Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 83

Несмотря на тяжелые телеги, запряженные неповоротливыми меринами, процессия двигалась довольно быстро, и Динка нагнала их уже тогда, когда Энзил показался на горизонте. Приблизиться к клеткам не удалось: гвардейцы ехали верхом ровным строем, окружая клетки со всех сторон.

«Ну ничего», — подумала Динка, двигаясь чуть позади процессии, чтобы не привлекать внимания. — «Когда-нибудь и вы остановитесь на привал». Издалека ей было видно только, что ва́ррэнов в клетках по-прежнему четверо. Ей хотелось надеяться, что они все до сих пор живы.

Когда она с ва́ррэнами целый день проводила верхом, то к концу дня она чувствовала себя измученной и буквально валилась с лошади. Однако сейчас, проведя день в седле, она не чувствовала усталости. В крови ее бурлил азарт и решимость. Она чувствовала себя сильной, самостоятельной и была уверена в том, что сделает то, что задумала.

Вскоре дорога расширилась, приближаясь к городу, и Динке пришлось сойти с нее. Пробираться по лесу, еще и ведя на поводу вторую лошадь, было сложно. То тут, то там попадались густые колючие заросли, глубокие овраги и поваленные стволы. Скорость ее передвижения значительно снизилось, и Динка обнаружила, что она снова стала отставать от каравана. А кортеж миновал город, не заходя в него, и двигался по дороге дальше.

Солнце уже ушло на ночлег, и лес накрыла густая ночная темнота, в которой лошади постоянно спотыкались, рискуя упасть и повредить себе ноги. И Динка не решалась выбраться на дорогу, опасаясь, что гвардейцы заметят преследование.

Но вот на пути каравана показался постоялый двор, заманчиво светящийся теплыми желтыми окнами. Динка с облегчением вздохнула. Сейчас они, наконец-то, остановятся на ночлег. А она сможет, спрятав лошадей в лесу, пробраться к клеткам и снова попытаться исполнить задуманное. Вряд ли здесь, среди леса и вдали от поселений, клетки будут охранять также тщательно, как и в деревне.

Динка уже воображала себе, как она, никем незамеченная, подберется к клеткам, подковырнет ножом петлю замка и откроет дверцу. Постоялый двор окружал густой еловый лес, в котором легко можно будет спрятать даже раненых. И только к утру гвардейцы обнаружат пропажу. Тогда, когда ва́ррэны будут уже далеко.

Но её надеждам не суждено было сбыться...

Кортеж, едва остановившись, снова тронулся в путь. Примерно одна вторая часть гвардейцев отделилась от каравана и направилась в сторону постоялого двора, а остальные, как ни в чем не бывало, продолжили путь по темноте, освещаемой лишь светом ущербной луны.

Динка закусила губу от досады. Они собирались идти днем и ночью, отдыхая частями, а затем нагоняя караван и сменяя друг друга. Динка у себя была одна, и ей уже требовался отдых. Ночь перевалила за середину, кони спотыкались, и брести дальше по лесу было рискованно.

«Ну что ж, если отдохнувшие гвардейцы рассчитывают нагнать караван утром, то и я сделаю точно также», — решила про себя Динка. К тому же, если караван за ночь уйдет далеко, то хотя бы часть пути можно будет проскакать по ровной дороге, не ломая лошадям ноги об коряги и кусты.

Она выбрала в лесу недалеко от дороги полянку почище, распрягла, почистила, накормила лошадей, не забыв стреножить их. Огонь разжигать сил не было, поэтому она наскоро пожевала сухарей, запивая водой из бурдюка, нагребла кучу опавших листьев на постель и, обернувшись своим плащом, собралась рухнуть без сил.

Но тут ее внимание привлекло то, что лошади насторожились. Динка замерла и прислушалась, но вокруг было тихо. Однако повода не доверять лошадям не было — слух у них был гораздо острее человеческого. На Динку вдруг навалился животный страх. Ночью в лесу… Совсем одна… Маленькая и беззащитная… Каждая тень казалась хищным зверем. Каждый шорох отдавался в ушах. Динка, пятясь и загнанно озираясь, обходила свою стоянку. Но хищники, словно притаились за кустами, ожидая удобного момента, чтобы наброситься и разорвать ей глотку.

Страх нарастал лавиной, парализуя сознание. Она никогда в своей жизни не оставалась одна. А сейчас рядом не было совсем никого. Осознание своего одиночества среди дикого нехоженого ночного леса било по нервам, заставляя испуганно вздрагивать от едва уловимых звуков.

— Эй, а кто тут у нас? — они появились неожиданно, словно две тени, отделившиеся от стволов деревьев. — Смотри-ка, Ворон, какая здесь малышка, и совсем одна.

Первое, что испытала Динка — облегчение. Это всего лишь люди. Не дикие звери, не лесные духи, не призраки. Она замерла, часто дыша и вглядываясь в незнакомцев, которые обходили ее по дуге с двух сторон, заходя за спину.

— Может в сумочке у нее есть чем поживиться? — хрипло отозвался тот, которого назвали Вороном. — Дай-ка ее сюда.

Тот, который заговорил первым, сделал быстрый выпад в Динкину сторону, сорвал с ее плеч сумку и стремительно отпрянул назад. Динка только вскрикнула, беспомощно взмахнув руками.





— О! Да тут кое-что есть, — проговорил первый, взвешивая сумку на руке, а затем швыряя ее напарнику.

— Отдайте! Это мое! — закричала Динка, сжав кулаки что было сил. В своем страхе перед ночными кошмарами она и забыла, что люди могут быть ничуть не менее опасными, нежели дикие звери.

Но разбойники только захохотали. Динка чуть не плакала. Какая она была самонадеянная, думая, что сможет выжить одна. Беспомощная, бесполезная, слабая. Страх и неуверенность вновь затопили ее душу, покрывая спину липким холодным потом, и вытесняя былую решительность. Что она, девчонка, может противопоставить двум крупным мужчинам?

— И лошадки неплохие, — говорил тем временем Ворон, осматривая копыта и заглядывая в рот лошадям. — А зачем тебе две лошади, если ты здесь совсем одна? — спросил он, оборачиваясь через плечо.

Динка поняла, почему они медлили и не накинулись на нее сразу. Они видели двух запряженных лошадей, и боялись, что у нее где-то есть спутник, способный дать им отпор.

— Потому, что я не одна! — прошипела она, не особо надеясь на то, что ее обман сработает. — Мой мужчина скоро придет, и тогда вам не поздоровится!

Второй разбойник медленно обходил по периметру ее стоянку, внимательно вглядываясь в землю. Динка провожала его взглядом, стараясь предугадать его дальнейшие действия.

— Она лжет, — облегченно сказал он, выпрямляясь и расслабленной вальяжной походкой приближаясь к Динке. — Здесь только ее следы. А вторую лошадь она вела на поводу. Наверное, это просто запасная лошадь.

Ворон не ответил, сидя к ней спиной, копаясь в ее сумке и вытряхивая ее содержимое на землю.

— Ну что, смелая крошка, повеселимся немного, раз ты совсем одна, — оскалился первый, демонстрируя гнилые зубы.

Динку от страха будто парализовало. Она понимала, что нужно что-то сделать. Хоть что-нибудь! Бежать, кричать, сопротивляться. Но она застыла посреди поляны, как испуганный зайчонок. И во все глаза глядела, как разбойник неторопливо приближается к ней. Он подошел вплотную, и Динка ощутила удушливый запах его немытого тела.

— Я люблю трахать маленьких послушных девочек. Ты ведь такая? — похабно ухмыльнулся он, хватая ее за подбородок и поднимая вверх ее лицо.

Она обреченно закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Ожидание боли душило ее, не давая вдохнуть. Чужие руки принялись жадно ощупывать ее тело.

— М-м-м, а она ничего, мягонькая, — промычал разбойник, разворачивая Динку к себе спиной и пытаясь стащить с нее дорожные штаны.

Динка не сопротивлялась. Мягкая и податливая, тогда не будет больно. Этот урок был вбит в ее тело с самого рождения. Чужие грубые руки скользнули под штаны и сильно сжали ягодицу. Прикосновения к телу не к месту вызвали воспоминания о Шторосе. Он, в отличие от разбойника, никогда не делал ей больно, хоть и грозился. Шторос… Если бы он был здесь!

У Динки на глаза навернулись слезы. Не было никого, кто спасет ее. Она лишь игрушка в чужих руках. Кто угодно может схватить ее и сделать с ней все, что захочет. И она ничего не могла с этим поделать. Лапающий ее тело разбойник вызывал страх и отвращение, его прикосновения причиняли боль, и Динка, чтобы хоть как-то пережить то, что последует дальше, отстранилась от гадких ощущений, погрузившись в себя. Снова в памяти возник Шторос, и она цеплялась за его образ, как за спасательный круг среди бурлящего в душе ужаса. Вот он, наверное, ничего не боится ни в том мире, ни в этом.