щелчком замок поддался и повернулся. Иоганн облегченно вздохнул. Без усилий откинулась крышка. Наружу потек запах старого, промасленного дерева. Дуб вечность пролежал в болоте, за годы в этой мокрой могиле он почернел и затвердел. В сундуке лежал маленький ящичек из почти белого дерева, с просто насаженной крышкой.

Иоганн только собрался ее схватить, как услышал шаги. Не раздумывая, он метнулся назад, больно ударившись локтем об икону. Она качнулась и опрокинулась. Иоганн посмотрел на себя, как со стороны — белобрысый вор, чья рука вытянулась вперед и схватила икону, прежде чем она разбилась. Затем ему снова стало не по себе, кровь загудела у него в ушах, и он вспотел от испуга. Застыв в движении, он прислушался. Карпаков возвращался в комнату? Иоганн затравленно огляделся в поисках укрытия. Занавески в ногах кровати, там можно спрятаться. Но именно в тот момент, когда, как можно тише, возвращал крышку на место, собираясь удрать, он понял две вещи: во-первых, шум доносился не снаружи. Во-вторых, что-то зашевелилось в кресле. Старая рука с неимоверным количеством колец.

— Ты кто? — спросил хриплый, пропитый голос. — Я тебя слышу.

Голос потух, и в следующий момент Иоганн сообразил, что за странный запах витал в комнате. Отвратительно пахло пропитанным водкой дыханием. «Это не может быть Карпаков, — подумал он. — Он же старовер и напиваться не будет. Или все же?»

В этот момент рука исчезла, и огромная тень отделилась от кресла. В полумраке комнаты мелькнули длинные белые волосы. Боярин, покачнувшись, ухватился за спинку, затем развернулся и шагнул к стулу. Появилось опустошенное, красное лицо, из гордыни все еще не смягчившееся. Борода падала ему на грудь. Между глаз зияла горизонтальная зазубрина, будто много лет назад он получил туда удар мечом или укол. Его широкую грудь украшали цепи. Карпаков казался сломленным великаном с колючими, широко распахнувшимися глазами. На его изборожденном морщинами лице появилась паника, а пальцы побелели, так крепко он вцепился в спинку.

— Это ты! — прошептал старик. Цвет его лица изменился с красного на призрачно-белый. — Дьявол!

В зеркале отразились перепуганные глаза Карпакова, и Иоганн вдруг понял, почему его так воспринял старик — подстерегавшая фигура с черным лицом и светлыми волосами, блестевшими в свете свечи. Шанс, как лучик надежды, блеснул в темноте. Ему казалось, что он балансировал на узком выступе крыши. Карпаков, одурманенный от пьянства и сна, не соображал, где правда, а где сон. И Иоганн решил, что спасаться бегством еще рано. Пока Карпаков верил, что он — дьявол, челядь не позовет.

— Ты хорошо выглядишь, старик! — тихо произнес Иоганн, преувеличивая свой немецкий акцент. — Я здесь, Карпаков! Не пытайся даже звать на помощь. Кто увидит мое лицо, сгорит на месте.

Старик отшатнулся, как от удара, но через мгновение закрыл рот, провел дряблой рукой по лбу и кивнул.

— Да, — прошептал он. — Да, да. Я тебя ждал. Столько ночей без сна. Я знал, что ты придешь, чтобы ответить на мой вопрос.

Иоганн кивнул:

— Поэтому я здесь.

— Почему именно Сергей? — выкрикнул старик.

Иоганн вздрогнул, но, казалось, никто не услышал крика или слуги уже привыкли, что их господин кричит, когда напьется.

— А почему бы и нет? — ответил, сохранивший присутствие духа Иоганн.

Гнев тлел в старых, потухших глазах.

— В этом весь ты, — горько произнес Карпаков. — Это ты соблазнил его служить в Кремлевской лейб-гвардии. А теперь издеваешься надо мной и хочешь, чтобы я бередил раны и посыпал их солью. Только тебе это не удастся. Я больше не позволю травить мне душу разговорами о Сергее.

Иоганн молчал, что, казалось, удовлетворяло Карпакова. Боярин отсутствующим взглядом смотрел в пол, и в данный момент сильно напоминал Митю. «Карпаков — сумасшедший», — осознал Иоганн. Или, по крайней мере, настолько пьян, что до сумасшествия ему оставался один шаг. Тем не менее, он не мог ни восхититься мужеством старика. Не важно, сколько водки текло в его венах, не каждый бы вступил в спор с дьяволом.

— Нож, — прохрипел старик. — Там, на шкафу. Это все, что у меня от него осталось. Он был мне, как сын. После бунта они проволокли его по улицам Москвы и бросили в темницу Преображенского. Его пороли и жгли, снова и снова подвергали пыткам. Царь хотел от него услышать, кто были остальные заговорщики, — он застонал и стал со скрипом опускаться на пол, пока вдруг не встал на колени. — Это была твоя работа — он не виновен, ты это знаешь! Мы все заплатили, чтобы освободить моего племянника, или, по крайней мере, облегчить пытки. Но нет! После пыток его полумертвого отволокли к лекарю. Царь велел о нем хорошо заботиться, только ради того, чтобы снова его пытать. Наконец, ему случайно удалось найти нож, он хотел покончить с собой в тюрьме. Но был настолько обессиленным, что не смог убить себя. Ты понимаешь это? Что христианин хочет убить себя, что он выбирает смерть от собственной руки?

Карпаков зарыдал.

У Иоганна перехватило дыхание. Он содрогнулся при мысли об оружии, как реликвия, лежавшем на сундуке. Оно давало смысл желанию убить царя. Карпаков во время Стрелецкого бунта потерял родственника. Племянника, который, очевидно, много для него значил.

— Его жена покончила с собой, узнав о его смерти, — продолжал старик. — Мария, какой же славной она была! Какой отчаянной! Это ты довел ее до смерти! А она могла бы жить! Ее отправили в изгнание вместе с братом, который тогда был еще ребенком.

— Дережев? — вырвалось у Иоганна. Взгляд Карпакова это подтвердил.

— Ты наслаждался кровью Сергея? — спросил старик. — Или мучениями Марии?

Иоганн молчал, но крепче сжимал в руках икону, которую инстинктивно спрятал за спину.

— Ну? — спросил Карпаков. — Что, дьявол, язык проглотил?

Его взгляд сверкал от ненависти.

— Ты говоришь за нас двоих, — мрачно ответил Иоганн.

— Ты алчный, — прошипел боярин. — Думал, что ночью заберешь меня?

Ухмылка, искаженная гримасой, обезобразила его лицо.

— Не сегодня.

Иоганн предчувствовал движение, но долго реагировал, пока Карпаков не вскочил в прыжке. Мелькнул изогнутый кинжал. Иоганн, задыхаясь, бросился в сторону. Карпаков с грохотом натолкнулся на кровать и заорал. Горячая волна паники заставила Иоганна действовать молниеносно. Не раздумывая, он ударил иконой. Рамка хрустнула об висок Карпакова. Безумец кулем рухнул на кровать. Кинжал, который он все еще держал в руках, воткнулся в роскошное покрывало. Иоганн с трудом выдрал его из старческих рук. Из рваной раны на голове сочилась кровь, но Карпаков дышал. Зазвучали голоса, раздался пронзительный крик, естественно, рев Карпакова услышали. Времени у Иоганна не осталось.

Он мог сделать только одно — возможно ему повезет, и Карпаков поверит, что стал жертвой пьяного сна. Макнув палец в натекшую из раны кровь, он размазал ее по кроватной стойке. Слугам необходимо думать, что Карпаков, находясь в пьяном угаре, споткнулся. Икону он вытер о штаны и поставил на место.

— Государь? — раздался голос из комнаты, находившейся под господскими покоями. Затем на лестнице раздались тяжелые шаги.

Иоганн обернулся и открыл сундук. Трясущимися пальцами раскрыл светлую коробочку и нашел в ней бархатный мешочек. В нем лежала не раковинка, а нечто настолько отвратительное, что он едва не закричал — мумифицированная лапа обезьяны, кожистая и сморщенная. Не раздумывая, он немного разогнул непокорные пальцы. Осторожно засунув указательный палец в кулак, он нащупал что-то гладкое. Дверь скрипнула. Иоганн выдернул жемчужину русалки из обезьяньей лапы. Крашеная, фальшивая жемчужина, которую он вытащил из своего мешка, заменив ею настоящую, оказалась меньше, чем подлинник. Его пальцы внезапно стали большими и негибкими. Жемчужина выскользнула из них. Не удалось, дело не удалось!