Страница 94 из 101
— К вам хранитель имущества просится, говорит, что дело у него, не терпящее отлагательств.
— Скажи, я сейчас приду, — ответил генерал и просил у слуг чистую одежду.
— В городе смятение! — сразу заговорил Вайзингер, едва поздоровавшись с генералом.
— Бургомистр мёртв?
— Всякое говорят. Мёртв, ранен, бежал. Мои ребята уже начали грабить склады на Тележной улице, никто им не препятствует. Стражи по городу не видно, судейских не видно.
— Только не трогайте склады честных горожан, — предостерёг его Волков. — Следите за тем, прошу вас.
— Конечно, конечно, — соглашался хранитель имущества. — Но сейчас я не о том пришёл сказать.
— Что-то случилось?
— Тут мне человечек один рассказал, что Шибенблинг, Цумм, ван Хотлин и другие видные еретики, а также брат бургомистра Георг Тиммерман решили сегодня встретиться в полдень в доме купца Манфельда.
«Шибенблинг, Цумм, Манфельд — прямо весь список честного горожанина Топперта», — отметил Волков.
— Уж не знаю, о чём эти аспиды будут говорить, но думаю, что не добро они замышляют, — продолжал хранитель имущества Его Высочества. — Лучше бы их там взять всех, пока в кучку собрались.
И он был абсолютно прав: если бургомистр Тиммерман был главной занозой, то эти господа несомненно были корнями той занозы.
— Фон Флюген, — произнёс генерал, но это вышло слишком тихо, видно от усталости, и поэтому он чуть откашлялся и повторил громче: — Фон Флюген!
— Тут я, генерал, — молодой человек, кажется, задремал на лавке.
— Майора Дорфуса ко мне.
Дорфус, видно, уже улёгся спать — и немудрено, день он провёл насыщенный, а ночью и утром выдалось ему повоевать. Но генерал ни себе, ни офицерам своим поблажек не давал.
— Возьмёте ротмистра Юнгера и всех его кавалеристов, посадите на коней ещё два десятка мушкетёров, Возьмите из рот Неймана самых молодых солдат, два десятка, и к полудню будьте в доме купца Манфельда.
— А где это? — сразу спросил майор.
— Дом в самом конце улицы Жаворонков, — пояснил ему хранитель имущества. — Трёхэтажный, без двора и забора, но с воротами; двор внутри дома. Его несложно будет узнать.
Дорфус кивнул.
— И что мне сделать?
— В полдень там соберутся еретики, — продолжал генерал.
— Покончить с ними? — хотел знать майор. Он даже сделал весьма однозначный, рубящий знак ладонью.
И он, и Вайзингер внимательно глядели на генерала, ожидая его ответа. Волков вздохнул, поморщился от боли в бок, и всё-таки покачал головой:
— Нет, возьмите их и отведите в цитадель, пусть Рене посадит их под замок в подвал.
— Это, конечно, милосердно, — заметил со скепсисом хранитель имущества, — но имейте в виду, генерал, они ни с вами, ни с людьми вашими так церемониться не будут.
Скорее всего, он был прав, но Волков не хотел лишней крови. Одно дело бой, другое дело — резня. Не то что ему было жалко мерзавцев-безбожников, он просто не хотел усугублять положение и вызывать к еретикам жалость честных горожан.
— Всё-таки отведите их в цитадель, майор.
— При них точно будет охрана, — заметил Дорфус.
— Предупредите их, что вам дан приказ сохранять всем им жизнь только в том случае, если пойдут с вами миром. Список людей, что надобно изловить, вам напишет господин хранитель.
— Как прикажете, господин генерал.
Они ушли, и, казалось бы, вот теперь он мог лечь отдохнуть, но решил повременить — уж больно горячим было это время, больно важным, — и вместо этого звал к себе прапорщика Брюнхвальда.
— Друг мой, вы человек весьма обходительный и приятный, — начал Волков, причём он улыбался, несмотря на свою усталость.
— Рад, что вы это отметили, господин генерал, — отвечал прапорщик, немного удивлённый таким началом разговора.
— Ну а раз так, то уж с дамой вы найдёте, как управиться, — продолжал барон всё с той же своей улыбочкой.
— Что вы имеете в виду? — ещё больше удивлялся молодой офицер.
И тогда генерал улыбаться перестал.
— Езжайте на улицу Жаворонков, в мою квартиру, найдите её хозяйку…
— Госпожу Хабельсдорф? — вспомнил Максимилиан.
— Да, госпожу Хабельсдорф. Там, во дворе, моя карета, посадите женщину в неё и провезите по улице Жаворонков.
— Провезу, и что дальше?
— Она на той улице живёт давно, всех там знает. Вы спросите у неё, кто из проживающих на той улице — еретик, всё запомните, а нынче вечером явитесь на ту улицу и все двери и ворота еретиков пометите большим белым крестом.
— А-а, — прапорщик, кажется, начал догадываться. — А ночью будем их грабить, наверное?
Барон поглядел на него устало и, наверное, немного разочарованно; это разочарование Максимилиан сразу почувствовал.
— Не будем грабить?
— Не будем, — ответил генерал. — Но безбожники должны подумать, что грабить их будут обязательно.
— Думаете, что они испугаются и побегут из города? — догадался молодой офицер.
— Именно, друг мой, именно на это я и надеюсь.
— Жаль, — сказал прапорщик с сожалением, — я бы пограбил, тем более что на той улице есть что взять.
Волков опять смотрел на него с укором и разочарованием.
— А что? — как бы оправдывался Максимилиан. — Почему нам нельзя пограбить безбожников?
— Майор Дорфус помогал грабить дома горожан, но грабили их сами горожане. И сейчас, кажется, в городе разворачивается большой грабёж; отчего же мы не грабим вместе со всеми, скажите мне, Максимилиан? — устало спросил барон.
— Не знаю, может, потому что мы устали… Или по глупости…, — предположил прапорщик.
— Нет, друг мой, мы не грабим еретиков… потому что грабить их должны их соседи, сами горожане. Не мы! А горожане! А мы должны лишь невзначай подталкивать их к тому да помогать, если лютеране вдруг вознамерятся защищаться.
— Но почему? — удивился молодой офицер.
Волков закрыл глаза, посидел так немного, как будто набирался сил перед ответом, и заговорил:
— Сюда идёт враг, сильный враг. И я хочу, Максимилиан, чтобы город был на нашей стороне. Понимаете? Посему не мы должны грабить еретиков, а сами горожане. И когда еретики поймут, что завтра будут разбивать двери их домов и на помощь им никто не придёт, так они станут собирать вещи, а на пути к городским воротам их будут ждать горожане — не мы, а их соседи — с кольями и ножами, чтобы отнять у них их имущество. И лучше будет для нас, если еретики начнут защищаться, и тогда колья и ножи пойдут в дело. Может, и зарежут кого. Будут грабить, а заодно, как это бывает, и баб их пользовать. И это то, что нам и надобно. Те, кто убежит, пойдут к ван дер Пильсу, чтобы вернуться и отомстить оставшимся, а оставшиеся уже никогда ворота им подобру не отворят.
— Ах вот оно что, — удивился Максимилиан.