Продолжай

Рев двигателей слышно даже сквозь наушники.

Время бежать в одиночку от стужи

Щелкнуть замком ремня безопасности.

Время понять, что ты больше не нужен

Кресло в вертикальное положение.

Время сказать: не держу, отпускаю

Шторка на иллюминаторе поднята.

Сердце в кулак, а ладонь разжимаю

Покатили.

Заседание восьмое. Вызываются свидетели ответчика.

- Лина, ну далось тебе это окно? Я бы сама помыла потом.

- Люблю мыть окна, - Поля водрузила ведро на подоконник.

- Давно ли? – усмехнулась мать. – Что-то не припоминаю раньше за тобой такого хозяйственного рвения.

- Десять минут трудов – и результат сразу виден, - Полина отжала тряпку. – При моей работе  - большая редкость.

- Ну, мой, раз хочется, - улыбнулась мама. – А я пойду стол разбирать.

Полина мыла окно и даже напевала себе что-то под нос. Настроение впервые за долгое время стало… безмятежным. Родительский дом – это такое удивительное место, магия которого с годами становится лишь сильнее. И сейчас именно здесь Поля почувствовала то, что искала так долго – спокойствие. И не  думала она сейчас ни о своих безответных чувствах, ни об их объекте, ни о том, как жить дальше. Сейчас – окно, потом помочь матери накрыть на стол, потом – посидеть за этим столом вместе с мамой и ее гостями, отмечая тридцатипятилетие трудовой деятельности учителя химии Чешко Ларисы Анатольевны. Поздравить ее придут коллеги и подруги: Раиса Сергеевна – учитель физкультуры и  Галина Михайловна, учитель физики и завуч в одном лице. Такой вот женской тесной милой компанией проведут этот вечер. А завтра… Завтра видно будет. Будет день – будет и пища.

Свет разбивался в чистом стекле сотнями искорок, в нем же отражалась и сама Полина. Знакомый с детства двор казался теперь до невозможности ярким, а идущий по двору человек…

… похожим на Ракитянского.

Полина резко распахнула окно. Этаж первый, подходящая фигура была видна отчетливо. Спокойная уверенная походка, джинсы, ладно сидящие на бедрах, тонкий серый лонгслив, авиаторы на пол-лица. Руки в карманах брюк.

Нет, просто похож.

Нет, не просто похож.

Неспешно и неумолимо к ней приближался пятый всадник Апокалипсиса. Ростислав, мать его, Игоревич Ракитянский.

Тряпка из Полиных рук с отвратительным хлюпающим звуком шлепнулось на асфальт под окном.

Слава внимательно проследил за ее траекторией и местом падения. А потом снова поднял голову. Полина ухватилась за раму. Сейчас за тряпкой последует и она.

- Привет. Гулять выйдешь?

За раму она схватилась предусмотрительно. Ибо более нелепого вопроса трудно было ожидать.

- И мячик вынести?

- Можно без мячика, - он задрал очки на лоб. Подстригся совсем коротко, надо же. Вслух не говорилось ничего. Мысли куда-то делись все, и она просто молча смотрела. Одна только мысль вернулась.

Как же я по тебе соскучилась…

Слава еще какое-то время так же молча смотрел на нее, а потом вернул очки на место и двинулся к двери подъезда. И через пару секунд подал голос дверной звонок.

- Кто бы это мог быть? – выглянула из зала удивленная мать. – Рано еще гостям, вроде бы?

Поле захотелось закричать: «Не открывай! Пожалуйста, не открывай!». Но вместо этого она тяжело, по-старчески сползла с подоконника.

- Добрый день, а Полина гулять выйдет? – раздался из прихожей предельно корректный и вежливый голос Ракитянского. Просто пай-мальчик. Поля даже на секунду зажала уши и зажмурила глаза. По-детски, но хоть ненадолго  представить, что этот абсурд происходит не с ней.

- Добрый день, - судя по голосу, маме удавалось не выказывать сильного удивления. Тридцать пять лет в школе – это вам не шутки, Ростислав Игоревич! – Я сейчас ее позову. Лина! – это мама уже выглянула на кухню. – К тебе там мальчик пришел.

Мальчик. Великолепно просто. Детина метр девяносто, наглая, с превосходно подвешенным языком,  который перетрахал половину  мало-мальски привлекательных дам столицы - мальчик.

А кто скажет, что это девочка, тот пусть первый бросит в меня камень.

Бросайте уже камни, да.

И Полина поплелась к входной двери. Если выяснять отношения с Ракитянском, то не дома. Где угодно, но не в присутствии матери. Зачем портить ей праздник?

Старательно не глядя на Ростислава, привычно сдернула с полки сумочку, вытащили ноги из тапочек, сунула их в кроссовки и буркнула.

- Пошли… мальчик.

- Лина, хлеба купи по дороге, - нагнало ее уже за порогом.

* * *

Только выйдя на улицу, Полина полностью  осознала весь масштаб бедствия. Весь ужас ситуации. Только посмотрев на свое отражение в невозмутимых зеркальных авиаторах.

Две недели она плевала на свою внешность, и внешность сейчас ее за это мстила. Ни пилингов, ни скрабов, умывалась как попало, питалась чем придется, Зося осталась в Москве. Кожные поры наверняка расширены и забиты, голова забыла, что такое укладка, руки – что такое маникюр, тело – что такое планка и румынская тяга. На боках  осело, наверное, уже килограмм пять, которые уютно себя чувствуют в спортивном костюме, пережившем путешествие до Владивостока. И удобные кроссовки на ногах. За хлебом сходить – в самый раз. А когда рядом возвышаются сто девяносто сантиметров совершенства в дизайнерских джинсах на упругой заднице – впору вешаться. За хорошие шпильки Поля сейчас бы продала душу. Высокий мордовский стиль – спортивный костюм, шпильки и бордовая «фурла».

Они шли молча. Правая рука господина Ракитянского небрежно устроена в кармане джинсов, левая – свободно висит вдоль тела, и он иногда касается ею. Полине кажется, что рука эта в любой момент готова схватить ее за шиворот. Или влепить подзатыльник. Она слишком хорошо знала Славу. И эта его спокойная молчаливость – даже не настораживала, нет. Пугала – вот правильное слово.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И что тебе не сидится в аду, пятый всадник?

В молчании они дошли до сквера, и там терпение Полины кончилось.

- Сядем? – и сама первая шлепнулась на скамейку. Ростислав смотрела на нее сверху вниз. Ее отражение в его очках было совсем крошечным и кривым.

- Да сядь же ты, ради бога!

Он аккуратно снял очки, повесил их на ворот джемпера и аккуратно же устроился рядом. Вытянув свои длинные ноги поперек дорожки. Но когда это Ростислава Игоревича волновали такие мелочи, как комфорт других?

- Ну и что у нас случилось? – соизволил начать разговор Ракитянский.

- У нас? – регулятор «невозмутимость/крутость» вывернут на максимум.

- Зачем ты уехала? – он не сбавлял методичности вопросов.

- Захотела, - деланно беспечно пожала плечами Полина. – И потом, почему я должна  перед тобой отчитываться?

Он медленно повернул голову в ее сторону. Выражение серо-зеленых – ближе к зеленым почему-то – глаз ей совершенно не понравилось.

- У нас же этот… - он наморщил лоб.  И произнес нарочито раздельно, по слогам:  - ро-ман. Не считаешь, что люди, у которых ро-ман, имеют друг перед другом некоторые взаимные обязательства?

- Таки у вас и договор на руках имеется?

Он вздохнул, и от этого вздоха Поля покрылась мурашками. Потому что теплый воздух его вздоха долетел до шеи. Потому что красиво поднялись и опали мужские ключицы в вырезе джемпера. Потому что поняла – сейчас ей вломят. Тихим спокойным размеренным голосом.

- Давай, мы поступим так, ПолинЛексевна. Если я тебя чем-то обидел – скажи. Если что-то не то сделал или ляпнул – скажи. Если тебе кто-то что-то про меня наплел  - скажи. Я пока не научился читать мысли, тем более – на расстоянии. Давай поговорим. Как два взрослых умных адекватных человека.

Каждое из этих слов вбивало гвоздь в гроб Полиной надежды хоть как-то отбиться от него. Нет, ничего у нее не выйдет. Это процесс она проиграет – Ракитянский будет методично и спокойно вытягивать из нее все. Капля за каплей, жилу за жилой. Стоит ли тогда длить агонию? Лучше сразу признать вину и надеяться на снисхождение суда.