Страница 27 из 37
И вот Питер Томпсон возник передо мной — худой и высокий, с печальным, осунувшимся лицом.
Его карие глаза скрывались за линзами самых мощных очков, которые мне когда-либо приходилось видеть.
«Дункан, — снова прошептал он, — ты помнишь, сколько раз ты колотил меня за последние три года?»
Я покачал головой во сне. «Много, много раз», — произнес Питер с отвратительной улыбкой. Затем его лицо стало меняться. Его кожа позеленела, приобретя сначала салатовый, а потом изумрудный оттенок; глаза удлинились и изогнулись, став похожими на крылья большой оранжевой бабочки…
— Броксхольм! Не трогай меня! — завопил я и проснулся. Правда, лучше от этого мне не стало, поскольку, открыв глаза, я увидел самого себя, глядящего на меня сверху. Однако мое лицо было бесцветным и от него исходило бледное зеленоватое сияние.
Я моргнул. Другой «я» тоже моргнул. Я закричал от страха.
— Пуут! — произнес другой «я».
Кричать уже не было сил, поэтому я откатился в сторону. Меня снова напугал светящийся слизняк, свесившийся с лабораторного стола, под который я свалился, когда потерял сознание. Но он не просто свисал оттуда, он к тому же имитировал мое лицо! Оставалось надеяться, что он не умеет запоминать образы, а потом показывать их, словно фотографии. Меня передернуло, когда я представил себе пришельца, потирающего руки и восклицающего: «Ага! Значит, это все-таки был Дугал!»
Я встал, потирая затылок. Слизняки, запоминающие человеческие лица, — с ума сойти можно! В голове у меня вертелась глупая, но почему-то угрожающая фраза: «А вот синица, которая часто ворует пшеницу, которая в темном чулане хранится в доме, который построил Джек». Отогнав ее прочь, я расположил свои вопросы в следующем порядке: 1) как засунуть слизняка обратно в холодильник? 2) сколько времени я спал? 3) сработал ли аппарат, и если да, то насколько я поумнел? и 4) что мне делать дальше?
Первым делом я решил убрать аппарат на прежнее место. Отсоединяя провода, я украдкой следил за слизняком, выползшим из-под стола и в свою очередь следившим за мной (глаз у него не было, но я чувствовал, что за мной наблюдают).
— Оставайся здесь! — приказал я ему.
— Пуут! — отозвался он.
Я сложил аппарат и вкатил столик обратно в стенной шкаф. По дороге мне пришло в голову, что в аппарате для прочистки мозгов может находиться специальный счетчик, взглянув на который Андромеда Джонс может узнать, сколько единиц умственных способностей было выдано на-гора. «Так, — подумал я — Раньше я не думал об этом — значит, аппарат сработал. Что же дальше?
Новые размышления причиняли беспокойство, но, по крайней мере, я постоянно думал о чем-то — например, о том, почему мисс Джонс применила аппарат именно ко мне. Вряд ли по доброте сердечной, даже если ее сердце похоже на человеческое. От этой мысли меня бросило в жар, однако где-то в глубине моего существа зрело убеждение, что я поступил правильно, перехватив инициативу. Допустим, мисс Джонс прочистила мне мозги ради эксперимента. Лучшее, что я мог сделать для своей защиты — сделаться еще умнее и обмануть ее ожидания.
Я остановился и закрыл глаза. Насколько же я поумнел? Трудно сказать. Есть ли способ это определить? После первой прочистки мозгов прошло около суток, прежде чем я стал лучше соображать. В ушах у меня все еще звенело, кожу головы покалывали маленькие иголочки. Похоже, машина стимулировала мой мозг, заставив его отрастить новые синапсы и укрепить нейронные связи.
В следующую секунду я раскрыл рот от удивления. Откуда я мог знать про синапсы и нейронные связи? Нужные слова как будто сами собой возникли в моем сознании. Может быть, аппарат вкладывал мне в мозг новую информацию, вроде тех подсознательных сообщений в радио- и телерекламе, из-за которых в последнее время поднялась такая шумиха?
Я поежился, а вслух произнес:
— Подумаем об этом завтра, как говорила Скарлетт О’Хара. Разрази меня гром! Это случилось снова! Раньше я никогда не цитировал героев книг или кинофильмов, разве что иногда зловеще обещал:
«Я еще вернусь», как Шварценеггер в «Терминаторе». Откуда это взялось?
Ладно, не важно. Пора убираться из лаборатории. Я взял плоскую пластиковую банку, поднял с пола крышку и подошел к слизняку.
— Залезай туда, — скомандовал я, поставив банку перед ним.
— Пуут? — жалобно осведомился он.
— Залезай! — повторил я самым свирепым тоном. Он то ли вздохнул, то ли булькнул, затем обмяк и перетек в банку и лег там, свернувшись, в таком положении, в каком я впервые увидел его. Вспомнив, как моя мама пользовалась такими банками, я нажал на края крышки, со щелчком вставив их на место, а потом надавил на ее центр, чтобы избавиться от лишнего воздуха. Изнутри послышалось тихое «пуут!».
Я поставил банку обратно в холодильник и вспомнил, что все еще ничего не ел. Желудок тут же возмущенно заурчал, требуя пищи. Один взгляд напоследок — кажется, все стояло на своих местах.
«Теперь домой», — подумал я, надевая кроссовки. Несмотря на весь тот шум, который я поднял сегодня вечером, я старался идти тихо, то и дело прислушиваясь. Наверное, это было глупо с моей стороны, но попробуйте-ка пережить то, что выпало на мою долю за последние несколько дней, а потом скажите, сколько в вас останется здравого смысла!
Я пошел к задней двери; мне не хотелось, чтобы какой-нибудь припозднившийся водитель заметил, как я выхожу из школы. Луна скрылась за облаками, и звезды ярко сияли в бархатно-темном небе. Посмотрев на них, я подумал о том, какую из этих крошечных блестящих точек Андромеда Джонс называет своим домом. Кажется, существует созвездие Андромеды — не в честь ли этого созвездия она выбрала свое имя? В таком случае ей не откажешь в хладнокровии.
Разумеется, раньше я просто не мог вспомнить название хотя бы одного созвездия, но сейчас это ничуть не встревожило меня. Наверное, я уже начал привыкать к своему возросшему интеллекту.
Я обошел вокруг школы. Трава намокла от росы, и когда я вышел на дорогу перед зданием, мои кроссовки тоже насквозь промокли. Где-то в отдалении трещал сверчок.
Мне нравится быть одному ночью. Ночью тихо, спокойно, и человек может чувствовать себя самим собой — не то, что днем.
Послышался бой городских часов. Два часа ночи! Пора брать ноги в руки — и вперед.
Но я не успел пройти и пары кварталов, когда рядом со мной притормозил автомобиль и глубокий мужской голос произнес:
— Садись, Дункан.
Глава двенадцатая
ОБВИНЯЕМЫЙ
Как только мое сердце вернулось из пяток в положенное ему место, я понял, что знаю человека, который сидит за рулем. Это был отец Питера Томпсона.
— Садись, — повторил мистер Томпсон. — Я подброшу тебя домой.
Я помедлил, но вовсе не потому, что не доверял мистеру Томпсону. Просто мне не хотелось слушать его разговоры о том, как ему не хватает сына теперь, когда Питер пропал без вести. С другой стороны, я устал и проголодался, и перспектива поездки домой вместо долгой прогулки пешком выглядела очень привлекательно. «Ладно, — подумал я — Игра стоит свеч; главное — побыстрей добраться до холодильника».
Содержимое нашего холодильника в тот момент интересовало меня больше всего остального. Я надеялся найти там еду, которая не плавает в банках со спиртом, не светится в темноте и не кричит: «Пуут!», когда ты прикасаешься к ней. Отец иногда называет наш холодильник «египетской гробницей», поскольку некоторые продукты лежат там по нескольку месяцев, а после этого отправляются на помойку. Когда он начинает ехидничать по этому поводу, мама говорит: «Послушай, Хэролд, если тебе не нравится, сам размораживай холодильник и следи за продуктами. Руки у тебя пока что на месте, хотя в следующий раз я за себя не ручаюсь».
Да, жизнь в нашем доме — это вам не сериал «Богатые тоже плачут»!