Отец-одиночка поневоле

Оказывается, эта особа тоже умела толкаться грудью.

– Здравствуй, мама, – сказал я, распахнув пошире дверь и чудом избежал столкновения. Второй раз за сутки уступать женскому преимуществу не горел желанием. Впрочем, как и лицезреть родительницу, что ввалилась вихрем и тут же включила боевую сирену.

– Ты почему на звонки не отвечаешь?! – гаркнула она, и я поспешил закрыть дверь. У меня отличная звукоизоляция, но зачем давать пищу для пересудов? Соседи любят бесплатные шоу.

– Может, потому что я занят? – парировал спокойно и холодно. – И с чего такая паника? Я ведь не первый раз на звонки не отвечаю?

Точно так же я мог колыхать воздух где-то в жаркой пустыне, где глас вопиющего слышен только ему. Мама неслась дальше, явно желая застукать меня на «горячем». Будто я малолетний преступник, что под одеялом разглядывает картинки полуобнажённых девиц.

Я проследил за ней взглядом, а затем отправился вслед. Она чётко шла по азимуту – в кухню, где горел свет. Там-то она и застукала мой «грех» в виде маленькой Матрёшки и её несравненной тётушки в пикантном фартучке.

Да, ей шло это зелёно-цветочно-грибочное изобилие. Фартук я хороший приобрёл, оказывается.

На столе – горка блинов, сметана, джем – идиллия, короче.

– Та-а-ак, – затянула оперную арию маман, уничтожая взглядом тётю Алису. Та, к её чести, стояла и не дёргалась, не краснела и не заикалась. Не спешила заискивать и оправдываться, за что в моих глазах выросла до размеров Эйфелевой башни. – Эт-то что такое, я тебя спрашиваю?

– Не что, а кто, – я тоже не спешил менять спокойно-холодный тон на что-то более патетичное. – Это Алиса, познакомься, мам.

– А это кто? – не поспешила моя родительница проявлять чудеса вежливости и такта. Теперь она уставилась на Матрёшку.

– А это Маша, мам.

– Папа, это бабушка? – спросил наивный ребёнок.

– Папа?! – взвизгнула мать. – Бабушка?! – задохнулась и рухнула на стул, таращась на малышку во все глаза. – А где, спрашивается, Марина? Ты что, выгнал свою невесту в ночь, поверив каким-то шарлатанам?!

– Мы, пожалуй, пойдём, – не утратила ни спокойствия, ни силу духа Алиса, снимая фартук.

– Сидеть! Стоять! – рявкнул я, понимая, что пора показать, кто в доме хозяин.

Мать замерла, выпучив глаза. Матрёшка икнула и хлопнула ресницами. Алиса судорожно сжала цветочно-грибную «поляну» в руках и метнула в меня такую молнию, что, будь я не таким закалённым бойцом, то тут же рухнул бы оземь и превратился в волчка с серым бочком. Или ещё в кого похуже.

То, что мать явилась по навету моей дорогой невесты – видно и без бифокальных очков. Приблизительно представляю, что она наплела.

Мать моя, мягко говоря, Марину недолюбливала. Если совсем честно, то, на мой взгляд, ей ни одна девушка хороша не будет. Она в любой, даже самой идеальной, обязательно найдёт изъян и будет ковырять до тех пор, пока какая-нибудь незначительная мелочь не превратится в катастрофу всемирного масштаба.

Мать свято верила, что она а) бессмертна; б) слишком молода; в) ещё не готова к внукам. Она без конца проедала мне плешь из-за Марины, награждала её всевозможными нелестными эпитетами, прыгала на меня, что я слишком молод, чтобы жениться, а тут вдруг перешла «на сторону света». То есть из двух зол выбрала то, что, по её разумению, выглядело не так опасно. Для неё, в первую очередь.

– Значит так, – произнёс я зловеще. – Первое: никто никуда отсюда не уходит. За исключением тебя, дорогая моя мамочка. Ты, безусловно, свободна, как ветер. Второе: я сам буду решать, куда выгонять невесту и что делать со своей дочерью. Никто не имеет права мне указывать, а тем более, распоряжаться. Нравится тебе, мама, или нет, Маша – моя дочь. Не хочется тебе быть бабушкой – никто не неволит.

Мать судорожно сглотнула. Затем повнимательнее вгляделась в Матрёшку.

– Ну, глаза вроде как наши, – произнесла она неуверенно, а затем приободрилась. – Ну и ладно. Сдалась нам эта Маринка. Я всегда говорила, что она кукла крашеная, недостойная быть с тобой рядом. Манекен неживой. Глиста в скафандре по самую макушку. Молчу, молчу, молчу! – сделала маман жест, словно закрывала рот на замок. Затем снова зыркнула на Матрёшку. Та втянула голову в шею и ответно сверкнула глазами. – Наши глазки! – выдала мать торжественно, словно стояла в ЗАГСе и брачевала влюблённых.

Я её знал назубок: это не примирило мать с действительностью. Это её пока не касалось, как и тётку, что заключает акт гражданского состояния. Можно прокукарекать, а дальше пусть солнце не встаёт. Она, видимо, надеялась, что всё само собой рассосётся.

– Стыдно, сынок, родную мать из дома выгонять! – выдала она, натянув маску оскорблённой невинности. – Я, между прочим, о тебе беспокоюсь, а ты…

Далее её монолог захлебнулся под моим красноречивым взглядом.

– Я ещё вернусь! – пообещала она и гордо прошествовала вон.

Кто бы сомневался. Но сейчас важно было, чтобы она наконец-то ушла.

Мать без конца медлила, деланно всхлипывала и косилась. Надеялась, что моё чёрствое сердце дрогнет, а она получит хоть какие-то объяснения.

Кормить её внутреннего тролля я не собирался. Потом разберусь.

– А она ничего так, – кинула мать на выходе. – Приятная. Уж куда лучше твоей змеюки Маринки.

Высшая оценка для Алисы Селезнёвой по внутренней шкале маминых ценностей. Ничего – это пустое место, но оно предпочтительнее, чем змеиная сущность моей невесты.

Естественно, мать не понимала всей ситуации в целом, потому что ею не владела. Не знала, что Алиса Машке тётя. Что наше родство с ребёнком ещё по воде вилами писано. Хотя мой личный радар почему-то смирился с участью отца, несмотря на то, что всегда существовал процент моего непричастия к рождению малышки.

Но бразды из своих рук я выпускать пока был не намерен, а поэтому, закрыв за матерью дверь, вернулся на кухню, где меня ждали две маленькие женщины.

– Соскучились? – застукал я на горячем Алису, что, судя по всему, уговаривала Матрёшку отклеить маленькую попку от стула и настоять на своём – удрать по-тихому. Машка сопротивлялась.

Хм. Выражение лица у ребёнка очень знакомое. Я неоднократно видел это ослиное упрямство и упрямо выдвинутую вперёд челюсть. Кажется, вот только что лицезрел, минуту назад.

– Сделаем вот что. Ребёнку пора спать. Укладывайте – и поговорим.

Глава 11

Глава 11

Алиса

Я терпеть не могла подобный тип мужчин. Тиран и деспот. Авторитарный тип, который хочет, чтобы всегда было только так, как скажет он, даже если его решение ни в одни ворота не лезет.

Он даже с родной матерью не церемонился. Что уж говорить о нас – совершенно чужих для него людей.

Масяня – его дочь, – пискнула проснувшаяся некстати Справедливость, но я быстро затолкала её подальше. Об этом лучше я потом подумаю. Сейчас задача номер один – выбраться из логова льва.

Я бы его шакалом обозвала, но на падальщика он не тянул. На льва, впрочем, тоже. Но какие-то другие сравнения на ум не пришли.

В одном он был прав: Масяня ни в чём не виновата. Ни в этой дурацкой ситуации, что спровоцировала подлая Ирка, ни в том, что Евгений Алексеев меня бесил, а поэтому я молча подчинилась команде испечь блинов, а позже – «сидеть/стоять» и уложить Масяню спать.

Сна у ребёнка – ни в одном глазу – слишком много впечатлений. Но я знала отличный способ, как её умиротворить.

– Чистое полотенце, пожалуйста, – скомандовала в ответ тоном королевы. Пусть и этот недолев побегает вокруг нас.

Суетиться Алексеев не стал. К его чести, всё делал спокойно и чётко, чем вызывал невольное восхищение.

Поля умела выбирать мужиков. Красивый сукин сын. Может, кому-то он был бы не по нраву. Ирке, например. А у нас с Полиной вкусы сходились. Встреть я такого на улице, точно бы вгляделась или даже обернулась. И эти голубые глаза с мохнатыми ресницами – ну обалдеть не встать. Жаль, достались такому слишком уж властному господину.