Страница 7 из 15
– Н-да… Сочувствую. А ваша супруга как?.. Извините, не помню, как зовут.
– Ничего. У моих родителей сейчас, в деревне.
Недалеко здесь. Может, и Славка там.
Совсем безысходностью повеяло. Сын неизвестно где, жена наверняка уехала не на один день. А он, глава семейства, здесь. И явно не роскошествует.
Чайник никак не закипал.
– Вы кофе или чай?
– Кофе, – конечно, ответил я; кофе я любил со школы, но пить его получалось не всегда.
– Ну, кофе даже лучше не кипятком.
Пили растворимый индийский кофе. Славкин отец тяготился моим присутствием. А может, вообще всем тем, что его окружало, своим таким положением. Может, думал, где найти Славку: одноклассник к нему приехал, а он черт знает где.
За окном смеркалось. Я понимал, что переночевать здесь негде, а куда податься – не представлял. Начиналась паника, которую я сдерживал простой и наивной верой: передо мной взрослый человек, офицер, пусть и запаса теперь, он что-то должен придумать. Удобно ведь внушать себе, что ты слишком молодой и слабый, а есть взрослые и сильные.
– А я в декабре демобилизовался, – сказал я, чтоб стать Славкиному отцу симпатичней.
– Демобилизуют после войны, – поправил он, – если была мобилизация. А вас уволили со срочной службы… Где служили?
– В пограничных войсках. В Карелии.
– И как?
– Нормально. Уже стал немного скучать, – приврал я, хотя действительно с каждым днем вспоминал об армии со все большей теплотой.
– Да-а. – В глазах хозяина появилось одобрение, и он встряхнулся. – Так, сейчас вечер, Вячеслав с ребятами часто ужинает в ресторане одном… «Сибирские огни». Давайте сходим?
– С удовольствием! – Обрадовала меня не столько перспектива посидеть в ресторане, сколько хоть какой-то проблеск: сейчас придем, а там может быть Славка, ребята, и меня принимают в свой круг. И я тоже начинаю работать, зарабатывать, снимаю квартиру…
Идти пришлось далековато. Я устал. Ну, в общем-то, я давно устал. И двое суток в Академгородке не зарядили энергией. А что может ею зарядить? Уж точно не та неопределенность, в какой я находился после армии. А если покопать, то и много дольше.
Славкин отец был в гражданском. Брюки с расползшимися стрелками, легкий вязаный свитер; бриться не стал…
Ресторан находился на втором этаже двухэтажного здания серой брежневской архитектуры. Даже в то время такие постройки напоминали мне что-то производственное. Но внутри оказалось уютно и одновременно строго. На больших окнах тяжелые портьеры, столы и стулья массивные, потолки высокие, притушенный свет… До того я в ресторанах-то, кажется, и не бывал. Так, в кафешках, кафетериях. В нашем городке общепита почти и не было – в таких населенных пунктах питаются и выпивают дома.
Зал «Сибирских огней» огромный и пустой. Лишь за двумя или тремя столами сидели тихие парочки.
– Наверное, рано еще, – сказал Славкин отец, оглядевшись. – Они поздно заканчивают. Бизнесмены, – добавил как-то горько.
К нам подошел официант. Разглядел нас, лицо стало брезгливым.
– Предложить столик? – все же спросил.
Славкин отец глянул на меня и сказал:
– Да. И меню.
– Само собой… Пожалуйста.
Нас усадили за стол на двоих недалеко от входа, но в закутке. Если бы кто-то пришел в ресторан, мы, непраздничные, вряд ли бы бросились в глаза.
Папка меню была тяжелая, но внутри оказался один лист бумаги. Названия блюд и прочее было отпечатано на машинке. (Ну, это неплохо по тем временам – в столовых от руки часто писали, хрен разберешь.) Какие именно кушанья предлагались, не помню, цены – тоже. Но они меня напугали. Цены. И я честно сказал, что денег у меня почти нет.
– А как же вы в Ленинград едете? – удивился отец Славки. – Билет уже куплен?
И я стал ему честно рассказывать о своем побеге, о надеждах где-нибудь зацепиться в этой новой жизни.
– Готовы сделать заказ? – появился официант.
– Так точно! – с шутливой интонацией ответил капитан и заказал два то ли антрекота, то ли бифштекса (в общем, по куску мяса) с картофельным пюре (которое оказалось точь-в-точь таким, какое нам давали в детском саду), селедку с картофелем и графин водки. – Пока все.
Лицо официанта стало приветливее – видимо, заказ оказался не самым скромным.
– Новая жизнь, говорите, – вздохнул отец Славки. – Я тоже пытаюсь…
И замолчал. В ресторане было тихо, интерьерную музыку тогда еще не включали. Лишь где-то позвякивали ножи или вилки. Люди за другими столиками ели то ли молча, то ли переговариваясь так, что нам не было слышно. Продолжать свой прерванный рассказ мне не хотелось – сказал, в общем-то, все, что было нужно. Что я один, без денег, без работы, без будущего. И вот тащусь по Транссибу от города к городу в поисках этого будущего.
Тяжело мы молчали, отец Славки сопел, поглядывая направо, налево, только не на меня… Массивная дверь ресторана скрипнула, и он качнулся, глянул, кто там. Наверное, сына ожидал увидеть. Но это был какой-то пожилой человек.
Официант принес графин, стопки, селедку, хлеб. Отец Славки обрадовался. Я тоже. Не еде, а тому, что теперь не надо сидеть вот так.
– Давайте.
– Да…
– За встречу. Многое ваше появление заставило вспомнить.
Выпили. Водку я тогда пил редко, и она сильно обжигала горло. И всегда появлялось подозрение: паленая, технарь, метил… Водкой тогда часто травились.
– Мы ведь все потеряли, – снова заговорил отец Славки. – Я эту конурку снимаю, жена у моих родителей в Иртыше… деревня такая тут… Слава… сын… Страшными делами он занялся. Я боюсь выяснять, но вижу. Я теперь много чего боюсь. Кто я теперь?.. Капитан запаса. Только никто меня никуда из этого запаса не возьмет. Сорок четыре года, а что дальше?.. Я никем не могу быть, только офицером. И отец у меня офицер, подполковник, всю войну прошел, и брат, на два года младше, уже майор, служит, а я вот – до капитана, позор… А теперь и вовсе… Сокращение штатов… Налей.
Я с готовностью налил.
– Славу когда призвали – я радовался. Как раз все совсем рушиться стало в стране, но у нас в полку нормально было, крепко. Я Славе писал – оставайся на сверхсрочную или в училище поступай, армия последней повалится или спасет. А тут и в гарнизоне, и… и у нас с женой разлад пошел… Устала она… Потом увольнение, кое-как добрались досюда через полстраны. И вот второй год не могу никуда… Да и… – Он пристально на меня посмотрел; после двух стопок казался совсем пьяным – так бывает, когда человек измотан, плохо спит, все время думает о чем-то одном. – Да и не хочу, – сказал тихо, как по секрету. – Я офицер и хочу умереть офицером. В Афган, пока он был, рапорта подавал – не приняли, там просил оставить, хоть на комвзвода перевести, но оставить… Но нас всех подчистую… в соответствии с указом от двадцать первого марта восемьдесят девятого. С Китаем у нас замечательные отношения – не нужны стали. И с Европой тоже… Сейчас вон из республик вывозят, даже из автономных. И не хочу слышать про это, читать, а ведь лезет со всех сторон. И что я могу? Ничего не могу…
Я кивал, подливал. Принесли горячее. Отец Славки все говорил, говорил. Его в прямом смысле прорвало. Видимо, долго ни с кем не общался.
– И Славе, сыну, я что могу… Вижу, что гибнет. Или посадят, или… У нас тут каждый день кого-нибудь с пулей находят… Не дай бог… И когда приходит, я ему начинаю… просить, чтоб осторожней хотя бы, он достает из кармана деньги и на стол так небрежно: «Бать, не волнуйся, купи чего вкусного. Все у меня правильно». И вижу ведь, что денег-то не очень, если б много было, помог бы нам двухкомнатную снять, мать бы вернул… Да нет, это так – форсануть пачечкой, чтоб не мешал я, заткнулся… И раньше, – Славкин отец снова усмехнулся, на этот раз совсем горько, почти по-стариковски, – папой называл, а теперь – «батя»… Вроде и ничего, но пренебрежение чувствую. Хм, да… И ничего не могу… Я-то что, чем ответить?.. Как там говорят?.. Лузер, да?
Я машинально покивал, потом спохватился, хотел как-нибудь ободрить, но передумал. А чего ободрять, если так и есть?