Страница 27 из 89
— Никуда оно не подевалось, я ещё не выхожу замуж, Маргарита, меня он не просил об этом. И мне кажется, что в моей жизни не будет семьи, как бы этого ни хотелось, — грустно добавила молодая женщина.
— Откуда такая уверенность — глупости! Ты очень привлекательная женщина, почему должна остаться одна? Ну, если не Николай (хотя для тебя это был бы наилучший вариант), то кто-нибудь другой. Тебе очень покровительствует Андрей Максимыч, разве я не права? Достойный человек.
Зоя почувствовала себя зверем, загнанным в клетку.
— Маргарита, он старше меня на двадцать лет, — еле слышно сказала она.
— Это замечательно, значит, он опытнее тебя, и будет вести и поддерживать во всём.
На этом их разговор завершился, но мысль о Столыкине Андрее Максимовиче создавало у Зои ощущение клаустрофобии. Это был 53-летний мужчина исполинского роста и с большими тараканами в голове. Живя в общине больше двадцати пяти лет, особо о нём никто не мог ничего сказать. Жил он обособленно, в отдельном домике, который выстроил рядом с усадьбой общины, жена его умерла в родах двадцать четыре года назад, а он больше так и не женился. Мужчина не разрешил отвезти её в больницу, настолько сильно ненавидел врачей и не доверял, называя их мясниками и абортниками, и жена осталась рожать дома, но сама не справилась, ребёнок был слишком крупным.
Она погибла, унеся с собой в могилу и сына Андрея Максимовича. Мужчина участвовал и в церковных делах, и бытовых, но близкую дружбу ни с кем не водил, хотя его уважали за трезвые взгляды и мужскую твёрдость. Зоя его всегда боялась. Быть может, это чувство ещё укоренилось в детстве, она помнила мужчину исполинского сложения, который приводил её в ужас своими размерами и угрюмым выражением лица. С тех пор, как она выросла, прошло много лет, и Андрей Максимович с уважением отзывался о ней, старался всячески помочь в паломничестве её группы «Светоч», и женщина неоднократно ловила на себе его странные взгляды, не похожие на обычный интерес и участие. Зою он никак не привлекал, и она постепенно стала избегать мужчину, надеясь, что он ограничится только взглядами.
После откровенного разговора с Маргаритой, Зоя пережила за этот день не один неприятный момент. Конечно, в общине знали, что она со своей группой занимаются помощью детским домам вместе с байкерами, но до этого она не тащила этих «бездельников» в дом.
Во время ужина, на который, как правило, собиралась почти вся община, женщины ей устроили настоящую выволочку, из-за которой Зое пришлось даже оправдываться, будто она действительно состояла в связи со Славой.
Обычно к столу приходили сначала женщины общины. Одни, чтобы помочь накрыть и посплетничать, другие, чтобы быстро покормить детей и отправить их гулять дальше и не мешать степенной трапезе с мужчинами, которая нередко кончалась долгим чаепитием и народными песнями. Особенно сегодня, когда приехал батюшка, и в честь этого устраивался настоящий праздничный ужин.
Зоя несмело вышла из дома вместе с Алёной, и они двинулись к беседке. Та, как всегда, болтала без умолку. Приблизившись к столу, скрытому виноградными лозами и перилами, Зоя поняла, что женщины говорят о ней самой, и внутри образовалась холодная, режущая грудь блокада.
— Никогда такие вольные вещи никому не простились бы, если бы это была не Зоя, — вполголоса злилась молодая женщина с густыми, чёрными волосами, заправленными под косынку. Это была Зоина ровесница, Женя Кодрина, на руках она держала семимесячную девочку, а у лавочек неуклюже крутились и сопели ещё два сына четырёх и пяти лет. Она поминутно пыталась их посадить за стол, но была слишком занята разговором. Женя в детстве считалась даже подругой Зои, но на самом деле никогда ею не была.
— Да врёт она всё, как есть! — громко стукнула по столу Матрёна Мидорская, которая как раз и заведовала лазаретом в общине, так как была медсестрой по образованию. — Почему ко мне не привела, если он больной, а она его пожалела? А к себе в комнату повела? Врёт!
Матрёна была чуть старше Зои, не замужем, и в своём одиночестве винила всех подряд, а особенно распутных и доступных современных женщин.
В этот момент подошла Зоя с Алёной, и оглядела всех напряжённым взглядом.
— А вот и сама пожаловала! — воскликнула Матрёна. — Что, спуталась с этим чёртом, который весь в наколках, как зек? Ещё и сюда его притащила?
Матрёна была злобная и горластая баба, обвиняющая в грехе всех, кто сейчас сидел с ней за столом из женщин. Теперь её грубость была направлена на Зою.
— Не кричи, пожалуйста, — спокойно ответила Зоя и с некоторым достоинством села на лавку, подвигаясь к Жене Кодриной. Та брезгливо отодвинулась дальше, оставляя между ними расстояние в два метра. — Слава — мой друг, с батюшкой я его познакомила, я с ним работаю сейчас. Если тебе его не успела представить, извини, — пожала плечами Зоя.
Алёна тем временем принесла им обеим тарелки с порциями жаркого и овощного рагу.
— Хорошие у тебя друзья, — покачала головой Анастасия, мать Николая, поджимая губы.
— Хороша же честная женщина, которая тянет всякий сброд к себе в дом и запирается с ним в комнате. А брат Насти говорит, что ты и там у них, в этом притоне бывала. И одна, так? — нажимала Матрёна.
— Да, я составляю отчёт для…
Ей не дали договорить, как тут же начали вполголоса обсуждать её, отворачиваясь и качая головами.
— … Александра Аманатидиса, который руководит своими людьми.
— Всё ясно, Зоя, Коленьке ты отказала, потому что тебе по душе другие мужчины, — с обидой в голосе произнесла Анастасия, скрестив на сильной груди широкие, натруженные ладони.
— Почему я ему отказала — это наше с ним дело, — холодно ответила Зоя.
— А батюшка тебе ничего не сказал на всё это? — возмутилась Женя. — Или тебе всё можно? И с мужчинами встречаться, и делать вид, что ты честная и живёшь по нашим правилам и правилам Бога?
— Перестаньте, женщины, злословить, — послышался тихий, робкий голос Нины Романовой.
Женщина многое вынесла в жизни, похоронив мужа и детей, погибших в том пожаре, в котором Зое было суждено выжить. — Вы себя не слышите. Зоя очень чистой души человек, она не может делать то, о чём вы говорите.
— А мне кажется, Нина, эта женщина отошла от Бога, внутри у неё похоть, и больше ничего! Посмотрите, что она делает, и всё сразу станет ясно! — твёрдо, будто забивала гвозди, говорила Женя. Её миловидное лицо раскраснелось, глаза блестели в свете ярких ламп под потолочными балками беседками.
— Я не знаю, с чего ты это взяла, Женя. Ещё раз говорю, Слава — мой друг, мы вместе…
— Я видела тебя утром как-то, ты заходила в калитку, а недалеко было слышно мотоцикл — ты с ним встречалась? Что? Ну, соври что-нибудь ещё.
Зоя, потрясённая, молчала и смотрела в тёмные глаза торжествовавшей ненавистнице.
Неожиданно в беседку зашла Маргарита и прекратила эти нападки:
— Зоя много работает, делает всё, что я ей говорю, а потому перестаньте говорить то, чего не знаете. Где ваша учтивость и уважение друг к другу? Женя, Матрёна? Вы что?
Больше Зою никто не задевал, но с этого дня она стала настоящей парией. Многие женщины сделали вывод, что дыма без огня не бывает. В семьях они очень быстро довели это до сведения мужей, и молодая женщина стала замечать на себе странные взгляды.
Зоя старалась думать, что этот момент надо просто пережить, и углубилась в работу. Маргарита не спрашивала её насчёт утреннего визита Славы, о котором говорила Женя, и из-за этого Зоя ощущала себя нечестной вдвойне. Одной стороне души хотелось высказаться, покаяться и покончить с этим, но другая отрицательно качала головой и приказывала молчать — это грозило её любви. Тогда она никогда больше не увидит Славы, и ей не позволят с ним даже говорить. Приходилось выбирать и терпеть.
Но Зое и в голову не могло прийти, что её мучения только начинаются, и исправить уже ничего было нельзя. Слухи и мнения обрастали грязными подробностями и недовольством — любимицу Маргариты и батюшки выбрали на роль жертвы.