Отец-одиночка поневоле

– У вас есть отличный шанс поправить её здоровье. Обследовать у лучших врачей. Заработать хорошую сумму в конце концов. При этом не надо будет делать ничего противоестественного или немыслимого. Всего-то заниматься девочкой, которая, по вашим словам, вам не безразлична. Или это не так?

Подкуп. Наглый и беспринципный. Шантаж. Манипуляция.

– Я устала, – сказала то, что на уме. Перехотелось с ним спорить, потому что вряд ли я способна сейчас что-то донести до твердорогого самца, что на двести процентов уверен в своей непоколебимой правоте.

– Вот и хорошо. Отправляйтесь спать. Утро вечера мудренее.

– Утром мне надо быть на работе.

– Без проблем. Сядем в машину, съездим в ваш город, напишете заявление на расчёт. Заодно сообщите родным, что у вас наметился карьерный рост в столице.

Всё у него просто. Ни тени сомнения. А я не знаю, что делать. Точнее, знаю: Машку я ему оставить не могу, а поэтому, как бы ни пыжилась, подчинюсь этому диктатору, хоть всё внутри сопротивляется.

Я бы всеми лапами упиралась, но умом понимаю: мне его не переломить. У него есть деньги, а значит – миллион возможностей меня сломать, отобрать ребёнка с концами. Я ведь знаю, что это он… тот самый, от которого Полина захотела родить.

У нас с ней на тему отцовства был всего один короткий разговор.

– Он просто такой… ух! От него детей рожать – удовольствие! Хороший.

Для Поли это был очень веские аргументы: ух и хороший. В двадцать лет только такие и действуют. Она, наверное, влюбилась в Алексеева без памяти, хоть ни разу об этом не говорила. И то, что не искала, не пыталась встретиться, я тоже знала.

– Зачем? – удивлялась она, когда Ирка пыталась на неё прыгать. – Он же как ветер: есть и нет. Он как мечта: сказочная и несбыточная.

Поля у нас сама была, будто одуванчик – лёгкая, воздушная, вечно куда-то летящая. И ко всем событиям в своей жизни она относилась философски: не страдала, не зацикливалась, а шла вперёд.

После рождения Маши она пару раз увлекалась другими мужчинами. А может, и больше. Но эти из «пары раз» были вполне серьёзными кандидатами на пост её мужа. Ни за одного из них она замуж так и не вышла. Не они её бросали – она их.

– Я ещё слишком молода, чтобы всю жизнь лицезреть кого-то одного рядом с собой! – и в этом Поля была вся.

– Ладно, – сказала я Алексееву. – Давайте с этой мыслью я пересплю.

Он посмотрел на меня подозрительно и пристально. Сурово даже, будто я пришла в его дом с неприличным предложением. Видимо, слово «пересплю» нашло в его душе гневное порицание. Моралист выискался.

– Что? – сдвинула я брови. – На мысль, тем более хорошую или здравую, вы не тянете, а с вами лично я спать не собираюсь. Покажите свободную кровать или диван в этом доме. Дайте одеяло и подушку.

Когда надо, я тоже командовать умею!

– Подъём в шесть часов, – заявил он зловеще. – Поднимаемся, завтракаем и едем вас увольнять.

Всё понятно. Я могу переспать с кем и с чем угодно, а господин Алексеев всё уже решил. Кардинально.

Глава 14

Глава 14

Я думала: рухну и сразу же усну. Действительность оказалась суровой тёткой: никак не могла улечься на новом месте. Диван мягкий, постель новая, подушка удобная, а я кручусь с бока на бок, злюсь. Меня от усталости шатает, а я никак не уговорю сон прийти и убаюкать.

Это потому что Машки нет рядом. Я привыкла, что она неподалёку. Я всегда засыпала под её тихое сопение. Иногда она ко мне в кровать забиралась – я разрешала. А тут… два дня как на иголках и вот третий – непонятный и со слишком новыми условиями, на которые я всё ещё не могу согласиться даже внутренне.

Я ведь не няня, не прислуга. У меня высшее образование, работа. Пусть не всегда всё гладко, пусть начальник противный, но я делала то, что мне нравится.

Конечно: если на весы положить родную племянницу и работу, понятно, что я выберу. Но что будет потом? Я ломала голову, понимая, что мысли, сомнения и страхи бесполезны, но избавиться от всего этого не могла.

Когда я наконец провалилась в сон, над ухом прогремел будильник. Я даже не знаю, сколько я спала – час или два?

– Я вас предупреждал, – стоял над душой Алексеев с будильником в руках. У него он допотопный, со стрелками, с противной пимпочкой вверху, что дребезжит, как пустая кастрюля.

– Выйдите, мне нужно одеться, – пытаюсь я держать лицо и отвечать с достоинством. Получается хрипло и недовольно. Я скриплю со сна. У меня глаза не открываются.

– Алиса! Мы едем кататься! – скачет на одной ножке Масяня.

Они, видимо, встали ещё раньше. Машка полностью одета. Одежда на ней новая. Я чувствую болезненный укол в груди. Так не должно быть!

Это и ревность, и отчаяние. Ребёнку всё нравится, а я чувствую себя нищей побирушкой. И это притом, что у малышки всё есть: и красивые платья, и разные игрушки. Но нет же, Ирка вырядила Машку как пугало. Пальто зачем-то старое надела – видела я его в коридоре на вешалке. Видимо, хотела, чтобы Алексеев думал, что ребёнок нищий и страдает. А я ведь всё самое лучшее… себе не куплю, а Машке – обязательно.

– Ну Алиса же! – стягивает Маська с меня одеяло, а я там почти голая. Мы нешуточно боремся. Машка заливисто смеётся, ей весело, для неё это игра, а господин Алексеев стоит, как злобный гоблин, никуда не уходит, пялится на нашу возню. Губы плотно сжаты – вот уж кто не в духе и смеяться явно не собирается.

– Выйдите же! – рявкнула я, всё же натянув одеяло до подбородка.

– У вас пять минут! – произнёс зловеще и, что-то буркнув под нос, выскочил вон, словно ему под хвостом наскпипидарили.

Дальше дело пошло лучше, хоть в пять минут я и не вложилась. Простите, господин Алексеев, – вела я внутренний язвительный монолог, – я вам не солдат, и штаны через голову натягивать не умею. К тому же, привыкла по утрам в душ ходить и волосы феном сушить, подкрашиваться и улыбаться себе в зеркале.

К сожалению, не до комфорта было, но душ я всё же приняла, краситься не стала, волосы пришлось оставить, как есть, а вещи надевать вчерашние. Точнее, уже позавчерашние, но это мелочи.

Пока я собиралась, господин Алексеев и барышня Масяня Селезнёва завтракали. Доедали мои блины, кстати.

– Вы свой завтрак пропустили, – заявил он мне. – Поэтому только чай или кофе – на выбор.

В желудке тоскливо завыло голодное нечто. Кажется, ела я очень давно.

– Я вам куплю что-нибудь по дороге, – «успокоил» меня добрый господин. От этого меньше есть не захотелось, но кофе с шоколадкой немного скрасил моё голодно-обморочное состояние.

– Ешьте, Маше всё равно нельзя, – облагодетельствовал меня великодушный господин.

А то, что ребёнок смотрел на меня тоскливыми глазами – ему без разницы. Приходилось поспешно давиться, почти не ощущая вкуса.

– Поехали уже, – сделала я последний глоток кофе, и мы наконец-то тронулись.

Машина у Алексеева шикарная. Даже я, не особо разбирающаяся в автомобилях, могу это понять. Да и сам он… дорогой во всех смыслах: запах, одежда, причёска, ухоженная небритость.

Когда я дошла до ресниц, то поспешно отвела взгляд. Дело даже не в том, что у Машки такие же. Им хотелось любоваться, замирать невольно. Особенно, когда он рот не открывал. А когда открывал, портилось всё очарование – невольное, конечно же. Бесячий и невозможный мужчина.

Жаль, что возвращаемся мы домой «под конвоем» и ненадолго. С другой стороны, надо искать положительные моменты. Например, можно будет заехать домой и взять нужные для ребёнка вещи. Одежду он, конечно, прикупил, но есть ещё любимые игрушки и всякие милые сердцу мелочи. Да и мне не помешает сложить чемодан, раз уж жизнь выкинула непредсказуемый фортель.

Чуть позже зазвонил телефон. Ирка.

– Ты где? – спросила она меня, как только я ей ответила.

– Домой еду, – сообщила сладеньким голосом.

– Только не говори, что ты забрала ребёнка! – орала она, как потерпевшая.

– А то что будет? – вежливо поинтересовалась я. Оказывается, злость на сестру никуда не делась.