Продолжай

- Ладно. Слушай. Дело в том, что я… что у меня… в общем, со мной случилась ужасная вещь. Просто ужасная.

- Какая? – он переспросил быстро. И так же быстро ее руки коснулись теплые пальцы. И от этого Полине захотелось срочно сбежать куда-то далеко, хоть на край света, еще дальше, чем самый Дальний Восток. Сбежать от выражения искренней тревоги в серо-зеленых – теперь больше серых – глазах. От этого жеста участия. Ведь он же  хороший человек. Не идеальный, но хороший, нормальный. Даже прекрасный, наверное. Сам по себе. И все проблемы между ними - ее. От нее. Из-за нее. И пора за это получать.

- А случилось со мной то, что я в тебя влюбилась.

Он несколько раз моргнул. Убрал руку и потер ею лоб. Нахмурился.

- Это такая ужасная вещь – влюбиться в меня?

-  Если чувство невзаимно - очень.

Несмотря на всю абсурдность ситуации и диалога горечь в собственном голосе была неожиданно настоящей. Господи, только унижения не хватало. Когда ничего уже не осталось, можно мне сохранить хотя бы гордость?

- И кто решил, что это невзаимно? – снова вернулся ровный, почти официальный тон.

- Я тебя люблю. А ты меня?

Она шагнула в пропасть и летит. И пока он молчит – полет продолжается.

- Я… - Слава кашлянул и отвел взгляд. – Я пока не готов это обсуждать.

- Тут нечего обсуждать, - оказывается, разбившись, можно все равно говорить. Адвокатам, видимо, речевой аппарат отказывает в последнюю очередь. Даже после констатации остановки сердца и мозга.

- Есть что! – сердито ответил Ростислав. – Если бы ты поговорила со мной раньше, мы бы не оказались в этой нелепой ситуации.

Нелепая ситуация. Моя любовь – это нелепая ситуация. Господи, если нельзя спасти гордость, то хотя бы не заплакать – позволь.

Выдохнула.

- В этой нелепой ситуации мы бы оказались неизбежно. Давай всесторонне оценим, что мы имеем. Как два взрослых умных и адекватных человека. Тебя устраивают наши отношения – секс время от времени, совместные выходы время от времени, игривые сообщения в вацапчике, так?

- Что в них плохого?! И если ты считаешь, что мы редко встречаемся – так это из-за тебя! Ты вечно занята!

- Не в этом дело…  - усталость взялась и вдруг придавила плечи, принуждая ссутулиться. Усилием воли Полина заставила себя выпрямиться. – Мы просто хотим разного от отношений.

- О, мы добрались до сути? – ухмыльнулся Ракитянский. – Наконец-то. И чего хочешь ты?

- Замуж.

Помирать – так с музыкой. И чтобы насладиться выражением нешуточного удивления на лице Ростислава. Ему идет.  На человека похож.

- Замуж? – недоверчиво переспросил он.

- Ага, - кивнула Полина. – И детей, - добавила мстительно. – Двое. Мальчик и девочка. А потом еще двое. Девочка и мальчик. Как у Коровкиных.

Он сверлил ее мрачным взглядом. Полей овладело чувство какого-то всепоглощающего пофигизма. Все, все полетело в тартарары. Спасать нечего, пусть все рушится, горит, тонет. Она устала, смертельно устала.

- Ты специально бесишь меня, да?

- Да. Да! Да!!! – она вскочила на ноги. – Делать мне больше нечего, как СПЕЦИАЛЬНО бесить тебя. Вот смотри, - Поля в одно стремительное движение выдернула из сумочки паспорт и раскрыла его. – Мое самое большое, заветное  желание – чтобы там была написана фамилия «Ракитянская». Не можешь мне этого предложить – пошел вон!

От ее вопля шарахнулась подошедшая было к ним с целью обнюхать ноги мелкая собачка. А Ростислав Игоревич ошалевшим взглядом уставился в протянутый ему гербовый документ. Нахмурил брови и вдруг быстро забрал его из рук Поли. Поднес почти к носу, потом перевел взгляд на Полину. Запрокинул голову и разразился приступом громкого раскатистого, почти взахлеб, хохота.

Вот че-е-е-рт…

* * *

Ракитянский хохотал долго, с чувством, до слез, почти до икоты. Все это время Поля пыталась отобрать у него паспорт. Безрезультатно. Он просто поднял руку вверх. Она барабанила по его груди – но он лишь хохотал громче, почти подвывая нечленораздельными слогами. Она даже вскочила на скамейку, чтобы дотянуться до паспорта, но и эта попытка не увенчалась успехом. Зато она увидела пару проходивших мимо женщин, которые во все глаза смотрели на них. А может, это мамины знакомые?! Полина вдруг как будто со стороны увидела себя – жалкую, растрепанную, со скамейки пытающуюся добраться до рук великолепного в своем небрежном столичном глянце господина Ракитянского, давящегося от смеха.

Что она там просила? Чтобы до унижения дело не дошло? Чтобы не заплакать? Надо было просить о том, чтобы на ее признание в любви не ответили приступом хохота. Поля сползла вниз и села на скамейку. Ссутулилась. Все, приплыли окончательно.

Потонули.

Где-то сбоку шумно дышал носом Ракитянский. Потом выдохнул – тоже шумно. И произнес нараспев, смакуя:

- Капитоли-и-и-и-на…. Ой, я не могу-у-у…

Поле захотелось заткнуть уши, закрыть глазами и спрятаться под отсутствующее  - увы – одеяло.

 Капитолина. Да, именно это имя значилось в паспорте. Именно так ее назвали – в честь бабушки. Имя это Поля ненавидела с того возраста, когда себя помнила. Ненавидела всего его формы – Капитолина, Капа, Капуля, Капуша, Кана, Толя, Тоня. Признавала только Лину. И в возрасте четырнадцати объявила себя Полиной и на иные имена не откликалась. Потом, уже в двадцать, она даже хотела вписать именно это имя в паспорт. Но незадолго до этого ушла из жизни бабушка, мама со слезами просила Полю оставить в паспорте именно это имя, и… И она сдалась. В паспорте значилась Капитолина, но всем  и всегда она представлялась Полиной. Это имя она считала своим. И вот теперь…

 - О-о-ой… - выдохнул рядом Ракитянский. – Ну ты девушка с сюрпризами, факт.

Поля на это ничего не стала отвечать. Да и вообще возможность дальнейшего диалога ей казалось невозможной. О чем им теперь говорить?

Полину слегка толкнули в плечо.

- Держи.

Она забрала паспорт, машинально открыла его и замерла. Поперек ее фамилии красовалась перечеркивающая линия, а сверху…

… сверху небрежно, но разборчиво значилось…

РАКИТЯНСКАЯ

- Ты что натворил?.. – свистящим шепотом выговорила  Полина. Когда-то она уже говорила таким голосом с ним. Кажется.

Ответить Ростислав Игоревич не успел. Потому что его начали бить. Руками, паспортом, сумочкой и снова руками. Значительного урона это господину Ракитянскому не наносило, поэтому он стоически терпел. А спустя пять минут перехватил тонкие женские запястья и сказал:

- Хватит.

- Ты. Мне. Паспорт. Испортил!

- Там теперь ровно так, как ты и хотела.

В ответ Ростислав Игоревич получил паспортом по лбу, по губам и еще минуту терпел покушения на личную неприкосновенность. После чего не ограничился запястьями, а сгреб девушку целиком. Это возымело необходимый ему эффект. Она затихла.

Я утонула. Я труп. Я неопознанный труп без документов. Изольда Кшиштопоповжецкая. Так можно вписать в и без того уже испорченный и недействительный паспорт. Хуже не будет.

Слава разжал объятья, но тут же взял Полину за руку.

- Пошли. Нам еще хлеба надо купить.

Нам? Нет никакого «нам». Но спорить не стала. У трупов нет права голоса.

Хлебом дело не ограничилось. Ракитянский купил торт, бутылку вина и букет цветов. Ну просто хоть сейчас свататься. Полина поперхнулась и закашлялась – такое ощущение, своими мыслями. А от покосившегося Ростислава демонстративно отвернулась. Так и дошли до дома – смотрящая в сторону Полина и весь увешанный атрибутами желанного гостя Ракитянский.

* * *

Дальнейший вечер запомнился Полине как одно нескончаемое… цирковое представление. Весело всем, кроме нее. И только она знает, что на арене – клоун. И все не взаправду.

Поля даже переодеваться не хотела, но мать на нее неожиданно шикнула и выставила вон с кухни, в спальню, для приведения себя в приличный вид. А на кухне царствовал Ростислав Игоревич. Сквозь закрытую дверь Полине было отлично слышно и его звучный голос с переливами интонаций, рассказывающий какую-то очередную байку из своего бесконечного адвокатского арсенала, и ахи, охи и смех мамы как реакцию на эти рассказы. На фразе «А можно, я фартучек повяжу?» Поля решительно тряхнула головой, прогоняя наваждение. Что она, представлений в исполнении господина Ракитянского не видел?  Разница только в том, что на этот раз – в фартучке, а не в зале суда.