Страница 93 из 101
— Имейте в виду, дело это опасное, в нас тут же полетят болты, и аркебузы по нам будут палить. Хочу, чтобы вы это понимали, господа.
— Можно я сменю коня? — тут же попросил прапорщик.
Конь у него был и вправду дорогой, видно, по молодой дурости Брюнхвальд взял на дело своего лучшего коня. Но теперь менять его было поздно.
— Если что-то случится с конём, я вам его оплачу, — отвечал ему Волков и добавил: — Всё, господа, дальше тянуть нельзя, бюргеры могут подумать что-нибудь не то. Если вы готовы, то едем.
Офицеры были готовы, и, сказав только: «Карл, будьте начеку», он поехал к баталии горожан.
Нейман и Максимилиан следовали за ним. Волков был спокоен, он даже не опустил забрало, хотя прекрасно понимал, что чем ближе подъезжает к строю противника, тем лучшей целью становится его лицо. И всё-таки был спокоен.
Остановив коня в пятидесяти шагах от первого ряда горожан, он крикнул громко:
— Из любви к миролюбию и неприязни ко всякому насилию и из уважения к жителям вольного города Фёренбурга я, генерал фон Рабенбург, представитель герба Ребенрее, предлагаю бургомистру переговоры! Здесь и немедленно!
Услыхав это, офицеры и сопровождающие бургомистра стали наперебой ему что-то советовать. И, увидав это, Максимилиан, с некоторой опаской, тихо произнёс:
— Не поедет. Испугается.
Это было как раз то, чего Волков опасался больше всего. Но тут дельную мысль высказал капитан Нейман:
— Если захочет, чтобы его люди его уважали, — поедет!
И тут один из людей, что были рядом с Тиммерманом, прокричал на всю площадь:
— Господин бургомистр согласен говорить с господином генералом!
Не испугался. Отлично. Может, потому, что до первых людей Волкова было шагов сто, не меньше, а до первых его людей всего пятьдесят, а может, потому, что просто был храбр; в общем, бургомистр и с ним ещё три человека поехали на встречу к барону.
Тиммерман. Простая одежда ему шла больше. Если взглянуть на капитана Неймана, так подумаешь, что этот человек родился в доспехе. Или тот же Карл Брюнхвальд — латы на нём смотрятся так же естественно, как и простая одежда. Колет или старенькая, видавшая виды кираса на нём были одинаково уместны. На бургомистре же его безусловно недешёвый доспех выглядел не иначе, как на корове седло. Да и подшлемник он напялил под шлем явно большего размера, чем ему был надобен.
Они едва начали своё движение, а генерал услыхал тихий щелчок. Он отлично знал этот звук, так щёлкала откидная крышечка пистолета, что закрывала полочку с затравочным порохом. Нейман приготовил своё оружие, и в том, что оружие и у Максимилиана уже готово, генерал тоже не сомневался.
Тиммерман подъехал к генералу намеренно не спеша, желая показать, что бегать по зову титулованного холуя герцога бургомистр Фёренбурга не будет. Офицеры, его сопровождавшие, тоже были важны, их лица переполнялись спесью, они всем своим видом желали показать, что переговоры эти им не нужны и они уверены в своей победе.
И когда Тиммерман остановился в пяти шагах от генерала, он поклонился и, дождавшись ответного поклона, спросил:
— И что же вы мне собирались предложить, генерал?
— В общем-то ничего, — сурово ответил Волков и спокойным голосом, как будто просил у слуги подавать завтрак, добавил, чуть развернувшись к своим офицерам:
— Время, господа!
Из-под плаща Неймана сразу вынырнула рука, и тут же заскрипело, засвистело колёсико, раскручиваемое пружиной, и высекло сноп ярких бело-голубых искр. Из горожан лишь один сопровождавший бургомистра понял, что происходит; он почему-то выкрикнул громко: «Порох!» — и одной рукой, ладонью в кольчужной рукавице, попытался закрыть, прикрыть от пули лицо бургомистра, да вот только не дотянулся.
Вссс-пахх!
Пуля ударила в горжет Тиммермана. Ударила в самый край и срикошетила тому в левую часть подбородка, но, кажется, не нанесла большого вреда. Волков даже подумал, что дело не выйдет, а бургомистр уже смотрел на него возмущённо: да как вы посмели?! Но продлился этот взгляд едва ли мгновение…
Всс-пахх!
Кони заплясали под всеми, кто был на площади, — от испуга, от дыма, от шума выстрелов животные перепугали друг друга. Седоки едва удерживали их.
Барон не видел, куда ударила вторая пуля, но видел, как Тиммерман схватился рукой за лицо, прикрыл левую часть его, закинул голову и стал заваливаться на спину, воскликнув:
— Ах, что же это?
Двое из приехавших с ним офицеров стали подхватывать его, не давая упасть с коня, а третий с криком «Подлая ты тварь!» выхватил меч и кинулся на генерала.
Но тот даже своего оружия не достал, он просто опустил забрало и дождался, пока дурень ударит его своим мечом по шлему. Он знал, что Нейман успокоит этого храбреца. Так и вышло: капитан, чуть тронув своего коня шпорами, проехал и врезал по шлему болвана молотом. Ударил сильно, но не так, чтобы убить.
А два других офицера уже увозили бургомистра, который так раскачивался в седле, что вот-вот должен был свалиться на землю.
Волков чувствовал, что настало самое главное время, через секунду горожане опомнятся, и в него и в его офицеров полетит сотня болтов и аркебузных пуль. Нужно было что-то сделать… Срочно, срочно!
И он сделал. Он сначала поднял забрало, прекрасно понимая, что десяток людей сейчас будет целиться ему именно в лицо, а потом поднял руку и прокричал что было сил:
— Добрые люди Фёренбурга, война окончена! Сегодня больше никто не пострадает! Ступайте к жёнам!
Потом развернул коня и почти шагом поехал в сторону первых линий своих мушкетёров.
Максимилиан и Нейман поехали за ним, так же медленно, как и их командир. Это их поведение было надменным и вызывающим, но никто из горожан так и не выстрелил в их сторону ни из арбалета, ни из аркебузы. Наверное, среди местных не осталось ни одного офицера, что хотел бы подраться.
А Волков, доехав до Брюнхвальда, произнёс:
— Разворачивайте колонну, Карл. Мы возвращаемся в казармы.
Глава 49
Усталость. У него едва хватило сил, чтобы вернуться в казарму, доехать самому и без поддержки. Последние силы он потратил, чтобы слезть с коня и перекинуться парой слов с Брюнхвальдом. Он ушёл в свой закуток, где оруженосцы и слуги помогли ему снять латы и раздеться. Гюнтер, снимая одежду, заметил:
— Господин, а на бинтах крови-то немного.
Это была хорошая новость, так как генералу казалось, что рана стала причинять ему больше беспокойства.
Помывшись и переодев исподнее, перекусив на скорую руку, он уже готов был лечь поспать немного, но пришёл хмурый от недосыпа и усталости фон Флюген и пробурчал: