Поцелуй русалки (ЛП)

Иоганну не составило большого труда представить себе самое худшее, что могло произойти. Тогда уж Дережев позаботится, чтобы он не дожил и до конца месяца. Когда он забирал у Елены мешочек с жемчужиной, его рука чуть дрогнула. Коснувшись ее руки, он почувствовал, что она ледяная.

— Ты боишься? — спросил он тихо.

— Я ведь не железная — ответила она. — Конечно, я боюсь до смерти, если ты хочешь знать. Возможно… это наш последний вечер.

Они мгновение смотрели друг на друга, затем она, к удивлению Иоганна, наклонилась и обняла его.

— Пожалуйста, береги себя, Бремов, — прошептала Елена. Он ответил на ее объятия, с облегчением, почти счастливый от близости, которая снова появилась между ними — не такая близость, как к Евгению, но он бы ее ни на что не променял.

Через некоторое время она мягко отстранилась и что-то достала из-под рубахи. Выглядело она, как черная тряпка.

— Сажа! Я в церкви время не теряла. Сажа всегда может понадобиться, — в темноте он догадался, что она ухмыляется. — Лучше сними рубаху. Ты аж светишься от напряжения.

Ночью похолодало. Елена взяла тряпки и натерла ему щеки, спину и верхнюю часть туловища. Черная слизь образовала мутные, темно-серые пятна. Замечательная маскировка. Иоганн с трудом смог различить свою вытянутую руку на темном фоне.

— Итак, — произнесла, наконец, Елена. — Мы опять встречаемся в церкви, если не там, тогда в нашей комнате.

— Как я попаду на крышу? — спросил он осипшим голосом.

— Лучше без обуви, — ответила она.

Это оказалось не так тяжело, как он думал. Конюшня в некоторых местах была разрушена и неумело забита досками, так что Иоганн нашел хорошую опору. Несмотря на это, ему стало дурно, когда он глянул вниз, где в темноте двигался бледный овал лица Елены. Она в последний раз махнула ему рукой и исчезла за фасадом дома. Он наощупь передвигал босые ноги, царапая пальцы о щепки. Подумал, что находится уже недалеко от окна, как соскользнул. Гнилой кусок крыши с треском обвалился. Из конюшни раздалось топанье и ржание. С сонным кряканьем подскочил слуга. У Иоганна замерло сердце. Он затравленно огляделся, решая, нужно ли ему прыгать. В следующий момент он услышал глухой удар, потом наступила тишина.

Появилась Елена и, махнув рукой, велела ему лезть дальше. В руках она держала полено. Пальцы Иоганна онемели, так крепко он вцепился в ставни, которые осторожно нащупал. У него от страха закружилась голова, хотя он в этом никогда бы не признался. К счастью, ставень не издавал шума, а поднимался без скрипа. Вот и комната. Как сказала Елена, в ней стояли ящики. Это придало ему сил, он оттолкнулся и подтянулся на деревянном карнизе. Охая, он извивался наверх, пока не лег животом на карниз. Затем остановился и подождал, но в помещении никого не оказалось. Каморка была маленькой, и Иоганн остановился, передыхая, пока его глаза не привыкли к темноте. Понемногу он смог различить широкие ребристые силуэты. Он двигался от ящика к ящику в надежде нащупать на крышке инкрустацию, но ничего не обнаружил. Несколько сундуков были обтянуты тканью или кожей, но большинство сработано из грубого, плохо оструганного дерева. Некоторые получилось открыть, но внутри не нашлось ничего, кроме тканей, меха и тяжелых предметов, завернутых в листы кожи. Скорее всего, кубки или подсвечники.

Он осторожно подкрался к двери и, прежде чем ее приоткрыть, прислушался.

Но следующая комната тоже оказалась пустой. Это были господские покои! На узком, невысоком шкафчике предметы разместились, как на алтаре. Это красный угол, который имелся в каждом доме? Нет, на расшитой скатерти лежал простой, потертый нож. Его лезвие поблескивало в свете свечи. Она, почти сгоревшая, стояла в великолепном серебряном подсвечнике. Иоганн похолодел. Это выглядело, как ларец — ларец для ножа? Слева от шкафа находились стол и, обтянутый кожей, стул. На спинке лежали русский кафтан и великолепное боярское платье. Соболиный мех переливался в свете свечи, мерцавшей в простом глиняном сосуде в виде мужчины с разодранным ртом. О таких древних «обезьяньих мордах» Иоганн знал из рассказов дяди. Обычно они служили подставкой для тлеющих сосновых лучин, дававших мало света. Карпаков, казалось, мог бы использовать для своего странного святилища подсвечник покрасивее. Только теперь Иоганну пришла мысль, что дворянин мог вернуться в любой момент. «Спокойно!» — приказал он себе. В экстренном случае достаточно сделать два шага назад в каморку с ящиками. Рядом с «обезьяньей мордой» стояла глиняная чаша. В ней лежали медные монетки и четырехугольный медальон.

На монетках изображались нос и рот, обрамленный усами и длинной бородой. Надпись на них гласила, что деньги конфискованы. Это, вероятно, расписка об уплаченном налоге на бороды! Однако Карпаков не считал нужным носить на цепочке квадратный медальон, подтверждавший, что человек сполна уплатил налог. Стол выглядел, как на картине — на нем лежали бумаги и перья, которые, однако, были сухими. Иоганн подошел к нему и бросил взгляд на запись. Ему потребовалось много времени, чтобы осмыслить факты, бросившиеся ему в глаза.

Перед ним лежал реестр с именами, написанными четким, красивым почерком. В списке значился «Михаэль Брем». И чуть ниже стояло «Иоганн Брем». Казалось, у него от пальцев отлила вся кровь. Он увидел пляшущие точки и вынужден был ухватиться за подлокотник, прежде чем читать дальше. Его не удивило, когда он далее прочел имя «Евгений Михайлович Сказаров». План Карпакова раскрылся перед ним, как книга. Он и Дережев планировали не только свергнуть царя, но заставили бы поплатиться и иностранцев. Проведут смертные казни и показательные процессы. Из-под бумаг Карпакова выглядывал эскиз, показавшийся Иоганну знакомым. Он вытер с большого и указательного пальцев сажу и осторожно его вытащил. Это оказалась карта дельты Невы с неразборчиво нарисованным изображением двуглавого орла, принадлежавшая Дережеву. На полях стояло много крестиков и примечаний. Они изучали пути и привычки царя Петра.

«Если все прошло, как мы планировали, то сегодняшним утром он на два дня уедет на Берёзовый остров — в свой деревянный дом. Там, где его и поглотит поток». Целый список имен и крупных рублевых взносов рассказал другую историю. Вероятно, Дережев через посредников целенаправленно разжигал конфликт даже между генеральным архитектором и другом царя Петра Меньшиковым, пока последний ни приказал копать глубокие каналы, которые считал правильными. До сего момента их рыли не слишком глубоко, чтобы они могли сдержать поток воды. Такая липкая сеть, украшенного соболями паука, растянулась перед глазами Иоганна от Москвы до русалки.

Он поспешно отвернулся и начал лихорадочно искать. Времени оказалось меньше, чем он планировал. Отчаяние сдавило ему грудь, и появилось чувство, что он задыхался. Не обнаружив в помещении никаких сундуков, он подошел к тяжелому занавесу и осторожно сдвинул его в сторону. Другая комната! Украшенный резьбой и похожий на трон стул с высокой спинкой возле окна, рядом — кровать под зелено-золотым пологом, изображавшим мерцающее небо. Неподалеку от кровати комод — на нем несколько икон в тяжелых деревянных рамах. В этой комнате тоже имелся красный угол, главное место которого занимало изображение Николая Чудотворца — покровителя России. Все иконы выглядели очень старыми, даже с нимба Георгия Победоносца отслоились тончайшие пластины золота. Богоматерь укоризненно глядела на, прокравшегося в комнату и перемазанного сажей, нарушителя спокойствия.

Иоганна беспокоил странный, неопределенный запах, проникавший в помещение, но он мобилизовал все свои силы, пытаясь хоть что-то распознать в полутьме. Каждая мышца его тела ощущалась туго натянутой скрипичной струной.

Свет свечи упал в щель между занавесками и озарил серебряную рыбу с крыльями.

Это она! От чувства полного триумфа перехватило дыхание. Он возликовал. Разумеется, сундук стоял рядом с кроватью. Иоганн в два шага подскочил к нему и потрогал шарнир и замок. Его пальцы нащупали бороздки, углубления и ребристый вкладыш. Сундук был заперт. На это он и рассчитывал.